Источники счастья

Хотя есть много видов счастья, давайте обратим внимание на обычное счастье. Чтобы понять его причины, нам следует сначала ясно определить «счастье». Что же такое это счастье (bde-ba, санскр. сукха), которого мы все желаем? Согласно буддийскому анализу, счастье – это умственный фактор, другими словами, вид умственной деятельности, с помощью которой мы познаём объект определённым образом. Это одна из частей более широкого умственного фактора, называемого «чувством» (tshor-ba, санскр. ведана), который охватывает широкий спектр от полного счастья до полного несчастья.

Каково определение «чувства»? Это умственный фактор, который обладает природой познавать (myong-ba), умственная деятельность познания объекта или ситуации, во время которой формируется опыт их познания. Мы в действительности не познаём объекты или ситуации, не испытывая ощущений по шкале счастья и несчастья. Компьютер принимает и обрабатывает информацию, но не познаёт её, потому что в это время он не чувствует себя счастливым или несчастным. Вот чем отличаются компьютер и ум.

Чувство некоторого уровня счастья или несчастья сопровождает либо познание чувственного объекта – формы, звука, запаха, вкуса и физического ощущения, например удовольствия или боли, либо умственного объекта, например, когда мы думаем. Оно не обязательно должно быть волнующим или чрезмерным, а может быть очень низкого уровня. На самом деле мы ощущаем тот или иной уровень счастья или несчастья в каждый миг своей жизни: даже в глубоком сне без сновидений мы испытываем нейтральное чувство.

Буддизм даёт два определения счастья. Одно – с точки зрения нашего отношения к объекту, другое – с точки зрения нашего отношения к самому этому состоянию ума или чувству.

• Первое определяет счастье как познание объекта с удовлетворением, основанным на вере, что он полезен для нас, независимо от того, так это на самом деле или нет. Несчастье – это познание объекта с неудовлетворением, страданием. Когда объект переживается без удовлетворения и страдания, это нейтральное познание.
• Второе устанавливает, что счастье – это чувство, которое, когда оно закончится, мы желаем испытать ещё. Несчастье – это чувство, от которого мы хотим избавиться, когда оно возникает. А когда появляется нейтральное чувство, мы не испытываем ни одного из этих двух желаний.

Оба определения взаимосвязаны. Когда мы познаём объект с удовлетворением, познание происходит так, что объект буквально «приходит к нам на ум» (yid-du 'ong-ba, санскр. манапа) как приятный. Мы принимаем объект, и он легко остаётся объектом нашего внимания. Это означает, что мы чувствуем, что переживание объекта приносит нам пользу: оно делает нас счастливыми, оно приятно. Поэтому мы хотим, чтобы благо от такого переживания продолжалось, и, если оно закончилось, желаем его возвращения. Проще говоря, можно сказать, что мы получаем удовольствие от объекта и его познания.

Когда мы познаём объект со страданием, это неприятное переживание от него буквально «не приходит к нам на ум» (yid-du ma-'ong-ba, санскр. аманапа) как приятное. Мы не принимаем объект, и он не остаётся объектом нашего внимания легко. Мы чувствуем, что познание объекта не приносит пользы и на самом деле вредит нам. Мы хотим, чтобы оно прекратилось. Проще говоря, можно сказать, что нам не нравится объект или его познание.

Что означает спокойно относиться к чему-либо? Когда нам легко познавать какой-либо объект, мы принимаем его таким, какой он есть, без наивности, не преувеличивая и не отрицая его положительные качества и недостатки. Это подводит нас к обсуждению беспокоящих эмоций (nyon-rmongs, санскр. клеша; болезненная эмоция) и их связи с тем, испытываем ли мы счастье или несчастье, когда познаём объект.

В одну группу беспокоящих эмоций входят страсть, привязанность и жадность. Каждая из них предполагает, что мы преувеличиваем положительные качества объекта. Страстное желание – это когда мы стараемся получить объект, если у нас его нет. Привязанность – это страх потерять то, чем мы обладаем. Алчность – когда у нас уже есть что-либо, но нам хочется больше. Из-за таких беспокоящих эмоций мы игнорируем недостатки объекта. Эти состояния ума несчастливые, потому что нас не удовлетворяет объект, который мы познаём. То есть мы не довольны объектом, не принимаем его таким, какой он есть.

