Смена религии в Шамбале

В целом верно то, что буддизм – религия, которая не вербует приверженцев. Также справедливо, что ни в тибетской, ни в монгольской истории не было массовых обращений завоёванных народов в буддизм или в одно из его течений. Даже когда правители этих земель объявляли буддизм государственной религией, бывало, что они облагали народ налогом, чтобы содержать монастыри, как в случае с тибетским царем Релпаченом (Ral-pa-can) в начале IX века н.э., но ни один из правителей, ни их религиозные советы не заставляли население принимать и практиковать буддийскую веру. Буддизм распространился среди простого народа медленно и естественным образом.

Тем не менее, существует множество примеров принудительного обращения тибетских монастырей из одной буддийской традиции в другую и принудительного признания тулку (перерождения духовного мастера) принадлежащим к иной школе, чем его предшественник. Неявным мотивом при этом было устранение политической или военной оппозиции, что, несомненно, справедливо в случае с признанием в XVII веке н.э монгольского принца гелугпинским перерождением мастера Таранатхи школы джонанг. Таранатха был царским советником противоборствующей стороны во время гражданской войны.

Далее, Падмасамбхава и несколько более поздних тибетских мастеров использовали свои сверхъестественные силы, чтобы подавить и «укротить» вредоносных духов, таких как Нечунг. Принуждая духов принять буддизм, они заставили их дать обет защищать Дхарму. По сути, они обратили и перевоспитали духов, чтобы те стали защитниками Дхармы.

Было бы трудно на основании буддийских священных текстов доказать, что имели место очевидные формы принудительного обращения, подобные приведённым выше, но есть ли в текстах упоминания о менее явных формах обращения в буддизм? Литература по Калачакре – показательный источник для исследования. Учение Калачакры появилось в Кашмире и на севере Индии в конце X – начале XI веков н.э., когда мусульманские армии захватывали земли к западу, население которых было преимущественно буддийским и индуистским. Приводимое в литературе по Калачакре описание истории, несомненно, несёт в себе опыт региона, лежащего между западным Афганистаном и Кашмиром, и описывает межрелигиозные отношения этих трёх верований на данной территории в течение предшествующих двух столетий.

Согласно традиционному описанию, царь Сучандра из Шамбалы получил учения о тантре Калачакры от самого Будды в Южной Индии и принес их в свою северную землю. Семь поколений спустя его преемник Манджушри-яшас собрал брахманов, мудрецов Шамбалы, в трёхмерной мандале Калачакры – дворце, построенном его предшественниками в царском парке. Он хотел предупредить брахманов о неиндийской религии, которая возникнет в Мекке. Многие учёные отождествляют эту религию с исламом, поскольку, согласно предсказанию, религия должна была возникнуть через два года после начала исламского календаря. Чтобы упростить дальнейшее обсуждение, давайте временно согласимся с их заключением, однако необходимо точнее определить формы мессианского ислама, с которыми, скорее всего, столкнулись создатели учения Калачакры. Вероятнее всего, это был западный исмаилитский шиизм, преобладавший в Мултане (север Синда, Пакистан) в конце X века н.э., возможно, с примесью так называемой манихейско-шиитской «ереси».

Манджушри-яшас пишет, что последователи неиндийской религии будут перерезать горло крупному скоту, повторяя имя своего Бога «Бисмиллах» (по-арабски «во имя Аллаха»), и затем есть это мясо. Он сказал брахманам проверить, как окружающий их народ соблюдает ведическую религию. Им необходимо было устранить неправильное понимание и злоупотребления, особенно жертвоприношения быков божествам и последующее употребление мяса в пищу. Иначе их потомки не увидят разницы между религией предков и иноземцев и примут верования последних, облегчая тем самым иноземцам захват их земли. Более того, брахманам необходимо было прекратить традицию отказа вступать в брак и даже есть или пить с представителями других каст. Общество, где из-за религиозных убеждений возникают внутренние разногласия и люди не в состоянии сотрудничать перед лицом опасности, не сможет пережить внешней угрозы.

