Учимся быть открытыми

Давайте вернемся к первому образцу «шоколада из нашей коробки конфет». Я еще не прожевал его, следовательно, многие из вас также могут продолжать его жевать. Этот образец – вопрос о том, как мы чувствуем мотивацию. Я думаю – поскольку я прошел через это в своем собственном развитии, – что нам кажется, будто чувствам нужно быть драматическими для того, чтобы существовать. Если они драматические, то они считаются чувствами, они существуют; если они не драматические, то они «не считаются» и их в действительности не существует. Я предполагаю, что на такое представление в некоторой степени повлияли кино и телевидение. Фильм не интересен, если показывают нечто очень сдержанное, не так ли? Он должен быть драматичным, с волнующей музыкой за кадром!

Иногда мы читаем буддийский текст, в котором говорится: «Нашему состраданию необходимо быть настолько волнующим, чтобы встали все волоски на нашем теле и чтобы слезы потекли из наших глаз». Однако мне кажется, что было бы довольно затруднительно постоянно жить подобным образом. Временами, когда мы думаем о создании мотивации, у нас возникает ощущение: «Я должен чувствовать нечто», – к этой теме мы будем очень часто возвращаться в эти выходные – к этому слову «должен». Мы думаем: «Я должен чувствовать что-то сильное. В противном случае, если этого не происходит, то по-настоящему я не создаю мотивацию». Между тем, когда мы создаем мотивацию, как правило, это всего лишь ощущение; по крайней мере, в моем случае это так. Оно обычно гораздо менее заметно, чем вставшие волоски на наших руках. Похоже, будет полезнее просто говорить с вами подобным образом – не выступать как с трибуны, а скорее делиться моим собственным опытом выполнения различных аспектов буддийской практики и тем, как я справлялся с типичными проблемами, характерными для большинства из нас, западных людей. Давайте так и поступим.

Учения постоянно говорят о том, что нам нужно стараться относиться к другим так, как если бы они были нашими матерями: «Считайте каждого своей матерью». Между тем, многие люди испытывают трудности во взаимоотношениях с матерью, поэтому мы можем заменить эту идею, или образ, нашим самым близким другом. Поскольку смысл здесь не в «матери», а в ком-либо, с кем мы связаны крепкой и положительной эмоциональной связью.

Устанавливая мотивацию, например сегодня, я пытаюсь думать о каждом в аудитории так, как если бы он был моим лучшим другом. Когда мы находимся вместе с нашим лучшим другом, нашим самым близким другом, мы не притворяемся. Мы не разыгрываем никакого представления и не прячемся за какой-либо маской или ролью, не правда ли? Кроме того, находясь вместе с нашим самым близким другом, мы искренне чувствуем что-то по отношению к этому человеку. Это чувство не всегда драматично, но оно есть.

Когда мы начинаем применять подобные учения: «Считайте каждого своей матерью», – в смысле: «Cчитайте каждого своим самым близким другом», – тогда у нас на самом деле начинает появляться некая мотивация. Это искренняя мотивация. Мы искренне хотим сделать что-либо полезное для этого человека. Мы хотим, чтобы наше время, проведенное с этим человеком, было содержательно и полезно для него или для нее – если, конечно, мы не слишком эгоистичны и не хотим использовать другого человека для своего собственного удовольствия или ради выгоды.

Кроме того, я нахожу, что, выполняя различные буддийские практики, в которых мы считаем себя равными другим или ставим себя на место других, я по-настоящему не испытываю переживаний на уровне сердца, если я практикую их в форме визуализации, а мои глаза закрыты. Конечно же, я могу закрыть глаза и визуализировать своего самого близкого друга; но это совсем не то же самое, как если бы я обращался к людям передо мной или к вам прямо сейчас. Я нахожу эти практики гораздо более эффективными, если выполняю их с открытыми глазами и смотрю на людей.

Когда мы практикуем одни, то это, конечно же, другой случай. Мы можем смотреть на фотографии людей, если нам сложно их вообразить. Я думаю, что это совершенно нормально. Однако даже если мы визуализируем, я считаю, что полезнее пытаться визуализировать отдельных, конкретных людей, чем просто абстрактных «всех чувствующих существ». И я стараюсь делать это с открытыми глазами, не отгораживаясь от мира вокруг меня, закрыв их.

Если мы изучим наставления, касающиеся визуализации в практике тантры, например на стадии зарождения в ануттарайога-тантре, крайне важный момент состоит в том, что эта практика должна совершаться с использованием сознания ума. Она не должна выполняться с использованием сознаний чувств. Способность визуализировать на уровне сознаний чувств появляется только на стадии завершения. Стадия завершения относится к очень высокому уровню и требует управления энергетическими ветрами наших сенсорных клеток так, чтобы они создавали образы визуализации. Это означает, что на стадии зарождения мы не меняем способ восприятия вещей; мы меняем способ концептуализации, или воспринимаемого нами. Мы иначе представляем себе это. Например, вместо того чтобы представлять себе наблюдаемое в его обычных формах, мы представляем его в качестве божеств, или медитативных образов будд.

