Уоллес Ло (президент Мэрилендского университета): Добрый день, я Уоллес Ло, президент Мэрилендского университета. Я хочу поприветствовать всех вас, дорогих гостей, леди и джентльменов, в этот необыкновенный день. Как религии Земли, океан – это источник жизни, поддерживающий духoвное начало. Когда его разрывают ветра и волны, океан напоминает религиозное рвение. Сегодня состоится мирная встреча двух океанов: буддизма и суфизма. Это редкая и многообещающая возможность, и мы искренне благодарим всех наших гостей. Сегодня Его Святейшество XIV Далай-лама по-настоящему тронул сердца людей в нашем университете. Он делится с нами своим присутствием, сиянием простоты, доброты, хорошего юмора, и мы очень благодарны ему за это.
Сегодня мы предложим Его Святейшеству подарки от учёных другой традиции. Наши сотрудники Рошанского института персидских исследований при Мэрилендском университете – весьма состоявшиеся и многоуважаемые люди. Они несут нам вековые традиции, знания и веру. Я хочу поблагодарить декана Бонни Торнтон Дилл из Колледжа искусств и гуманитарных наук за предоставленную особую возможность. Декан Дилл признана во всём мире за свою учёность в области расы, пола, работы, семьи и бедности. Она глубоко привержена изучению личности в целом. Пожалуйста, поприветствуйте декана Бонни Торнтон Дилл.
Бонни Торнтон Дилл (декан Колледжа искусств и гуманитарных наук): Добрый день, я хотела бы добавить своё приветствие к словам президента Ло и поблагодарить вас за участие в этой особой презентации. Мы очень признательны Его Святейшеству Далай-ламе Тибета и высоко ценим возможность принять его в сегодняшней дневной программе «Встреча двух океанов: диалог о суфизме и буддизме».
Девиз Колледжа искусств и гуманитарных наук – «Быть всемирно мудрым» – подходящее определение для предстоящего события. Он означает охватывать мир как транснациональное пространство, стремиться понять движение людей и идей, а также принимать различие и многообразие в своей стране и в других государствах. Обретение мудрости в такой ситуации – серьёзный вызов, ведь мудрость требует использовать накопленные знания, чтобы расти не только интеллектуально, но также эмоционально и духовно. Как уже отметил сегодня во время своего выступления Его Святейшество, обрести мудрость означает понять, что за всем этим разнообразием стоит единое человечество, и, когда мы приобретаем мудрость, следует применять её во благо мира.
Ваше Святейшество, как человек больших знаний и опыта, использующий оба этих качества для поддержания мира, взаимопонимания и гармонии, вы олицетворяете наш идеал «Быть всемирно мудрым». Поэтому сегодняшняя встреча для нас особенная и мы надеемся многое узнать из предстоящего разговора. Вместе с Его Святейшеством в сегодняшней встрече участвуют Элахе Омидьяр Мир Джалали – основатель и президент Рошанского института культурного наследия; Фатима Кешаварц – директор Рошанского института персидских исследований Мэрилендского университета и заведующая кафедрой персидских исследований; музыкант Хоссейн Омоуми – мастер «нэй», или свистковой флейты; сидящая рядом вокалист Джессика Кенней; Ахмет Т. Кара-Мустафа – профессор истории Мэрилендского университета и сотрудник департамента академического развития Рошанского института персидских исследований; Карл В. Эрнст – выдающийся профессор (звание Кенана) из Университета Северной Каролины в Чапел-Хилл и содиректор Каролинского центра по изучению Среднего Востока и мусульманских цивилизаций.
Прежде чем мы начнём сегодняшнюю программу, я с удовольствием хотела бы отметить большой вклад досточтимого ламы Тензина Дондена. Лама Тензин – личный миротворческий эмиссар Его Святейшества. Его мудрые советы и знания логистики направляли наших специалистов на каждом шаге планирования сегодняшнего дня. Без него мы бы не справились, и люди часто так говорят, не имея этого в виду на самом деле, но я действительно, по-настоящему имею это в виду.
А теперь для меня большая честь представить вам д-ра Элахе Омидьяр Мир Джалали, которая сыграла важную роль в том, чтобы этот уникальный диалог на тему суфизма и буддизма состоялся. Основатель и президент Рошанского института культурного наследия, д-р Мир Джалали – непоколебимый сторонник сохранения и продвижения персидской культуры на протяжении всей своей жизни. Под её руководством Рошанский институт культурного наследия стал одним из ведущих учреждений по сохранению, распространению и преподаванию персидской культуры; он проводит исследования по всему миру и поддерживает подобные начинания в США, Европе и Азии. В 2007 году Рошанский институт культурного наследия сделал важный вклад в поддержку программы персидских исследований этого университета: улучшил учебную программу путём финансирования кафедры персидских исследований Рошанского института, предоставил стажировку выпускникам и стипендии студентам, а также сделал пожертвование на развитие персидских программ. В знак признательности такому великодушию, Центр персидских исследований в рамках Школы языков, литературы и культуры в настоящее время известен как Рошанский институт персидских исследований Мэрилендского университета.