Например, когда мы смотрим на свою девушку или молодого человека, к которым мы очень привязаны, мы испытываем счастье. Нам радостно видеть её или его, нам хорошо от этого. Но как только возрастает привязанность, когда мы преувеличиваем хорошие качества этого человека и нашего общения, увеличиваются отрицательные качества той ситуации, когда его с нами нету, и тогда мы чувствуем себя неудовлетворёнными и несчастливыми. Мы не принимаем возможность просто видеть любимого человека сейчас и наслаждаться мгновением: мы желаем большего и испытываем ужас от того, что он или она может уйти. Соответственно, получается, что мы смотрим на тех, кого любим, и ощущаем неудовлетворённость, неудобство и несчастье.

В другую группу беспокоящих эмоций входят отвращение, гнев и ненависть. Из-за них мы преувеличиваем недостатки или отрицательные качества объекта и, если объекта рядом нет, мы хотим избежать его, а если он с нами – избавиться от него; и когда он исчезает, мы не хотим, чтобы он появился вновь. Обычно эти три беспокоящие эмоции связаны со страхом. Это тоже несчастливые состояния ума, потому что мы не удовлетворены объектом. Мы не принимаем его таким, каков он есть.

Например, нам удалают зубной нерв. Объект, который мы переживаем, – это физическое ощущение боли. Но если мы примем его таким, какой он есть, не преувеличивая его отрицательные качества, то во время процедуры не испытаем несчастья. Мы можем испытывать физическую боль с нейтральным чувством: мы принимаем её, пока длится сеанс лечения, и не молимся о том, чтобы он побыстрее закончился. Когда врач перестаёт сверлить, мы не станем желать, чтоб он посверлил ещё. Мы беспристрастны к боли, переживая её без отвращения, привязанности и наивности. Во время процедуры мы даже можем испытывать счастье, сосредоточившись на мысли, что предотвращаем страдание от большей зубной боли в будущем.

Обратите внимание, что ощущение счастья или удовлетворения от объекта не означает, что мы не хотим получить больше или меньше, если в этом есть потребность. Оно не превращает нас в бездеятельных людей, которые никогда не пытаются улучшить себя, свою жизнь или что бы то ни было. Например, мы преуспели в работе или оправились после операции, и мы можем это принять, довольствоваться этим и, следовательно, быть счастливыми. Но если нужно, мы всё же можем желать дальнейшего прогресса и не испытывать несчастья в отношении того, чего мы уже смогли достичь. То же самое и с едой в нашей тарелке или деньгами в банке, если нам на самом деле недостаточно и необходимо ещё. Не преувеличивая отрицательные стороны отсутствия еды или денег, не отрицая преимущества того, что у нас будет больше, мы можем прикладывать усилия, чтобы получить необходимое, в то же время не чувствуя из-за этого несчастья. Если у нас получилось – хорошо, если нет – тоже хорошо, как-нибудь справимся. Но мы всё равно продолжаем стараться. Самое важное – что мы пробуем получить больше, но наш ум не блуждает в ожидании успеха или опасаясь неудачи.

Шантидева хорошо выразил это в главе о терпении (VI.10):

Зачем печалиться, раз можно всё исправить? А коль исправить ничего нельзя – то чем поможет настроение плохое?

В долгосрочной перспективе основная причина счастья – созидательное поведение. Оно подразумевает воздержание от действий, слов и мыслей под влиянием таких беспокоящих эмоций, как страсть, привязанность, жадность, отвращение, гнев, наивность и так далее, когда мы не заботимся о том, как наше поведение в долгосрочной перспективе повлияет на нас и других. Основная причина несчастья – разрушительное поведение. Это когда мы не воздерживаемся от такого поведения и поступаем наоборот. Например, страстно желая какую-либо вещь в магазине, мы преувеличиваем её хорошие качества и, пренебрегая юридическими последствиями, крадём её. Гневаясь, мы преувеличиваем отрицательные свойства того, что сказал наш супруг и, не принимая во внимание, как это скажется на наших взаимоотношениях, кричим на него или на её и говорим грубости.