Я надеюсь, что у вас появляется понимание того, что для работы с Дхармой любым осмысленным способом нам необходимо собрать вместе все, чему мы научились с самого начала. Это означает, что, визуализируя кого-либо в качестве божества или, в нашем случае, визуализируя каждого в качестве нашего самого близкого друга или нашей матери, первое время мы не меняем своего чувственного восприятия данного человека. Мы просто меняем способ, которым представляем этого человека, когда его видим.

Тем не менее, если мы смотрим на человека и не понимаем: «Что мы имеем в виду под концептуализацей этого человека? Что такое концептуальное познание?» – то нам нужно обратиться к учениям лориг (blo-rig) о способах познания. Из них следует, что концептуальное познание – это такое познание, с помощью которого мы соотносим объект перед нами – скажем, физический предмет, – с идеей категории. Однако простое размышление об идее категории «лучший друг», когда мы соотносим эту категорию с умственным образом кого-либо, не обладает такой же силой, как, скажем, когда мы думаем об этой идее и в то же самое время действительно смотрим на человека.

Поэтому эффективнее будет выполнять эти медитативные практики с открытыми глазами, глядя на людей. Я не могу в достаточной степени выразить важность этого! Это по-настоящему меняет различные практики. Об этом явно говорится в тибетских учениях махаяны: «Выполняйте медитации с открытыми глазами». Многие люди не принимают этого всерьез, поскольку это нелегко сделать. Для некоторых весьма благоприятна индивидуальная медитация с закрытыми глазами. Если они легко отвлекаются, наличие других людей вокруг будет сильно им мешать. Но если мы немного более устойчивы, такая практика становится очень действенной, когда мы применяем ее к людям в реальной жизни.

В нашем конкретном примере создание мотивации – здесь, в этой комнате, для меня – означает, что я смотрю на вас перед собой и представляю вас и свое отношение к вам так, как если бы вы были моим самым близким другом. Если вы на самом деле мой лучший друг – я не могу подобрать красивого слова, только общепринятые, – я не стану говорить чушь. Я вынужден быть искренним. И тогда у меня естественным образом есть намерение принести вам пользу. Конечно же, мы также можем повторить про себя какие-либо слова, например: «Я действительно надеюсь, что это будет значимо и полезно для вас». Но это лишь сделает чуть более осмысленным то, что мы уже достигли, глядя на людей вокруг нас как на наших лучших друзей.

Я обнаружил, что при этом волосы не встают на моих руках. Это правда. Но все же есть нечто, что помогает в наших взаимоотношениях. Я считаю это основным способом, с помощью которого мы можем создать некое чувство для такого рода очень простых вещей, которые мы принимаем за данность: «Бла-бла-бла, я установил мою мотивацию». Обычно мы лишь читаем это нараспев по-тибетски, поэтому для большинства из нас даже произнесенные слова ничего не значат.

Пожалуй, мы можем выполнить небольшую практику. Я не хочу говорить все выходные один. Поскольку нас не так уж много, давайте сядем в круг. Когда мы сидим рядами, один за другим, мы склонны чувствовать неловкость, глядя на подушку или на затылок сидящего перед нами человека. Через какое-то время это становится по-настоящему странным. Если мы сядем в круг, то каждый из нас сможет видеть лица остальных.

Теперь мы можем попытаться установить нашу мотивацию. Опять же, фраза «установить мотивацию» звучит несколько искусственно, не правда ли? Выразим это другими словами – я переводчик, так что я люблю менять слова – мы «создаем настроение» для самих себя. И это настроение заключается в том, что мы находимся с нашим самым близким другом. На что это похоже – быть с нашим лучшим другом? Когда мы с лучшим другом, мы полностью расслаблены. Мы не «включены», мы не «на сцене», нам не надо на что-либо претендовать. Нам не надо играть какую бы то ни было роль, не так ли? В наших западных языках есть очень забавный способ выразить это, и он на самом деле звучит совсем не по-буддийски, но мы говорим, что «можем быть самими собой», что бы это ни означало.

Когда мы с лучшим другом, вся наша защита, вся оборона может разрушиться. Мы можем быть полностью открытыми, просто сопереживать и находиться рядом с этим человеком, не цепляясь за него. Это бесспорная радость – не драматическая радость, но бесспорная радость, и мы не чувствуем, что мы должны что-либо делать. Кроме того, мы испытываем искреннее желание быть полезными этому человеку. Нам очень искренне нравится этот человек.

Теперь мы пытаемся таким же образом смотреть на каждого в этой комнате. Мы соотносим идею с визуальным восприятием. Не выполняйте это упражнение с закрытыми глазами, поскольку в этом случае есть опасность, что оно не будет сопровождаться чувством. Глаза должны быть открыты, и мы должны действительно видеть людей вокруг нас. Это не означает, что наше визуальное восприятие изменилось каким бы то ни было образом. Нас сбивает с толку слово визуализация, и мы думаем, что должны как-то изменить наше ощущение визуального восприятия. Нам не нужно этого делать. Это вопрос познания в целом. О чем мы думаем или в каком мы настроении, когда видим других людей?