Последние два года мне довелось тесно сотрудничать с д-ром Мир Джалали, и я узнала её как очень целостного человека. Она замечательная, добрая, скромная и решительная – я не стала бы говорить такие слова безосновательно, и для меня большая честь называть её другом. Расширяя сферу своей деятельности, д-р Мир Джалали, опираясь на свой многокультурный опыт, старательно содействует улучшению межкультурного общения. Она родилась в Иране, училась во Франции и США, получила степень магистра в Сорбонне и Джорджтаунском университете и докторскую степень с отличием в области лингвистики в Сорбонне. Она известный автор, её работы публикуются на французском, английском и персидском, которыми она свободно владеет. В дополнение к собственным сочинениям она посвятила огромное количество времени и сил, на добровольческой основе переводя суфийские тексты на французский и английский языки. В этом контексте она стала большим почитателем Его Святейшества XIV Далай-ламы и его приверженности общечеловеческим ценностям. Я с удовольствием представляю вам д-ра Элахе Омидьяр Мир Джалали.
Д-р Элахе Омидьяр Мир Джалали: Спасибо вам, декан Торнтон Дилл. Ваши замечания застали меня врасплох, поэтому даже не знаю, что и ответить. Ваше Святейшество, президент Уоллес Ло и почтенные гости, от имени Рошанского института культурного наследия с его миссией «Просвещение через образование» мы рады возможности внести свой вклад в это важное событие «Встреча двух океанов: диалог о суфизме и буддизме».
Большая честь, что мы находимся в присутствии Его Святейшества XIV Далай-ламы Тибета и что он вдохновляет и направляет наш диалог. Его Святейшество – образец мира и спокойствия; он учит людей всех стран решать проблемы человечества через преобразующее гуманное отношение, учит состраданию как основе мира во всём мире и осознанию общности целей и этики всех основных религий. Осознавая, что мир стал меньше и люди почти стали одним сообществом, Его Святейшество неустанно прилагает усилия к воспитанию чувства вселенской ответственности, которая помогла бы справиться с общими угрозами глобальной безопасности и экологии. Работу, которой он посвятил свою жизнь, продвигая такие ценности, как альтруизм, любовь, сострадание, и в частности его ненасильственную кампанию по прекращению китайского господства на его родине, удостоили Нобелевской премии мира в 1989 году.
Что касается меня, когда я впервые встретила Его Святейшество в индийском городе Дхарамсале, меня вдохновило не только его послание о мире и всемирном единстве, но также теплота и безмятежность его присутствия. Позже я читала его вдохновляющие труды, а также слушала его лекции и учения в течение нескольких дней в Тулузе во Франции и во многих других местах. Учения Его Святейшества стали для меня постоянным напоминанием об основных ценностях, высоких моральных принципах и практиках суфийских учений, которые я получала в юности. Я не претендую на то, чтобы быть экспертом в области суфизма: скорее, я искатель, ученик этой школы, многие годы посвятивший анонимному переводу суфийских текстов на французский и английский языки, чтобы поделиться ими с другими культурами.
Как учат суфийские мастера, «алейка бе калбека»: «Вы – это ваше сердце». Суфизм – это пробуждающий голос внутреннего духовного знания, охватывающий все нравственные наставления основных религий. «Суфизм» – западное слово, оно не в состоянии полностью охватить смысл персидского слова ирфан, происходящего от арабского корня арф и по смыслу включающее понятие арафа, то есть «знание», «познание» и «просветление». Мне кажется, в послании о внутреннем знании и альтруистической силе в каждом из нас много общего с учениями Его Святейшества. Исходя из общезначимых ценностей, я очень признательна Его Святейшеству за согласие принять участие в диалоге по вопросам суфизма и буддизма. Я выражаю благодарность Мэрилендскому университету и всем, кто так упорно трудился, чтобы сделать это событие возможным.
Я также с удовольствием представляю д-ра Фатиму Кешаварц. С прошлого года она занимает должность директора Рошанского института персидских исследований Мэрилендского университета и заведует кафедрой персидского языка и литературы Рошанского института. До этого она более двадцати лет преподавала в Университет Вашингтона в Сент-Луисе, где с 2004 по 2011 год возглавляла кафедру языков и литературы Азии и Ближнего Востока. Она родилась и выросла в Иране, в городе Шираз, получила образование в Ширазском и Лондонском университетах. Она автор удостоенных наградами книг, многочисленных статей в журналах и вдохновляющей поэзии.
Д-р Кешаварц расскажет о важности поэзии и музыки для выражения духовного в суфийских практиках и примет участие в приветственном «духовном подарке» Его Святейшеству, соединяя суфийское учение с дам (человеческим дыханием) и с тростниковой флейтой, самым простым и старым инструментом в мире. Пусть это знаменательное событие послужит началом «единства» всех конфессий и религий, основанных на общих человеческих ценностях, соединяющих нас вместе независимо от этнической принадлежности, пола и социального статуса. Спасибо. Слово д-ру Кешаварц.