Следуя логике своих рассуждений, Манджушри-яшас пригласил брахманов присоединиться к остальному народу Шамбалы в мандале Калачакры, получить уполномочивающее посвящение и создать единую «ваджрную касту». Сначала брахманы отказались и бежали в Индию. Царь понимал, что, если духовные лидеры уйдут, народ воспримет это как знак того, что создавать единую касту неправильно, и продолжит следовать разрушительным традициям. Поэтому Манджушри-яшас использовал свои сверхъестественные силы, чтобы вынудить брахманов вернуться в мандалу. Глубже проанализировав мудрость царя и увидев её истинность, вожди брахманов на этот раз последовали его совету, и тогда Манджушри-яшас даровал населению уполномочивающее посвящение Калачакры. Объединив народ в единую ваджрную касту, царь стал первым Калки Шамбалы – первым «Держателем касты».

Было ли это первое массовое дарование уполномочивающего посвящения примером принудительного обращения брахманов и всего населения Шамбалы в буддизм? Являются ли последовавшие затем массовые дарования уполномочивающего посвящения Калачакры, которые продолжаются и по сей день, также примерами скрытого обращения? Соответствовал ли поступок первого Калки духовным писаниям и историческими прецедентам? Давайте критически проанализируем описанное в тексте событие, стараясь избегать крайностей его обеления, чтобы выставить буддизм невинным и хорошим, а также преувеличения, чтобы выставить буддизм миссионерским и нетерпимым.

Будда учил людей не принимать его учения лишь на основе веры или из уважения к нему, но тщательно их проверять, как если бы они покупали золото. Поэтому в великих монашеских университетах первого тысячелетия н.э. буддийские монахи, следовавшие различным философским догматическим системам, дебатировали друг с другом и с учёными из небуддийских центров обучения. Потерпевшие поражение в дебатах должны были принять точку зрения победителей и, следовательно, «перейти» в более логически выдержанную систему. В конце концов, они «исследовали учения критически, как если бы покупали золото».

Было ли их обращение добровольным или принудительным – вопрос спорный. Предполагается, что тот, кто признаёт логику, примет наиболее логически последовательную точку зрения и не будет вести себя неразумно, настаивая на потерпевших поражение взглядах из-за привязанности к ним. Однако не следует быть наивными. Не каждый высокообразованный человек всегда рационален в своём поведении. Более того, на таких дебатах часто председательствовали местные цари, которые награждали царским покровительством победившую сторону и её институты. То есть соображения финансовой поддержки также могли влиять на смену религии и философии.

Подобное можно встретить и в истории Тибета: в конце VIII века н.э. царь Три Сонгдецен (Khri Srong-lde-btsan) сделал выбор между индийской и китайской формами буддизма после победы первой на знаменитых дебатах в Самье (bSam-yas). Несомненно, на решение царя повлияли и политические соображения. Ксенофобски настроенная фракция убила его отца за тесные связи с Китаем: его жена была китайской принцессой. Кроме того, прокитайская фракция опять стала набирать влияние при дворе. Царь и его религиозный совет стремились избежать повторения кровавых событий прошлого.

И в Индии, и в Тибете состязания в сверхъестественных способностях одинаково заканчивались обращением. Удостовериться в подлинности золота можно и разрезая, и поджигая его; точно так же о превосходстве истинности одного учения над другим свидетельствует победа над оппонентом как посредством логики, так и с помощью сверхъестественных сил. Поэтому, скорее всего, монгольский правитель Хубилай-хан принял в XIII веке н.э. традицию сакья тибетского буддизма не из-за логического превосходства её философских взглядов. Его дед Чингисхан призывал служителей китайского буддизма, даосизма и несторианства в свои военные лагеря, чтобы те совершали для него ритуалы долгой жизни и побед. Несмотря на это, Чингисхан был убит в битве с тангутами. Этот народ, проживавший на территории между Монголией и Тибетом, как считается, обладал сверхъестественными силами благодаря опоре на защитника тибетского буддизма Махакалу. Библейским эквивалентом было бы объяснение военного успеха тем, что Бог был на стороне победителей. Наиболее политически подходящим течением буддизма, способным наделить Хубилай-хана секретным оружием могущества Махакалы, были последователи школы сакья.

Необходимо понимать картину религиозных обращений, описанную в литературе по Калачакре, с точки зрения традиционных состязаний в логике и сверхъестественных способностях. В странах, которые находились под влиянием индийской цивилизации, религия должна была доказывать, что она обладает высшей истинной, посредством победы в состязаниях в одной или обеих областях. Нельзя было просто догматично заявить о превосходстве своей религии и заставить других принять её под угрозой пыток на дыбе или смерти.