Я думаю, что нужно начать с ощущения расслабленности и покоя. Если такое ощущение появилось, то от защиты не должно остаться и следа, не так ли? Когда мы открыты, мы можем быть искренними. Давайте просто попытаемся добиться этого, глядя друг на друга.

[пауза для практики]

Затем мы придаем этому некий дополнительный оттенок с помощью чувства: «Пусть я буду полезен». Это чувство готовности помочь. Это важная составляющая. Это не: «Ой, я должен помочь, что мне надо сделать? Я не знаю, что сделать, я некомпетентен», – или что-либо подобное. Вместо этой отрицательной, навязчивой идеи мы ощущаем готовность помочь и открытость.

[пауза для практики]

Я считаю это ключом, руководством к тому, как начать чувствовать искренне. Это руководство состоит в том, что сначала нам нужно стать открытыми. Иногда мы боимся почувствовать что-либо, так как на самом деле не знаем, что в результате произойдет, – как будто мы вот-вот потеряем управление. Это большое прочное «я» за защитными стенами. Нам необходимо расслабиться. Это важно!

Расслабление не означает, что нам нужно просто расслабить наши мышцы или ослабить нашу напряженность на физическом уровне, хотя эта часть расслабления очевидна. Скорее, это означает быть расслабленным умственно; и это состояние происходит из понимания, хотя бы до некоторой степени, учений о пустотности, которую часто переводят как «пустота». Пустотность означает отсутствие невозможных способов существования нас самих, всех остальных и всего, что происходит вокруг нас. Никто и ничто не существует «прочно», само по себе, независимо от всего остального и отчужденно от происходящего.

На простейшем уровне, если мы можем ослабить чувство дискомфорта в общении с другими, неуверенность, занятость самими собой, это даcт нам идею о том, на что может быть похоже обладание некоторым уровнем такого понимания. Опять же, различные положения учения всегда должны соответствовать друг другу. Мы можем иметь некоторое понимание пустотности, даже если не изучали этот вопрос глубоко, поскольку у нас есть опыт взаимоотношений с нашим самым близким другом. Если мы таким образом устанавливаем мотивацию в жизненных ситуациях, то она работает.

Это означает, что мы изначально очень искренни в любых ситуациях, а не разыгрываем шоу. Мы не пытаемся продать себя, как будто мы подаем заявление о приеме не работу. Мы не примеряем на себя какое-либо поведение. Наоборот, нам полностью комфортно со всеми и со всем. Это из-за того, что нам, в сущности, комфортно с самими собой. Конечно же, все это зависит от нашего понимания самих себя. Это связано с нашим пониманием того, как существует наша личность, другими словами, с нашим пониманием пустотности. Наша личность свободна от любых невозможных способов существования. «Я» существую свободно от любых невозможных способов. Так же существуете и вы.

Можно возразить: «Хорошо, если я уберу свою защиту, не стану ли я уязвимым?» Я не думаю, что это так. Если мы воспользуемся примером из боевых искусств, то мы увидим, что, когда мы скованы и кто-либо бросается на нас, мы не можем быстро реагировать. Однако когда защитные барьеры в виде ощущения неудобства в присутствии других людей разрушены, мы полностью внимательны к происходящему. Это позволяет нам очень-очень быстро реагировать на все, что происходит.

Опять же, это вопрос работы с фактором страха, не так ли? Нам надо преодолеть страх, поскольку страх удерживает нас от того, чтобы стать открытыми. Мы боимся: «Если я не буду защищаться, то могу пострадать». Все потому, что в первую очередь мы заботимся о сохранении своих защитных барьеров, но, поступая так, мы фактически ущемляем себя. Впрочем, нам надо научиться этому на своем личном опыте и благодаря своему собственному пониманию. Это подводит нас к другой важной теме, к теме понимания.

Многие люди очень разочарованы рядом буддийских методов, особенно методов тибетского буддизма и, в частности, тибетского буддизма традиции гелуг. Я говорю здесь об акценте на логике и на понимании, полученном путем умозаключений. Однако здесь нечего бояться, поскольку мы постоянно пользуемся этим типом понимания. Понимание не обязательно предполагает трудный интеллектуальный процесс. Утром мы слышим звенящий будильник и понимаем, что пора вставать. Почему пора вставать? Потому что звенит будильник. Это цепочка осмысленной аргументации, а также способ, которым бессознательно работает мозг. Цепочка осмысленной аргументации понимания, что пора вставать, такова: «Если звенит будильник, то пора вставать. Звенит будильник. Следовательно, пора вставать». Мы можем выразить это в форме подобного логического рассуждения. Это не должно быть сложным интеллектуальным упражнением, которое мы проделываем, чтобы увидеть знак – именно это слово используется в тибетском языке, – знак или указание на то, что пора вставать. Звенящий будильник является знаком, на который мы полагаемся, чтобы понять, что пора вставать.