Д-р Фатима Кешаварц: Спасибо д-ру Мир Джалали за любезное предисловие. Ваше Святейшество, для меня большая честь вместе с вами стать частью диалога суфизма и буддизма. Мы называем этот диалог «встречей двух океанов», так как верим, что буддизм и суфизм похожи на большие океаны с общими сокровищами и, нырнув поглубже, мы сможем там найти одинаковые жемчужины. Ваше Святейшество, в детстве, задолго до того, как я получила образование и стала учёным в области суфийской поэзии, моя семья позволила мне окунуться в мир суфийской поэзии, которая была всем – игрой, обучением, медитацией, поклонением. Сегодня вы говорили о важности образования, так вот, своей удаче получить образование в суфийской поэзии я обязана своей семье, а также другу и коллеге Устаду Хоссейну Омоуми, практикующему и учёному музыканту одновременно. Дар суфийской музыки он получил прежде всего от своей семьи, ещё до начала обучения. Устад Омоуми посвятил жизнь исследованию тайн инструмента нэй – персидской тростниковой флейты, позже мы немного о ней поговорим. Кроме того, его философия заключается в том, что следует не просто технически упражняться в музыке, а работать над глубокими педагогическими взаимоотношениями с учеником.
Также сегодня с нами мисс Джессика Кенней, вокалист и композитор, студентка многих духовных традиций, включая пение под яванский гамелан. Девять лет назад Джессика посетила выступление Устада Омоуми, влюбилась в персидскую суфийскую музыку и попросилась к нему в ученики. В течение девяти лет она была его студенткой. Джессика сказала, что за эти годы звуки обрели для неё иной смысл: теперь это не просто звуки, а то, что выражает глубокие мысли, заключённые в её чувствах. Как многие столетия говорили суфии, сочетание слов и мелодий может стать многим, например вратами к молитве, как будто открывая мгновение молитвы, пробуждая сокровенные мысли или то, что д-р Мир Джалали назвала «внутренним голосом», который засыпает и который нужно пробудить; для этого и используют музыку. Также музыка питает то, что вы сами называли «качествами сердца».
Как дыхание и сердцебиение, музыка – это универсальный язык. Поскольку он не нуждается в переводе, суфии рассматривают музыку как язык, на котором они могут общаться с целым миром. Люди, говорящие на персидском, живут с музыкой и обращают её в каллиграфию, как вы сами увидите, когда мы будем делать вам подарок. Они её цитируют, поют, преподают – это часть их жизни. Образы, рождающиеся из этой поэзии, – также часть их жизни, и очень важное изображение – образ нэй, самой тростниковой флейты. [Звучит музыка флейты].
Великий суфийский поэт XIII века Джалал ад-Дин Руми описал тростниковую флейту как человека – искателя и любовника, разлучённого с родиной, подобно тому как тростник покидает тростниковую рощу, чтобы стать флейтой. Как вы упоминали, согласно буддийской мифологии мы могли бы быть существами из света, но отделены от него и сейчас находимся в мире желаний, из-за чего забыли о своём небесном или световом происхождении. Руми считает также, что мы забыли, чему принадлежим. Мы так отвлеклись, что забыли о своём более высоком происхождении, но, слушая внутренний голос, можем о нём вспомнить. Вот почему Руми начинает свою самую важную суфийскую работу со слова «послушайте». [Играет флейта в сочетании со словами персидской суфийской поэзии].
Он говорит: «Послушайте историю об искренней боли тростника, ведь эта история любой разлуки. Поскольку меня забрали из тростниковой рощи, которой я принадлежу, через мою песню люди выражали печаль».
[снова звучит музыка и стихи]
Он говорит: «Пусть разлука разорвёт моё сердце на куски, чтобы я смог вложить боль тоски в слова, ведь каждый, оказавшись вдали от дома, непременно стремится с ним воссоединиться».
У суфиев поиском своего происхождения движет любовь: «Та сила, тот огонь, что придаёт моему голосу теплоту, – говорит Руми, – это любовь». Для суфиев любовь – не просто теоретическое понятие. Да, они могут много рассуждать о ней в теории, но это прежде всего опыт. Они верят, что мы должны позволить себе попробовать любовь на вкус. Понятие вкуса очень важно, ведь только благодаря ему мы узнаём преобразующую силу любви. Поэтому Руми говорит: «Когда проявляется любовь, сердце плачет». Она показывает себя, а не описывает или позволяет нам себя описывать. Эта тоска придаёт ищущему силы двигаться вперёд, но её нельзя объяснить или описать, поскольку у неё нет обличия.
Руми говорит: «Я много говорил, чтобы описать любовь, раскрыть её тайну, но когда полюбил, понял, что проделанная работа ничтожна, потому что любовь нельзя описать. Но когда испытываешь её, она оставляет на сердце след». Таким образом, задача суфийской музыки и поэзии – донести до ищущего вкус отсутствия формы, бесформенной красоты.
[снова музыка и стихи]
А сейчас, Ваше Святейшество, я бы хотела представить вам профессора Ахмета Кара-Мустафу, выдающегося суфийского учёного, профессора истории Мэрилендского университета. Он кратко расскажет об основных понятиях суфизма.