Хотя брахманы Шамбалы, благодаря сверхъестественной силе и логическим доводам Калки, убедились, что необходимо получить уполномочивающее посвящение , – всё же на самом деле состязания не было, и вопрос, согласились они добровольно или их заставили, остаётся спорным. В конце концов, они собрались для получения уполномочивающего посвящения не по своей инициативе: их призвал царь, и они были вынуждены слушать его доводы «ради своего же блага». Однако все принудительные обращения совершаются якобы на благо обращаемых. И объяснения, подобные приведённым вторым Калки в комментариях к работе его отца: «Калки понимал, что брахманы достаточно зрелы для образования единой касты», – могут быть использованы лидерами любой религии или политико-экономической системы для обоснования принудительного обращения.

Между тем тибетский ученый XV века н.э. школы гелуг Кедруб Дже (mKhas-grub rje) говорит в своих комментариях к Калачакре о том, что Манджушри-яшас не заставлял индийские касты отказываться от своих религиозных и общественных обычаев и переходить в буддизм. Ни у кого нет права так поступать по отношению к какой бы то ни было группе людей. Намерением первого Калки было сделать так, чтобы люди проверили, соответствует ли их поведение чистым учениям Вед. Если нет, им необходимо его изменить. Чтобы справиться с какой бы то ни было угрозой обществу, последователям всех религий необходимо объединиться духовно и оставаться преданными благим намерениям своей веры.

Комментарии Кедруба Дже дают понять, что готовность к к образованию единой касты не означает той зрелости, которая нужна для обращения в буддизм. Создание единой касты было бы благом для народа Шамбалы в социально-политическом смысле, а не в духовном. Первый Калки настаивал на том, что для отражения угрозы обществу нужна религиозная гармония и общая цель, он не говорил о религиозном единстве.

Как бы там ни было, получившие уполномочивающее посвящение брахманы составили большую часть аудитории, которой Манджушри-яшас давал учение Калачакры. Таким образом, хотя переход в буддизм не является необходимым и даже подходящим для каждого, некоторые последователи других религий могут также оказаться достаточно «зрелыми» для этого. Является ли это по-прежнему обращением, но ловко обоснованным? В конце концов, Манджушри-яшас принял титул Калки, имя десятого и последнего аватара (перерождения) индуистского бога Вишну. Это может быть легко истолковано как искусная тактика, цель которой – завоевать верность индуистов.

Несмотря на основной буддийский принцип, что духовный учитель не может учить других, если только его открыто об этом не попросили, Будда позволял исключения в отношении особенно зрелых потенциальных учеников. Однако духовному учителю необходимо обладать продвинутыми экстрасенсорными способностями, чтобы правильно определить, что человек достаточно зрел. Те, кому недостаёт таких способностей, могут легко злоупотребить этим разрешением и впасть в крайность, став обращающими в свою веру миссионерами. Даже не являясь учителем, можно поддерживать другие религии или буддийские традиции, отличные от собственной, и считать, что они прекрасно подходят тем, чьи умы менее развиты духовно. Когда владельцы второсортных взглядов станут зрелыми, они будут готовы к более глубоким буддийским учениям нашей традиции.

Урок здесь в том, что в наши дни необходимо быть очень острожными, делая буддийские учения доступными другим с целью «создать условия для созревания у них хорошей кармы, чтобы они стали буддистами». Необходимо не привязываться к буддизму и действительно беспристрастно уважать все религии: в противном случае за наивным благим намерением может скрываться шовинистический миссионерский менталитет распространения «истинного слова».

Как бы там ни было, буддисты традиционно вовлекали сторонников других религиозных систем в философские дебаты, как для того, чтобы обратить их в свою веру, так и не преследуя этой цели. В чём состоит буддийский метод убеждения других в превосходстве логики буддийского пути? По словам индийского мастера VIII века н.э. Шантидевы, две стороны могут успешно дебатировать только тогда, когда используют примеры, приемлемые для обеих. Если нет общей основы для дискуссии, не будет точек соприкосновения. Поэтому, как объясняется в комментариях, намерением первого Калки было отвратить брахманов от привязанности к буквальному прочтению Вед, показав им другое, более глубокое понимание некоторых тем.