Точно так же, видение кого-либо в качестве нашего самого близкого друга является надежным знаком, или индикатором, позволяющим нам понять, что нет необходимости сохранять защитные барьеры. Поскольку нам нечего бояться и не надо разыгрывать шоу для данного человека. Как мы об этом узнали? Мы увидели знак и логически вывели это из знака. Знаком является то, что мы видим этого человека как нашего лучшего друга. Так что мы обрели понимание, полученное в результате простого умозаключения, а не трудного логического процесса.

Способность создавать чувства имеет отношение к пониманию. Многие люди действительно недоумевают по поводу того, как перейти от интеллектуального к чувственному. Это большая проблема для многих из нас, обладающих западным стилем мышления, которому свойственно разделять интеллект и чувства на две отдельные, почти несвязанные части.

Способ преодолеть эту сложность состоит в том, чтобы прежде всего понять, что выражение «чувствовать что-либо» имеет два аспекта: можно чувствовать истинность этого, другими словами, верить в то, что это истинно, и, во-вторых, можно обладать эмоциональным чувством, основанном на этой вере. Понимание чего-либо, вера в то, что это истинно, и переживание эмоций по отношению к этому следуют одно за другим. Независимость этих трех составляющих друг от друга – это невозможный способ существования.

Например, мы обретаем понимание чего-либо, опираясь на некий знак. Мы можем выразить процесс в логической форме: «Если я нахожусь с моим самым близким другом, то мне не надо защищаться. Этот человек – мой самый близкий друг. Следовательно, мне не надо защищаться». Поскольку это понимание основано на логическом рассуждении, мы могли бы назвать его интеллектуальным пониманием, но тогда потеряется суть. Суть в том, что, обладая этим пониманием, мы верим в его истинность – в то, что нам не надо защищаться от этого человека. На основании этой веры наша защита может начать ослабевать и мы можем почувствовать себя более расслабленно. Если наша защита не исчезла и мы не расслабились, то причина этого обычно в недостатке понимания или веры. Конечно же, могут быть и другие, внешние факторы, влияющие на нас, такие как беспокойство из-за чего-то другого, происходящего в нашей жизни в это же самое время. Однако я думаю, что вы поняли, что я имею в виду.

Нам необходимо определить, что означает «понимать что-либо». Если мы сможем это определить, нам будет гораздо проще установить связь между чувством того, что факт истинен, и эмоциональным чувством, основанном на вере в этот факт. Давайте попытаемся привести пример. Один пример у нас уже есть: это звенящий будильник. Мы понимаем интеллектуально, посредством умозаключения: звенящий будильник означает, что нам пора вставать.

Теперь попытайтесь сосредоточиться на том, на что похоже понимание, что пора вставать. Какие нюансы вы здесь находите?

Я каким-то образом узнаю, что мне надо вставать, если звенит будильник, и понимаю, что если встану достаточно рано, то легко выйду на работу. В противном случае я опоздаю.

Правильно, но теперь давайте пойдем глубже. Дело не только в чувстве долга или в чем-либо подобном. Это вторично. На более глубоком уровне нам надо работать с двумя основными эмоциональными моментами, касающимися веры в то, что именно мы понимаем, когда слышим звенящий будильник. Во-первых, это наше нежелание признать то, что мы слышим и понимаем, а именно необходимость встать. Это первый важный момент. Второй момент заключается в принятии решения признать реальность и на самом деле встать с кровати. Затем, могут присутствовать вторичные аспекты того, почему мы приняли это решение: из чувства долга, из чувства вины или по какой-то другой причине. Мы можем принять это решение по многим причинам, а затем указать на то, о чем вы упомянули.

Это не только чувство долга. Я на собственном опыте знаю, что если встану достаточно рано, то у меня будет время расслабиться и легче начать день. И поэтому, вставая с постели, я чувствую себя лучше.

Это очень важно, поскольку происходящее здесь основано на понимании: мы признаем разумность того, что нам надо вставать, когда звенит будильник, и мы принимаем решение встать. Мы понимаем, что если мы встанем, то можно будет спокойнее выйти из дома и не волноваться, как это бывает в случае, когда у нас есть только две минуты, чтобы все собрать и выбежать из дома. Так как есть определенные преимущества в том, чтобы встать немного раньше и мы понимаем эти преимущества, решение встать кажется нам комфортным. В любом случае, реальность такова, что нам надо вставать, чувствуем ли мы по этому поводу негодование или комфорт. Мы чувствуем негодование, когда думаем о неприятностях вставания: мы больше не сможем лежать в нашей теплой, уютной постели. И мы чувствуем комфорт, когда мы думаем о преимуществах того, чтобы встать сейчас.

Если мы посмотрим на структуру буддийских учений, то они всегда объясняют преимущества каждого положения. Есть преимущества в том, чтобы быть открытыми; есть преимущества в видении каждого в качестве своей матери; в том, чтобы помнить о драгоценности человеческой жизни; в том, чтобы помнить о непостоянстве и так далее. Нам необходимо понимать преимущества принятия чего-либо и веры в истинность этого. Опять же, речь идет в первую очередь о понимании. После того как мы поняли некое положение, нам по-прежнему необходимо работать над ним, чтобы принять его. Испытываемые нами эмоции будут окрашены в зависимости от того, согласны ли мы с истинностью нашего понимания, и от того, как мы принимаем это.