Когда мы не позволяем беспокоящим эмоциям влиять на наши поступки, речь и мысли, это создаёт привычку не поддаваться им и в будущем. В итоге, когда возникает беспокоящая эмоция, мы не действуем исходя из неё, и со временем сила беспокоящей эмоции ослабевает, а в конечном счёте она вообще вряд ли возникнет. С другой стороны, чем больше мы будем действовать, руководствуясь беспокоящими эмоциями, тем чаще они будут возникать в будущем и тем сильнее станут.

Как мы увидели, когда мы познаём объект с чувством счастья, у нас нет таких беспокоящих эмоций, как наивность, страсть, привязанность, жадность, отвращение и гнев. То, как мы познаём объект, основано на принятии его подлинной природы – таким, какой он есть на самом деле, без преувеличения и отрицания его хороших или плохих качеств. Далее, такое познание возникает от привычки к созидательному поведению, когда мы действуем, разговариваем и думаем на основе принятия подлинной природы людей, вещей и событий, не преувеличивая и не отрицая их достоинств или недостатков.

Таким образом, ощущаем мы счастье или несчастье, когда познаём объекты или думаем, не определяется самими объектами и мыслями. Как мы видели, если длительное время вести себя определённым образом, создав привычку воздерживаться от преувеличения и отрицания положительных и отрицательных сторон различных явлений, то можно пребывать в счастливом состоянии ума, даже испытывая боль во время удаления зубного нерва. Возвращаясь к определению счастья, мы переживаем процедуру с удовлетворением, если верим, что она принесёт нам благо.

Хотя мы, возможно, и привыкли воздерживаться от действий, разговоров и мыслей под влиянием беспокоящих эмоций и, стало быть, создали потенциал для счастливого переживания объектов и мыслей, тем не менее, чтобы этот потенциал созрел в переживание счастья, необходимы некоторые условия. Как мы уже рассмотрели, счастье при познании объекта не обязательно зависит от него самого. Скорее оно зависит от того, принимаем ли мы подлинную реальность того, каков объект на самом деле, вне зависимости от того, что он собой представляет: это может быть болезненное ощущение от удаления зубного нерва или образ любимого человека. Поэтому именно наше отношение и состояние ума определяет, счастливы мы или несчастливы в тот или иной момент, невзирая на то, какой объект мы видим, слышим, нюхаем, пробуем, ощущаем физически или обдумываем.

Также мы говорили о том, что, когда мы принимаем реальность объекта и не наивны, мы не преувеличиваем и не отрицаем его достоинства и недостатки и поэтому не чувствуем страсти, жадности или привязанности, а также отвращения и гнева. Поэтому в любое мгновение отсутствие наивности помогает нам запустить механизм созревания счастья.

В любой момент, когда мы несчастны, наша наивность (gti-mug, санскр. moha) не обязательно относится лишь к воспринимаемому объекту. Наивность намного шире. Она также может быть направлена на нас самих. Когда мы переживаем проблему с сильным чувством несчастья, из-за наивности мы склонны обращать внимание только на себя и нам даже может казаться, что мы единственные, кто когда-либо испытывал нечто подобное.

Например, потеря работы. На самом деле в мире миллионы людей, которые потеряли работу и сейчас лишены её. Мы можем размышлять о нашей ситуации без наивности, например, относительно непостоянства. Мы помним, что все явления, возникшие вследствие причин и обстоятельств, подвергнутся влиянию других причин и обстоятельств и в конце концов исчезнут. Это может быть очень полезным. Но ещё эффективнее мыслить шире, принимая во внимание не только нашу проблему, но и трудности других людей, которые потеряли работу: «Не у меня одного такое затруднение, это проблема очень многих людей. Не я один нуждаюсь в решении, но и все остальные. Каждый хочет преодолеть такие трудности и несчастье». Такова действительность.