Профессор Ахмет Кара-Мустафа: Спасибо, д-р Кешаварц. Ваше Святейшество, уважаемые коллеги и гости, представить ключевые понятия суфизма Его Святейшеству – редкая возможность, и сегодня мне выпала такая честь. Буддизм и суфизм действительно два больших океана, но, так как в отведённое мне время нет возможности коснуться всех основных аспектов суфизма, я обращу ваше внимание на особенности суфийской мысли и практики, которые, как я считаю, перекликаются с буддизмом. Позвольте мне начать с того, что суфизм уделяет особое внимание личности. Без преувеличения можно сказать, что попытка владеть собой и изменить себя лежит в основе всех начинаний суфизма. Согласно суфиям, в каждом из нас есть духовный стержень, но, как правило, он скрыт за мелкими повседневными делами и находится в спящем состоянии, поэтому в повседневной общественной жизни мы часто эгоцентричны, эгоистичны. Но духовный стержень можно пробудить божественными знаками, которые находятся внутри и вокруг нас, и, как мы теперь знаем, суфии верят, что музыка и поэзия играют здесь особую роль. Однажды пробудившись, духовное сердце способно расти и постепенно замещать меньшее, низшее «я», которое изначально его подавило. Такой процесс управления и в итоге замещения низшего «я» духовным сердцем часто кажется долгим и тяжёлым путешествием, в течение которого сердце нужно заботливо и терпеливо воспитывать.
В этом путешествии суфий слой за слоем счищает социальное, повседневное «я», чтобы обнаружить за ним сердце, а затем совершенствует его, стремясь в конечном счёте с ним соединиться. Это путешествие от эгоизма к самоотверженности, от низшего «я» к высшей, преобразованной духовной личности – основа всей суфийской мысли и практики. Интересно, что в этом путешествии, по мере развития суфия от одной ступени к другой, он или она начинает воспринимать всех существ с чувством глубокого, экзистенционального смирения и непоколебимого альтруизма. Совершенствуя духовное сердце, суфий стирает все следы эгоизма и становится зеркалом, которое точно отражает бытие: всё едино, всё взаимосвязано, всех нас объединяет этот поиск, который мы называем «жизнь». Осознав это, суфий становится самоотверженным слугой, постоянно трудящимся ради улучшения судьбы других. Он или она стремится спасти людей из глубин эгоизма и направить к вершине взаимосвязанности. Суфий становится соединяющим узлом, или, точнее, зеркалом, отражающим глубокую взаимосвязь всего сущего. С исчезновением эгоизма открываются спрятанные в духовном сердце сокровищницы: любовь, сострадание, альтруизм, и суфий безоговорочно и бескорыстно раздаёт богатства из этих сокровищниц всем и каждому.
Как альтруистический узел, связывающий всех существ, суфий находится в гуще общественной жизни. Он не бежит от общества ни в уединение, ни в закрытые общины. Даже когда суфию требуется время для уединения, чтобы совершенствовать духовное сердце, он или она редко покидает обычную повседневную жизнь полностью. Приверженность обществу и совместной жизни – отличительная черта суфизма. По этой причине суфии объединяются в общины вокруг известных суфийских мастеров, отказываясь при этом отделяться от общества. Они живут как обычные люди внутри большого сообщества, городского или сельского. Их организации часто становятся буквально общественными центрами, предоставляя окружающему обществу все виды услуг: продовольствие, жильё, духовною и материальную помощь, религиозное наставничество, терапию, социализацию, образование и по-настоящему полезные развлечения.
Укоренение суфиев в обществе, их инстинкт быть вместе, вовлечённость в социальную жизнь означает завершение суфийского путешествия. Суфий победил и приручил низшее «я», заменил его на более высокую духовную личность и направил изливающийся из этой новой личности родник любви и сострадания на самоотверженное служение всем существам.
Я считаю, многое в суфийском путешествии перекликается с основными буддийскими идеями, так красноречиво и убедительно выраженными в той работе, которой вы, Ваше Святейшество, посвятили жизнь, и я с нетерпением жду ваших комментариев. Но сначала я хотел бы представить следующего докладчика, моего уважаемого коллегу и друга, Карла Эрнста. Как уже говорил наш декан, Карл Эрнст – из Университета Северной Каролины, он специалист в области исламских исследований и уделяет особое внимание Западной и Южной Азии. Его опубликованное исследование в основном посвящено трём областям: общим и критическим сторонам исламоведения, суфизму и индо-мусульманской культуре. Это большая честь, что ты сегодня с нами, Карл, поэтому передаю тебе слово.
Карл Эрнст: Спасибо большое, Ахмет. Действительно, для меня особая честь, что меня пригласили представить Его Святейшеству Далай-ламе замечания касательно прошлых и будущих встреч индуистов, буддистов и суфиев, и я благодарен за эту возможность. Несомненно, найдутся те, кто поставит под вопрос возможность подлинного взаимодействия этих духовных традиций, особенно с учётом того, что исламскому миру, в котором возник суфизм, иногда приписывают строгие убеждения. Возможно, люди действительно переживают из-за конфликтов между индусами и мусульманами, которые омрачили историю современной Индии, Пакистана и Бангладеш, и из-за конфликтов между буддистами и мусульманами в Таиланде, Бирме и на Шри-Ланке. И помимо воспоминаний о религиозных различиях существует простой факт самобытности: исторические традиции индуизма, буддизма и суфизма предполагают глубокую преданность определённым линиям учителей и местным центрам духовной силы, которые определяют духовные воззрения миллионов ищущих.
Хотя ранние европейские учёные предполагали, что суфизм произошёл от индуизма или буддизма, трудно отрицать, что большая часть суфийских практик глубоко связана с пророком Мухаммадом, с которого начались отношения мастера и ученика, а также с откровениями Корана, который суфии снова и снова читают как книгу сердца. Однако случалось, что немусульман также привлекали те учения суфизма, которые касаются всеобщих чаяний и устремлений человеческого духа. Так, христианский мыслитель XIII века Раймунд Луллий выучил арабский и написал труды о любви в суфийском стиле. Точно так же Авраам Маймонид, внук знаменитого еврейского философа, немало писал о внутреннем пути суфизма, тарикате, у которого, по его мнению, было много общего с иудаизмом.