Принятие на самом деле является очень сложным вопросом. Нам может быть сложно принять то, что нам надо вставать каждое утро, как в примере с будильником. Мы можем быть знакомы с этой сложностью и из других примеров из нашей жизни, таких как желание съесть кусочек шоколада. Мы ищем по всему дому, но не находим хоть сколько-нибудь шоколада. Таким образом, логический вывод заключается в том, что в доме нет шоколада. Но в данный момент может быть довольно сложно согласиться с этим.

И второй пример: мы стоим перед закрытыми дверями нашего дома и ищем ключи по всем своим карманам и сумкам – они должны быть где-то там. Если же ключей нет ни в одном из этих мест, то это верный знак для логического умозаключения, что мы потеряли ключи или забыли их взять. Мы «заперты» снаружи. Это очень сложно принять, не так ли? Мы лихорадочно ищем снова и снова. Это довольно простые примеры. Тем не менее, когда нам нужно согласиться с тем, что не существует прочного «я», поскольку мы искали его везде и не смогли найти, то принять это не так легко.

Весь этот вопрос с переходом от понимания к подлинному эмоциональному чувству очень сложен из-за того, каким образом мы представляем себе этот процесс. Мы рассматриваем его так, как если бы мы переходили от чего-то интеллектуального к чему-то эмоциональному и как если бы эти два аспекта были независимыми друг от друга. Однако даже если мы представляем себе этот процесс как переход от понимания, которое мы считаем более конструктивным способом смотреть на вещи, к чувству, – он не является настолько легким из-за проблемы принятия того, что мы поняли.

То есть теперь вопрос в том, как мы учимся принятию. Давайте вернемся к нашему простому примеру. Как вы соглашаетесь стать открытыми? Что вы думаете?

Когда мы понимаем, что это полезно, то с этим легче согласиться. Чем больше мы понимаем, что это может быть полезно, тем легче нам согласиться с этим.

Хорошо. Мы соглашаемся стать открытыми и на самом деле пытаемся это сделать, когда понимаем и признаем преимущества открытости. Кто-нибудь еще?

Для того чтобы принять что-либо, вам необходимо самим это испытать. То есть вы просто сначала пробуете это. Возможно, вы прыгните в воду и пойдете ко дну, но, тем не менее, вам сначала необходимо иметь мужество попробовать, чтобы получить опыт погружения.

Это верно. Для того чтобы действительно стать открытыми, нам необходимо значительное мужество. Но даже для того, чтобы знать о возможности стать открытыми, требуется некоторое понимание, с которого можно начать. Понимание приходит из опыта переживания ситуации, в которой мы очень сильно пострадали в наших взаимоотношениях, из-за того, что не были открытыми. Основываясь сначала на этом опыте, а затем на чьем-то рассказе, и видя на чьем-то примере, на что похоже быть открытыми, мы обретаем мужество попробовать это самим.

Итак, теперь мы можем нарисовать небольшой штрих в той части нашей картины, где находится гуру, ведь мы получаем вдохновение благодаря примеру человека, который открыт и является подходящим учителем. Обратите внимание на то, что многие не являются подходящими учителями. На живом примере подходящего учителя мы видим, на что похоже быть открытым. Такой пример дает нам вдохновение и мужество попробовать это самим.

В детстве мы очень открыты, но из-за неприятных переживаний, из-за плохого обращения, мы постепенно закрываемся, постепенно возводим вокруг себя защитные стены. Поэтому сейчас, когда мы предположительно должны убрать эти защитные стены, детский страх все еще присутствует. Лишь теперь, когда мы встретились с буддизмом, мы пытаемся позволить себе стать открытым, однако мы все еще опасаемся, что другие могут злоупотребить этим.

Это как раз тот вопрос, который я хотел поднять. Как мы узнаем о том, что полезно быть открытыми? Как мы учимся чувствовать или делать это? Мы познаем преимущества этого, когда приобретаем опыт открытости. Так мы узнаем об этом. Но преимущества не всегда возникают мгновенно. Так что этот первый способ обучения не такой уж легкий.

Второй способ узнать об этом состоит в том, что иногда мы открываемся и оказываемся пострадавшими. Так же, как и в предыдущем случае. Иногда мы чувствуем себя пострадавшими: нами воспользовались. В таком случае нам надо попытаться понять, в чем наша ошибка. Зачастую, если мы понимаем, в чем ошибка, мы можем ее исправить. Была ли эта ситуация проблематичной потому, что мы были открыты, или потому, что было что-либо неуместное в нашем отношении к этой ситуации с точки зрения восприятия самих себя?

Давайте рассмотрим пример. Мы были с кем-то, и этот человек рассердился на нас. Мы могли подходить к этой ситуации двумя способами: с защитными стенами или без них. Мы можем думать: «Я был открыт, я был уязвим, мне сказали нечто злое, и я пострадал, – или: – Если бы я не был открыт, то не пострадал бы».