Размышляя таким образом, то есть без наивности, мы развиваем сострадание (snying-rje, санскр. каруна) к другим, вместо того чтобы погрязнуть в жалости к себе. Наш ум больше не занят лишь собой, а намного больше открыт к мыслям обо всех остальных в схожем положении. Когда мы желаем помочь другим решить и их проблемы, наши собственные трудности становятся менее важными и мы развиваем мужество и силу работать с ними в объективном ключе. Нам, конечно, не хотелось потерять работу, но, обладая беспристрастием, мы принимаем действительность ситуации и, думая о других, можем даже испытывать счастье от того, что у нас теперь есть возможность им помогать.

Таким образом, сострадание – это одно из ключевых условий для того, чтобы задействовать наш потенциал познать объект или пережить ситуацию счастливо. Но как это работает? Сострадание – это желание, чтобы другие освободились от страданий и их причин, так же как и мы желаем этого для себя. Однако когда мы сосредоточиваемся на страдании и несчастьях других, то естестенным образом испытываем печаль, а не счастье. Или, возможно, мы заблокировали чувства и не ощущаем ничего. В любом случае мы не чувствуем счастья от того, что они страдают. Итак, каким образом сострадание вызывает счастливое состояние ума?

Чтобы понять это, следует различать расстраивающие (zang-zing) и нерасстраивающие (zang-zing med-pa) чувства. Здесь я использую эти термины не в их узком значении, а больше в разговорном, нетехническом стиле. Разница в том, смешаны ли счастье, несчастье или нейтральное чувство с наивностью или заблуждением о самом чувстве. Вспомните, когда мы проводили общее различие между счастьем и несчастьем, разница заключалась в наличии или отсутствии наивности относительно познаваемого объекта. Однако даже если мы не преувеличиваем и не отрицаем качества объекта, который мы познаём с чувством несчастья, мы, тем не менее, можем, например, сделать из этого ощущения прочную, на самом деле существующую «вещь», подобную тёмному, тяжёлому облаку, которое висит над нашей головой. Потом мы преувеличиваем недостатки этого чувства, воображая, что это, например, «ужасная депрессия», и чувствуем, что пойманы в эту ловушку. В этом случае наша наивность в том, что мы не принимаем чувство несчастья таким, какое оно есть. В конце концов, несчастье – это то, что меняется от мгновения к мгновению, поскольку его сила не остаётся постоянной: это не монолитный объект, который действительно существует сам по себе и не подвергается воздействию ничего другого.

Мы можем применить подобный анализ, когда ничего не чувствуем, размышляя о страданиях других. В этом случае, преувеличивая отрицательные качества грусти или несчастья, мы боимся их ощущать и поэтому блокируем. Затем мы испытываем нейтральное чувство, которое не является несчастливым или счастливым. Но после этого мы преувеличиваем и это чувство, представляя его плотным, как большое плотное «ничто», сидящее внутри нас и мешающее искренне что-либо ощутить.

Чтобы развить сострадание, важно не отрицать, что сложные ситуации других людей такие же печальные, как и наши, например, когда мы потеряли работу. Было бы нездоровым бояться чувствовать эту грусть, сдерживать или подавлять её. Нам нужно уметь чувствовать её, но без расстройства – для того чтобы сопереживать страданиям других; развить глубокое, искреннее желание, чтобы другие освободились от страданий; и взять на себя ответственность за то, чтобы помочь им преодолеть страдания. Вкратце буддийский совет звучит так: «Не делайте чувство печали плотной “вещью” – не придавайте ей большого значения».

Чтобы печаль не расстраивала нас, нужно успокоить ум, освободить его от блуждания и вялости. Если ум блуждает, наше внимание улетает к посторонним беспокоящим мыслям, таким как волнения, сомнения, страх и ожидание чего-нибудь, что, как мы надеемся, будет более приятным. В случае умственной вялости наш ум затуманивается и мы становимся невнимательны ко всему.