Более того, на протяжении веков поколения персоязычных индуистских учёных работали в Могольской империи секретарями и изучали классическую персидскую поэзию. Поскольку персидская литература в значительной степени пропитана учениями суфизма, неудивительно, что многие из них были глубоко тронуты мистическими прозрениями Руми, Хафиза и других. Политические конфликты, преобладающие в современном мире, затмили эти истории об удивительных встречах суфиев и индуистов, к которым можно отнести и множество переводов с санскрита на персидский. Но я рад заметить, что учёные всё чаще изучают эти увлекательные случаи как важные примеры того, как на самом деле происходило сложное культурное и духовное взаимодействие.
Можно сказать, что для буддизма встреча с суфизмом – это возможная перспектива. В прошлом были моменты, когда диалог между суфиями и буддистами, вероятно, происходил, но был в высшей степени неполным. Суфийский учитель из Центральной Азии Ала уд-Даула Симнани под давлением монгольского правителя Аргуна был вынужден участвовать в дебатах с буддийскими монахами, хотя это было ему не по душе. Примечательно, что разработанная им система медитации, куда вошла визуализация предшествующих пророков в виде фигур из света внутри тела, перекликается с важными духовными практиками буддизма махаяны.
Официальное исламское учение давно отвергло идолопоклонство, на персидском известное как поклонение бхута, от слова будда. Однако эзотерические комментарии в суфийских текстах славят поклонение идолам, под которым имеется в виду обожание «истинного возлюбленного», будь то Бога или суфийского учителя. Непросто за одно мгновение подытожить устремления, объединяющие духовное видение индуистов, буддистов и суфиев, но можно предположить, что эта связь включает, как отметила д-р Мир Джалали и как вы сами упоминали, Ваше Святейшество, глубокое знание внутреннего духа, а также сопереживание и признание человеческой природы других. Это исторический момент, когда мы можем попытаться представить форму, в которой подобные духовные встречи могут происходить сегодня. Я с нетерпением жду размышлений Вашего Святейшества на эту важную тему. Спасибо.
Его Святейшество Далай-лама: Я знаю одного суфийского духовного лидера – не уверен, откуда он, но он живёт в Париже и несколько раз мы там виделись с ним на межконфессиональных встречах. Он очень приятный пожилой бородач. Довольно необычно, что, когда его совсем молодой сын захотел учиться, его отправили на несколько месяцев в Индию изучать буддизм. Кроме того, и сам старый мастер, казалось, действительно стремился узнать о буддизме больше. Это мой личный опыт общения с суфиями.
Возможно, после наших встреч люди скажут, что у определённых буддийских и суфийских практик много общего, но у меня нет особых знаний и опыта касательно суфизма. Вы сказали, что само слово «суфий» в переводе с персидского означает «знание» или «познание», и это показывает, что большое значение придаётся мудрости и анализу. Это похоже на буддийскую точку зрения, в частности на санскритскую традицию: всё становится более ясным благодаря анализу и исследованию. Так что одно из сходств – важность мудрости, а не просто веры. Кроме того, ваша презентация показала, что есть несколько уровней. На глубоком уровне вы говорили о чистой, альтруистической природе, а на более грубом – о разрушительных эмоциях.
Это указывает на необходимость исследования и дальнейшего устранения отрицательных эмоций. Если бы они были нашей природой, мы не могли бы обойтись без них, это было бы очень сложно. Таким образом, вы различаете глубокий и грубый уровни: с помощью понимания глубокого «я» можно уменьшить или устранить разрушительные эмоции грубого уровня. Это также похоже на буддизм. Ещё вы упомянули о воображении и визуализации, которые мы тоже используем.
Когда я услышал об этой программе, мне очень захотелось узнать о суфизме побольше. Мои знания в этой области равны нулю, но сегодня я получил несколько новых идей. Конечно, мои знания по-прежнему ограничены, поэтому я не уверен в дальнейших комментариях. В принципе, я считаю, что все основные религиозные традиции используют разные методы. Так, большинство теистических религий проповедуют абсолютную веру и полное подчинение Богу. Чтобы усилить веру, появилось понятие Бога как творца, где вы лишь часть его творения. Такая вера естественным образом уменьшает эгоизм. В буддизме для борьбы с эгоизмом мы отрицаем независимое «я». Это разные подходы, но они приводят к более или менее одинаковому результату – уменьшению эгоизма, который лежит в основе гнева, зависти, подозрений и других отрицательных эмоций. Поскольку крайне эгоистичные чувства служат источником проблем, все основные религии учат любви, состраданию, терпимости, прощению. Все религии с абсолютной верой в Бога описывают его как бесконечную любовь и, посредством твёрдого убеждения в величии этой любви, воодушевляют на практику любви и сострадания.
Судя по всему, сегодня мы акцентируем внимание на мудрости. Один лидер небольшой группы в Итаке, действительно замечательный человек, верил, что все различные традиции, в частности индийские, должны быть одинаковыми. Он полагал, что все их важные элементы не должны отличаться, и поэтому пытался показать сходство всех философий, но затем сказал мне, что пришёл к выводу, что сделать это крайне трудно. Так как мы были близкими друзьями, однажды, когда он жаловался по поводу своих попыток примирить все противоречия между философиями, я ответил, что, вероятно, это ненужный труд.