Нам необходимо как следует в этом разобраться, так как это по-настоящему странный ход мыслей. Как мы можем не чувствовать себя пострадавшими в случае, когда мы не были открытыми? На что это будет похоже?

На самом деле, мы бы пострадали в обоих случаях – как с защитными стенами, так и без них. Все зависит от того, как мы воспринимаем самих себя. Если кто-нибудь кидает в нас большой кусок грязи, а мы просто стоим на месте и грязь попадает нам в лицо, тогда это подобно восприятию себя очень «прочным» образом. Однако, если мы достаточно гибки и кто-то кидает в нас грязь, мы чуть-чуть смещаемся в сторону и не позволяем ей попасть нам в лицо. Злые слова пролетают мимо нас. Этот человек был в плохом настроении, и мы не принимаем сказанного им на свой счет.

Вот ключ: будучи гибкими и не принимая злых слов на свой счет, мы не позволяем им попасть нам в лицо. Но если мы обладаем очень прочным взглядом на самих себя, если мы негибки и принимаем все очень лично, тогда мы очень уязвимы, когда открыты, и все с треском попадает нам в лицо.

Если у нас есть это прочное чувство себя, принимающего все на свой счет, то наши защитные стены нас совсем не спасают. Мы или по-прежнему принимаем все на свой счет, или прячемся за ними, чувствуя страх и неуверенность. Мы неосознанно оказываемся пострадавшими или заглушаем в себе чувство обиды, хотя на самом деле внутренне мы обижены. Фактически мы очень обижены, хотя и отрицаем это. Это прочное «я» съеживается за защитными стенами. Поэтому нам необходимо как следует разобраться в происходящем. Что является причиной обиды? Причина обиды не в нашей открытости. Причиной нашей обиды служит наше заблуждение относительно прочного «я».

Возможно, интеллектуально я понимаю проблему и этот разговор о пустотности прочного «я». Однако в конкретной ситуации, когда я чувствую себя пострадавшей, я не могу применять свое понимание к этому чувству и не могу объединить его со своими чувствами. Например, если я чувствую себя пострадавшей, я понимаю: «Хорошо, эго не существует», – однако ничего не меняется, я по-прежнему чувствую себя пострадавшей. То есть это чувство не пропадает оттого, что я думаю о нем с точки зрения отсутствия эго.

Это правда. На пути есть этапы. Боль, страдания и прочее не исчезают мгновенно. Даже если мы обладаем непосредственным неконцептуальным постижением пустотности, это не означает прекращения нашего страдания. Это непосредственное постижение (mngon-sum) проникает в нас медленно, оно погружается внутрь в течение длительного времени, по мере получения нами обширного опыта, прежде чем оно устранит наше страдание. Существует большой разрыв между арьей – тем, кто обладает неконцептуальным постижением пустотности, – и архатом – тем, кто полностью и навсегда освобожденным от страдания. Дело в том, что нам не следует ожидать большего, чем позволяет естественный ход развития, в процессе которого каждый человек обретает освобождение. Это развитие проходит через этапы; это постепенный процесс.

Здесь нам необходимо вспомнить Первую благородную истину. Жизнь сложна! Это Первая благородная истина. Даже если мы понимаем пустотность, наши проблемы не закончатся моментально. Жизнь сложна! Страдания не исчезают мгновенно. Это долгий, постепенный процесс. Сначала мы будем чувствовать себя уязвленными, но разница в том, что мы не будем крепко держаться за это чувство. Если нам это удастся, чувство уязвленности станет проходить гораздо быстрее. Это заметная разница. Мы должны радоваться таким значительным результатам и в конечном счете, чем меньше мы будем держаться за это чувство, тем заметнее будет эффект. Это должно нас не расстраивать, а, наоборот, вдохновлять.

Есть еще один вопрос, который мне хотелось бы поднять и который относится к открытости. Это переживаемый многими людьми опыт, когда, став открытыми, они чувствуют, что всегда должны говорить «да» и не могут никому сказать «нет». Вместо того чтобы пострадать от другого человека непосредственно, они непреднамеренно перестают обращать внимание на свои собственные нужды, так как никогда не говорят «нет». Они оказываются пострадавшими косвенно. Знакомо ли вам это?

В такой ситуации нам нужно постараться понять, что говорить «нет» и заботиться о своих собственных потребностях не эквивалентно возвращению защитных стен. Конечно же, мы можем опять закрыться, тем не менее, это не означает, что мы действительно закрываемся. Мы по-прежнему можем быть полностью открыты, полностью восприимчивы и просто сказать: «Мне очень жаль, но я не могу сделать этого», – или: «Теперь мне надо отдохнуть», – и мы по-прежнему остаемся открытыми. Однако если у нас есть это представление о прочном «я», то проявляется «бедный я» и затем «меня используют» и мы очень расстраиваемся. Либо мы полагаем: «Если я когда-нибудь скажу “нет”, то другой человек бросит “меня”, поэтому я лучше промолчу». И затем мы направляем всю враждебность, вину и гнев внутрь себя, на это «я». Опять же, все это вращается вокруг идеи прочного «я» – заблуждения, которое необходимо оставить.