Буддизм изобилует способами, которые позволяют нам избавиться от блуждания и вялости ума. Один из основних методов состоит в том, чтобы успокоиться, сосредоточившись на дыхании. Когда блуждание и вялость незначительны, наш ум спокоен и безмятежен. Кроме того, в этом состоянии нам легче избавиться от преувеличения чужих проблем и страданий, отвращения и безразличия к ним, а также от преувеличения того, что мы чувствуем по поводу страданий других, от отвращения и безразличия к собственным чувствам. Тогда, даже если нам изначально грустно, это не расстраивает.

Хотя в конце концов, когда ум всё более расслабляется и успокаивается, мы естественным образом чувствуем низкий уровень счастья. В спокойном умственном и эмоциональном состоянии начинают проявляться теплота и счастье, свойственные уму. Если мы своим созидательным поведением создали достаточно сильный потенциал для счастья, наше спокойное состояние ума также способствует его созреванию.

Затем мы усиливаем это счастье мыслями о любви (byams-pa, санскр. майтри). Любовь – это желание, чтобы другие были счастливы и обрели причины счастья. Оно естественно вытекает из сострадательного сочувствия. Хотя нам грустно, что кто-то другой испытывает боль и печаль, эти чувства легко проходят, когда мы активно желаем этому человеку счастья. Когда мы прекращаем думать о себе и сосредоточиваемся вместо этого на счастье других, мы легко чувствуем сердечность. Это непроизвольно вызывает у нас ещё и спокойную радость и может привести в действие дополнительный потенциал к счастью, созданный нашим созидательным поведением на протяжении долгого времени. Поэтому бескорыстную и искреннюю любовь сопровождает спокойное счастье, которое не расстраивает, и наша печаль исчезает. Точно так же как родитель, который страдает от головной боли, забывает о ней, когда успокаивает своего больного ребёнка, печаль от чужого несчастья исчезает, когда мы излучаем мысли любви.

Вкратце, долгострочный и самый основной источник счастья согласно буддизму – это привычка воздерживаться от разрушительных действий, слов и мыслей под влиянием таких беспокояших эмоций и состояний ума, как страсть, жадность, привязанность, отвращение и гнев, которые основаны на наивности. Подобное созидательное поведение создаёт в нашем потоке ума потенциал к тому, чтобы в будущем мы испытали счастье. Мы можем высвободить этот потенциал, чтобы он проявился, если не будем преувеличивать и отрицать хорошие или плохие качества любого объекта или ситуации, с которыми мы встречаемся, а также любого уровня счастья или несчастья, с которым мы познаём объект, – независимо от того, какими могут быть эти объекты и ситуации. После того как мы избавимся от наивности и, в результате, от привязанности, отвращения и безразличия, нам следует успокоить ум, устранив блуждание и вялость. Особенно важно избавиться от беспокойств и ожиданий. В этом безмятежном и спокойном состоянии ума мы уже ощутим низкий уровень счастья и высвободим потенциал, который у нас может быть, чтобы почувствовать ещё больше счастья.

Затем мы расширяем свой ум, обращая внимание на проблемы других – на то, что их ситуации, возможно, хуже нашей. Мы прекращаем думать только о самих себе. Мы думаем, как было бы прекрасно, если бы другие могли освободиться от страданий, и как было бы здорово, если бы нам удалось помочь им это осуществить. Такое сильное сострадание естественным образом ведёт к чувству любви – желанию им счастья. Мысли о счастье других высвобождают ещё больше нашего потенциала для счастья.

С мыслями о сострадании и любви мы затем можем подумать о буддах или о любых других человеколюбивых личностях. Когда мы размышляем над их примерами, у нас зарождается вдохновение (bying-gyis rlabs, санскр. адхистхана) взять на себя ответственность за то, чтобы на самом деле попытаться помочь другим. Так мы обретаем силу и мужество сражаться не только с чужими проблемами, но и с нашими собственными, но, опять же, не преувеличивая их, не волнуясь о неудаче и не ожидая успеха.