Все великие буддийские мастера задавали много разных вопросов другим древним индийским традициям и дискутировали с ними. Мастер Дхармакирти был по-настоящему заинтересован в том, чтобы изучить философские школы, с которыми вступал в диспут, но это оказалось трудным, потому что гуру передавал более глубокие объяснения лишь в устной форме одному-двум доверенным ученикам, они никогда не записывались и не передавались публично. Даже когда Дхармакирти ненадолго стал слугой индуистского мастера, получить тайные учения по-прежнему было очень трудно. Тогда он попросил жену гуру сказать учителю, что их слуга очень предан и хочет узнать больше, однако и это не сработало. Но затем жена придумала одну хитрость: она спрятала Дхармакирти под кроватью и стала задавать гуру вопросы, а Дхармакирти в это время слушал. Таким образом, великие буддийские логики сперва тщательно всё изучали и лишь затем поднимали различные вопросы в религиозных дебатах. Даже в пределах буддизма они поднимают много вопросов и спорят, поэтому сейчас существует четыре основных школы мысли, которые можно подразделить и дальше. В дискуссиях рождаются различные точки зрения. Поэтому я ответил другу, что это трудно, ведь все великие буддийские мастера с глубокими знаниями других традиций признали, что различия существуют.
Как говорится в классических индийских писаниях, среди многих мастеров, действительно опытных участников дебатов с другими традициями, было принято, что нельзя высказать несостоятельную идею, приписав её чужой стороне, а затем самим же её опровергнуть. Они тщательно изучали философию противника, чтобы правильно описать ту точку зрения, которую критикуют. На точное и подробное понимание доводов оппонента мастера они тратили много сил, а значит, принимали различия между философскими взглядами весьма серьёзно. Таким образом, различия есть, и нет необходимости всё делать одинаковым.
Как я упоминал, в буддизме есть различные философские взгляды, многие из них передал сам Будда; разные взгляды, но от одного учителя, от Будды. Я часто говорю, что Будда учил противоречивой философии не потому, что не был уверен и в один день учил одному, а на следующий день другому – конечно, нет. И не потому, что он запутался и учил разным воззрениям, чтобы запутать учеников, отнюдь нет! Просто это было необходимо. Даже у его учеников были разные предрасположенности, и они нуждались в разных подходах. В духовной сфере разные подходы означают разные философские взгляды, все они необходимы и служат прекрасной цели – сделать всё человечество более чутким и сострадательным. Такова моя точка зрения, в противовес тому, чтобы пытаться сделать всё единым и одинаковым.
Как упоминали суфийские специалисты, у буддизма и суфизма действительно есть сходства. Тем не менее, в буддизме, джайнизме и древней индийской философской традиции, известной как философия самкхья, нет понятия внешнего создателя: мы сами создатели. Всё происходит в результате нашей мотивации и действий. Но следует различать: поскольку в буддийской традиции, для того чтобы объяснить происхождение всего существующего очень важна причинно-следственная связь и обращение к принципу причинности, проводится различие между причиной происхождения живых существ и неживых, не чувствующих объектов. Хотя все они происходят в силу собственных причин в рамках закона причинно-следственной связи, боль и удовольствие могут испытывать лишь существа, способные познавать.
Конечно, в музыке и пении у всех традиций общая практика. Мы знаем по собственному опыту, даже если слова одинаковые или похожие, на слушателя по-разному действует то, как мы их произносим или сочетаем с музыкой. Это ещё одно сходство. Но иногда люди слишком привязываются к инструментам и к музыке и забывают подлинный смысл. Многие тибетские монастыри действительно любят ритуалы, ведь это возможность играть на инструментах, но при этом они не уделяют достаточно внимания изучению. В таких ситуациях, как сказал один тибетский мастер: «Люди цепляются за ветки и забывают заботиться о корнях».
Д-р Фатима Кешаварц: Ваше Святейшество, вероятно, поскольку вы очень мудро заметили, что есть как огромные сходства, так и различия, было бы интересно рассмотреть и их. Музыка, например, считается способом достичь «корней», она не для того, чтобы отвлечься. Другими словами, это инструмент, открывающий наше сердце, чтобы мы могли медитировать. Возможно, медитация больше похожа на музыку, чем на развлечения или времяпрепровождение, так что это своего рода форма молитвы. Как студенту суфийской традиции мне также хотелось бы задать вам вопрос: я росла, думая, что Бог – часть нас и что между нами нет границ. Это не творец, отдельный от меня, а источник света внутри, и если я буду заботиться о нём, лелеять его, то между мной и Богом границ не будет. Я думаю, без преувеличения можно сказать, что многие суфии считают, что мы живём в человеческом теле, но у нас есть возможность открыть дверь, и это будет подобно капле, падающей в океан: капли уже нет – есть океан. Поэтому я считаю...