В моей жизни постоянно происходит кое-что другое. Я ожидаю, например, что: «Если я стал открытым, то другие люди тоже должны стать открытыми ко мне. Опасаться нечего – так почему бы им не стать открытыми?» И если они продолжают закрываться, я очень сержусь.

Когда вы это сказали, я подумал о двух вещах. Сначала о своей недавней беседе с женщиной в поезде. Когда я сказал, что преподавал буддизм и учил тому, как преодолеть эгоизм, она ответила: «Что плохого в том, чтобы быть эгоистичным? Если все эгоистичны, а я не эгоистична, то я просто глупа!» Вы сейчас говорите о том же самом; если каждый вокруг меня прячется за защитными стенами, а я открыт, то я просто глуп. Мой ответ ей был: «Хорошо, следуя этой логике, если все остальные ходят повсюду и стреляют в людей, а вы не ходите и не стреляете, то вы глупы». То есть, конечно же, мы должны быть немного более объективными в отношении преимуществ и недостатков того, чтобы стрелять в людей и чтобы отгораживаться своими защитными стенами.

Второе, о чем я подумал, – это пример моей мамы. Моя мама очень расстраивалась, когда смотрела новости по телевизору. Она смотрела новости и слушала обо всех убийствах, грабежах и насилии, произошедших за день, и очень сердилась: «Почему люди так поступают?».

Сейчас я думаю, что проблема здесь в самодовольстве. Мы можем быть самодовольны в очень выраженной форме. Моя мама не была такой. Однако мы также можем быть самодовольны на более тонком уровне. Это то, что, по моему мнению, относится к моей маме, – более тонкая форма самодовольства: «Я такая замечательная, а все остальные такие плохие». Опять же, я думаю, что все это вращается вокруг заблуждения относительно прочного «я». Другими словами, мы отождествляем себя с совершением полезных действий: мы открыты или мы не ходим повсюду, стреляя и грабя людей. Мы отождествляем прочное «я» с этим. Мы пользуемся этим для укрепления своей защиты, пытаясь обезопасить это «я». Затем мы применяем обширный механизм решительного неприятия других людей – тех, кто поступает другим способом, – чтобы попытаться еще больше обезопасить это «я» и сделать так, чтобы ему меньше угрожали.

Мы можем понять, как можно относиться к этому иначе, на следующем примере. Мы пьем воду из стакана – вот так. Наша собака пьет воду по-другому. То есть если бы мы увидели много собак, которые пьют воду, лакая ее языком из стоящих на полу мисок, разве это заставило бы нас чувствовать себя самодовольно, потому что мы пьем воду правильным способом, и считать всех собак плохими, потому что они пьют воду неправильно? Нет. Почему это нас не волнует?

С другой стороны, почему нас волнует то, что мы открыты, а все вокруг нас нет? Какая разница между этим и тем, что мы пьем воду не так, как животные? Я думаю, что разница – в отождествлении прочного «я» с определенной позицией. Нам не важен способ, которым мы пьем: это для нас незначительно. Поэтому нас не беспокоит то, как пьет собака. Но это прочное «я»: «Я очень стараюсь быть открытым и очень стараюсь быть “хорошим”».

Теперь мы можем добавить еще один маленький штрих в другой части нашей картины, чтобы обозначить то, что мы расстраиваемся, когда другие поступают не так, как мы. Этот штрих относится к вопросу «должен»: «Я должен делать это».

Существует другой подход. Если вы хотите быть уважаемым человеком и кто-то говорит вам: «Ты идиот», – то вы сердитесь. Однако если вы не хотите быть уважаемым человеком и кто-нибудь десять раз говорит вам: «Ты идиот», – то это не имеет для вас значения. Кроме того, если кто-то хочет по какой-либо причине отобрать вашу жену, а вы хотите, чтобы ваша жена оставалась с вами, то вы начинаете бороться. Но если вы думаете: «Хорошо. Если моя жена хочет уйти – ничего страшного. Я согласен с этим», – тогда, поскольку у ваc нет желания удерживать ее, вы не начинаете бороться.

Здесь нам надо различать две истины. Мы называем их абсолютной и обусловленной или глубинной и обусловленной истинами. С точки зрения глубинной истины мы действительно стараемся не привязываться к вещам, видя, что вещи не обладают прочным существованием. Тем не менее, с точки зрения обусловленной истины существуют «вещи, которые следует принимать, и вещи, которые следует отвергать». С обусловленной точки зрения полезнее быть открытым, чем закрытым, и полезнее защищать нашу жену, чем позволить кому-либо потревожить или забрать ее. Это не противоречит глубинной истине – тому, что мы не привязаны. Нам следует быть осторожными и не путать эти две истины.