Его Святейшество Далай-лама: Я думаю, вы упомянули особый уровень «я» – глубокий уровень, который буддийская литература иногда называет «природой будды»; это наш потенциал стать буддой или, можно сказать, Богом. Недавно, во время нескольких семинаров в Индии с моими друзьями-христианами я услышал, как один человек это толковал немного иначе. Он говорил, что Бог находится в нас и наши практики пробуждают его. Для меня это было новым, и, кажется, у суфизма та же идея: молиться и верить в Бога – это на самом деле способ пробудить его, что очень похоже на буддийскую практику.
Профессор Ахмет Кара-Мустафа: Именно это я пытался донести. По существу, это попытка снять обёртку, под которой мы прячем от самих себя то, что вы называете «глубокое я». Это открытие, что «всё едино» – что все мы взаимосвязаны, и оно рождает любовь, сострадание и самоотверженность. Но мы должны над этим работать, а молитва, песня, музыка – да, они подобны снятию обёртки.
Переводчик Его Святейшества Далай-ламы: Метафора снятия обёртки очень похожа, в буддийских текстах мы найдём точно такую же.
Профессор Ахмет Кара-Мустафа: ...и в суфизме тоже. На самом деле [голос женщины: «Лук, который вы чистите»], иногда приводят числа, чтобы показать, как это трудно: «70 000 завес» укрывают глубокую, скрытую истину, и вы должны одну за другой снять их, пока не обнаружите её.
Переводчик Его Святейшества Далай-ламы: В буддийских классических текстах говорится о 84 000 форм омрачающих эмоций.
Профессор Ахмет Кара-Мустафа: У вас больше [смех].
Его Святейшество Далай-лама: Даже количество сходится. Откровенно говоря, тексты рассказывают о 84 тысяч форм омрачающих эмоций, но, когда дело доходит до подробностей, объяснение гораздо более общее: приводится классификация, что эта 21 тысяча относится к этой категории, а другая 21 тысяча – к другой [смех].
Профессор Ахмет Кара-Мустафа: По сути, в путешествии суфия всё точно так же: путь разделяется на более длинные стадии и ступени, и на каждой из них есть ряд препятствий, и вы работаете с ними, надеясь в конечном счёте достигнуть духовного сердца. И как только вы это сделаете, личность, эгоцентричное существо исчезнет, от него ничего не останется: как капля, достигнув океана, становится с ним единой. Я думаю, что это идея и это...
Его Святейшество Далай-лама: Если снова говорить о параллелях, в буддийских текстах используют метафору не столько «капель», сколько различных потоков, соединяющихся в океан.
Профессор Ахмет Кара-Мустафа: Да, определённо.
Доктор Фатима Кешаварц: Ваше Святейшество, в книгах вы цитируете стихи и литературные произведения. Мне интересно, вы использовали поэзию для вдохновения и медитации, является ли это частью вашей традиции?
Его Святейшество Далай-лама: Как правило, все эти тексты и стихи написаны древнеиндийскими мастерами, и, вообще говоря, мы заучиваем их с детства. В эти дни, когда я медитирую, то читаю несколько стихов, а затем размышляю над смыслом. Это очень и очень полезно. Некоторые буддийские практикующие медитацию, читая самые вдохновляющие стихи, используют музыку, но это не основная часть моего подхода.
Есть история практикующего отшельника, которого окружали другие отшельники. Каждый жил изолировано, и один из них начинал петь молитвы или стихи, но постепенно звук ослабевал, пока не умолкал совсем. Другой отшельник подумал, что тот уснул, а когда бесшумно проверил, то увидел его в полной медитации. То есть этот медитирующий использовал мелодичное прочитывание и пение для достижения определённого состояния ума. Когда он его достигал, звук уменьшался, а затем исчезал, когда он входил в однонаправленное состояние, которое «за пределами голоса». Когда есть мелодия, сознание уха по-прежнему функционирует, но с наступлением настоящей медитации пять органов чувств уже не работают.
Профессор Ахмет Кара-Мустафа: Ваше Святейшество, так же и в суфийской практике так называемого зикра. Это мантра, формула, которую мы повторяем нараспев либо просто начитываем. Многие суфии считают, что, когда вы её проговариваете вслух или поёте, она принимает ощутимую форму. Но вы действительно должны её усвоить: чем чаще вы её повторяете, тем основательнее она становится частью вашего ума и сердца, и, даже если вы остановитесь и покажется, что вы молчите, зикр, воспоминание, пение продолжится в вас. Так это объясняется. И иногда зикр оказывается в вашей крови, в вашем духе, он уже не на чувственном уровне, вы не можете услышать или увидеть его, но человек становится пением; такова идея.
Его Святейшество Далай-лама: В индийско-тибетской традиции есть много разных форм начитывания: что-то начитывается громким голосом, что-то шёпотом, а что-то лишь в уме, без звука.
Карл Эрнст: Стоит добавить, что ряд суфиев, которые изучают йогу, пришли к выводу, что повторение некоторых мантр на санскрите очень похоже на арабские имена зикра. То есть начитывание этих слогов, которое каким-то образом соединяет нас с внутренним «я», открывает новые уровни осознавания.
Д-р Элахе Омидьяр Мир Джалали: Ваше Святейшество, я знаю, что времени мало, но, когда вы рассказывали о монахе, медитации, повторении и наступившей тишине, это напомнило мне о строчке Руми, который говорит: «Слова можно подсчитать, но тишина неизмерима». Так что в конечном счёте мы доходим и до этого уровня.