Подошло время завершать нашу вечернюю сессию. Давайте закончим ее небольшой практикой и, выполняя ее, давайте будем смотреть вокруг и будем открытыми. Мы хотим быть открытыми, но не в смысле прочного «я» без защитных стен, когда любая грязь, брошенная в нас, – шмяк! – прямо в лицо. Скорее, наши защитные стены опущены и нет ничего прочного – о чем мы должны беспокоиться, чему может быть причинен ущерб. Между тем, очевидно, что мы здесь. Мы реагируем на все происходящее, не испытывая необходимости защищаться, крепко цепляться и чувствовать страх. Откуда берется страх? Страх возникает, когда мы думаем, что существует прочное «я», которому может быть причинен ущерб. В этом случае, конечно же, мы боимся.

Относительная истина состоит в том, что если кто-либо бросает в нас что-то, мы отходим в сторону. Если от нас слишком много требуют, мы говорим «нет». С относительной точки зрения мы справляемся с такими ситуациями, пользуясь распознаванием или способностью принимать объективные решения, а не субъективными самодовольными суждениями.

Если вы стали открытыми, имеет ли это какое-либо отношение к гибкости, то есть независимо от того, что мы слышим – хорошее или плохое, мы все же хотим помочь? Значит ли способность поступать таким образом, что мы обладаем гибкостью?

Именно. Только когда мы открыты, мы можем по-настоящему быть гибкими, спонтанными и так далее. Если мы закрыты, мы не можем отвечать на все свободно. В этом случае мы очень негибки. Мы ходим, окруженные защитными стенами.

Открытость означает значительную степень гибкости. Но она означает не только гибкость, не так ли? Открытость не означает только лишь гибкость?

Да, это не только гибкость. Это также означает, что мы действительно адекватны. Это означает много вещей. Все взаимосвязано. Мы можем быть более восприимчивы, когда мы открыты. Когда мы более восприимчивы, мы гибче. В случае, когда мы более искренни, другой человек чувствуют себя более расслабленно в нашем присутствии. Много вещей. Все они взаимосвязаны. Если мы открыты и действительно видим происходящее с другими людьми, нам гораздо легче обладать распознаванием (shes-rab), чтобы ясно видеть, что делать. Распознавание и искусные средства возникают естественным образом, когда мы открыты.

Даже если мы не можем создать такое ощущение открытости на основании понимания пустотности, мы можем создать его на основе видения лучшего друга в каждом человеке. Почему? Потому что различные способы путешествовать могут привести в один пункт назначения, различные причины могут вести к результату, которого мы хотим достичь – например, стать открытыми. Это следует из учений о пустотности причинно-следственной связи. Так что существует много различных путей достижения понимания и много различных уровней понимания, каждый из которых может быть полезен.

Итак, давайте попробуем создать эту открытость с точки зрения сострадания, глядя на каждого как на нашего самого близкого друга. И затем, если мы можем также создать открытость с точки зрения правильного понимания пустотности, то это будет еще полезнее. Эти две вещи – сострадание и мудрость – всегда связаны. Помните? Это образ двух крыльев.

Но если вы смотрите на другого человека как на вашего лучшего друга, то это значит, что вы должны взять на себя полную ответственность за этого человека, и поэтому, с этой точки зрения, возникает страх.

Почему мы боимся? Из-за прочного «я»: «Я не справлюсь». То есть это означает, что нам надо добавить еще один штрих к нашей картине, опять на стороне пустотности причинно-следственной связи. Стандартный пример, которым пользовался Будда, состоял в том, что ведро с водой не наполняется первой или последней каплей воды; оно наполняется сочетанием всех капель. Когда мы пытаемся помочь кому-либо преодолеть страдание, то результат не на сто процентов зависит от наших действий. Это было бы преувеличением «я». Результат происходит из сочетания многих, многих и многих причин.

С одной стороны, мы не говорим, что лишь мы одни несем ответственность, в том смысле, что если другим не стало лучше, то мы виноваты в неудаче. Однако, с другой стороны, мы также не впадаем в крайность, состоящую в том, чтобы ничего не делать. Мы содействуем настолько, насколько возможно. Но собираются ли другие преодолевать свои страдания или нет по большей части зависит от того, что они сами делают.

Опять же, эта тема позволяет нам добавить маленький штрих к картине, которую мы рисуем. Но мы будем погружаться все глубже и глубже в эту идею «я должен» завтра. «Я должен делать это. Я должен помочь им. Я должен быть в состоянии решить все их проблемы и так далее. И если это не работает и я не решил их проблемы, то я виноват в том, что сделал что-то не так».

И это естественным образом ведет к вопросу о Боге – вопросу, который является источником нашего мышления в понятиях «должен». Мы представляем, что, подобно Богу, мы должны быть всемогущими и быть в состоянии осуществить все что пожелаем, исключительно своими силами. Мы вернемся к этому завтра.

Итак, давайте закончим несколькими минутами, на протяжении которых мы будем открыты, не будем испытывать страха, и давайте затем пожелаем: «Было бы замечательно, если бы каждый мог быть открытым и не испытывал страха. Пусть каждый станет таким. Пусть я буду в состоянии помочь каждому стать таким».

Помните, что нам надо всегда спрашивать себя о том, чего мы боимся, почему мы напуганы и, конечно же, кто именно боится.

[пауза для практики]