Его Святейшество Далай-лама: Недавно я встретил одного индуистского практикующего. Он знал английский, но его ученик сказал, что последние двадцать два года этот практикующий сохранял полное молчание. Двадцать два года! Сложно. У нас есть практики, когда мы определённое время сохраняем полную тишину. Я тоже это практикую, но даже в течение недели молчать тяжело. Нужно памятование, иначе слова вылетают сами!
Д-р Элахе Омидьяр Мир Джалали: Ваше Святейшество, сейчас мне пора подводить встречу к концу: мне говорят, что время пришло. Мы жаждем слушать об этих сравнительных исследованиях и дальше, однако не хочется вас утомлять, ведь вы проделали очень долгий путь из Индии, то есть шестнадцать часов провели в дороге, поэтому настало время завершать, если вы позволите.
Его Святейшество Далай-лама: Это действительно замечательная беседа. Мы можем серьёзно обсуждать сходства, а если обнаруживаем различие, полезно попытаться понять, в чём подлинная цель различных подходов. Как я уже говорил, мы найдём одинаковые цели. Нам действительно нужно проводить больше встреч, в первую очередь на академическом уровне, чтобы обсуждать сходства, различия и видеть цели. Затем следует организовать встречи серьёзных практикующих, хотя, конечно, необязательно, чтобы сюда приезжал тот мастер, сохранявший полную тишину двадцать два года [смех]!
Тибетцы и китайцы любят строить огромные статуи Будды или других важных личностей. В прошлом году одна тибетская группа построила огромную статую и пригласила меня её освятить. Я приехал, принял участие и выступил с лекцией по буддизму. Я буддист, поэтому уважаю эту огромную статую, но в то же время статуя может простоять тысячелетие и так ни разу не заговорить [смех и аплодисменты]! Так и людям, практикующим молчание, бесполезно участвовать в беседе, если только у них нет способности творить чудеса. В любом случае искренним, подлинным практикующим, кто практикует на протяжении многих лет, следует собираться вместе и обмениваться опытом. Я думаю, очень важно показать, что у них одинаковый потенциал и похожие результаты.
Д-р Элахе Омидьяр Мир Джалали: Ваше Святейшество, они делают это между собой, не открываясь для публики. Причины этому, как вы упомянули, – много уровней понимания и толкования того, о чём мы говорим. Из-за опасения быть непонятыми большинством людей они молчат и обмениваются мыслями и идеями лишь друг с другом. Руми, Шамс Тебризи и многие другие – хороший этому пример. Очень много настоящих практикующих не открывается широкой публике. Давая учения аудитории, они изъясняются противоречиво, как вы упомянули Будду и противоречивость некоторых его учений. Суфийские мастера поступают так же, утверждая, что в любой крупной аудитории каждый поймёт из учения то, что сможет, что захочет или что в состоянии услышать. Итак, чтобы избежать путаницы в сложных понятиях, они говорят лишь друг с другом, потому что на достигнутом ими уровне происходит меньше недоразумений.
Его Святейшество Далай-лама: Всё равно, ведь встреча необязательно должна проходить на публике. Просто нужно выбрать десять-двадцать практикующих, которые смогут обменяться своим глубоким, подлинным опытом. Это будет чрезвычайно полезно для понимания значимости различных традиций, что очень и очень важно. Сейчас настало время приложить усилия к продвижению религиозной гармонии, чтобы прийти к подлинной гармонии. Мы должны приложить все усилия к тому, чтобы развивать взаимопонимание и уважение не на уровне научных слов или красивых презентаций, а на уровне подлинного духовного опыта.
Недавно я хотел пообщаться с несколькими индуистскими практикующими. Два месяца назад проходила Кумбха-мела, где каждые двенадцать лет собираются почти семьдесят миллионов паломников. Я участвовал в трёх предыдущих. Последний раз я хотел принять участие, но погода не позволила чартерному самолёту вылететь из Дхарамсалы. Не было на то воли Божьей [смех]! Я отправил им сообщение о том, что хочу встретиться с практикующими, которые ходят совершенно голыми. Мне говорили, что некоторые из них годы и десятилетия живут в снежных горах без какой-либо одежды, поэтому у них должен быть определённый опыт. У нас есть особая практика выработки и развития тепла, без неё в снегах выжить нельзя. Я очень хотел с ними встретиться, но погода не позволила!
Поэтому я действительно ценю ваши усилия в организации этой встречи и жду больше подобных собраний – не ради своей публичности, а чтобы попытаться получить более глубокое понимание различных традиций, их подлинных учений, результатов и тому подобного.
Д-р Элахе Омидьяр Мир Джалали: Сегодняшнее событие стало историческим, надеемся, первым из многих других под руководством Его Святейшества. Также надеемся, это станет началом искреннего диалога между всеми религиями, ценим любезное участие Вашего Святейшества и благодарим Мэрилендский университет и всех участников. Я также хочу поблагодарить наших зрителей, пришедших, чтобы получить пользу от наставлений Его Святейшества и насладиться этим значимым обменом.
Рошанский институт приготовил Вашему Святейшеству подарок в память об этой первой встрече буддизма и суфизма. Это персидская рукописная (каллиграфическая) поэма, в которой говорится... я могу прочитать? [читает на персидском]
Перевод:
Кроме слов, аллюзий и рассуждений сердце знает сто тысяч способов говорить.
Всё это о сердце.