Например, как в Ведах, так и в тантрическом буддизме есть предписание лишать других жизни и употреблять в пищу мясо. В буддийской тантре и то и другое имеет скрытый смысл. Под лишением жизни имеется в виду лишение жизни беспокоящих эмоций, что означает лишение жизни энергий-ветров, которые несут беспокоящие эмоции по каналам тонкого тела. Крупный рогатый скот символизирует беспокоящую эмоцию наивности, форму неосознавания (неведения). Употребление в пищу их мяса означает приведение энергий-ветров наивности в центральный канал и растворение их там. Ведическое предписание приносить в жертву быков и наслаждаться их мясом также может быть прочтено, принимая во внимание тот же скрытый смысл со ссылкой на внутреннюю йогу, где работают с тонкими энергиями. Таким образом Манджушри-яшас использовал ведические термины и концепции, чтобы вести брахманов к пути Калачакры, к освобождению и просветлению.

Итак, в буддизме искусный метод «обращения» последователей других религий не опровергает доктрин их веры, а, наоборот, показывает другие способы их толкования. Проверяя, как при покупке золота, более глубокий смысл собственных текстов, о котором говорит буддизм, они убеждаются в правильности буддийского пути. Таким образом родная религия людей станет ступенькой на буддийском пути, если они решат следовать ему.

Между тем сообразительный ум способен соорудить сложные и красивые интеллектуальные схемы и показать, что концепции любой системы в действительности имеют более глубокий смысл, близкий понятиям другой системы. Крайне важна мотивация; хотя, опять же, несложно дать логическое обоснование, сказав, что мы из сострадания желаем вести других к освобождению и просветлению. В конце концов, из сострадания можно вести других и к небесному спасению, и к экономическому и политическому раю. Чтобы избежать ловушек высокомерного и доктринального шовинизма, необходимо искренне уважать другие системы верований и тех, кто им следует.

Таким образом, принятие буддизма не предполагает полного отказа от всех прежних взглядов. Это не официальное отречение от прежней религии, как в случае перехода в библейскую веру. По-прежнему можно принимать временное прибежище в боге или богах другой религии, но не окончательное надёжное направление. Однако необходимо полностью отвергнуть прежние «искажённые воззрения». Они определяются не просто как воззрения, отличные от глубинных намерений Будды, а как воззрения, которые к тому же противоположны им. Если преодолеть враждебное неприятие буддизма – и тут уместно добавить враждебное неприятие всех других религий и систем, – тогда некоторые из прежних взглядов могут служить ступенями. Тибетский буддизм использует такой же ступенчатый метод, чтобы вести своих последователей по пути постепенно усложняющихся буддийских систем философских принципов, от вайбхашики до мадхьямаки.

Способ, которым Манджушри-яшас учил брахманов, демонстрирует эту методологию. Хотя многие постулаты брахманской религии могут служить ступеньками к буддизму, не все они имеют равный статус. Как и в случае с буддийской доктринальной системой, некоторые постулаты брахманов могут буквально считаться верными для буддийского пути, например некоторые особенности астрологии. Другие следует отвергнуть как неверные в буквальном смысле, несмотря на то что их более глубокие уровни смысла верны. Более того, Манджушри-яшас разделил последнюю категорию на постулаты, которые имеют более глубокий смысл с точки зрения Вед, и постулаты, не имеющие более глубокого смысла, то есть просто неверные.

Например, учитель школы ньингма Мипам ('Ju Mi-pham), написавший в XIX веке н.э. комментарии к Калачакре, объясняет, что в прежние времена скрытый глубокий смысл жертвоприношения быков, которому учит «Яджурведа», был ясен ведическим йогинам. Но из-за упадка, знание внутренней йоги, которую символизировало жертвоприношение, было утеряно. Поэтому Манджушри-яшас учил заблуждающихся брахманов, стараясь помочь им понять мудрость, утерянную в их традиции. Те, кто буквально объясняет жертвоприношение быков и действительно лишает их жизни, никак не смогут достичь блаженства освобождения с помощью этих деяний. Они лишь упадут в худшие состояния перерождения.

Манджушри-яшас не имеет здесь в виду то, что ведические йогины прошлого считали практики внутренней йоги буддийской тантры скрытым смыслом жертвоприношения быков, которому учит «Яджурведа». Они понимали практики внутренней йоги индуистской тантры. Ведь в индуистской и буддийской тантрах много общего, например учение о тонких энергетических системах с чакрами, каналами и энергиями-ветрами. Суть здесь в том, что даже брахманы, которые не были достаточно зрелыми для буддийских учений, должны были прекратить жертвоприношение быков. Ведическое предписание в отношении этой практики никогда не предполагалось понимать буквально, даже в контексте ведической традиции.

В то же время Манджушри-яшас указал на другие особенности постулатов брахманов, которые были полностью неверными в буквальном смысле, такие как измерение размеров континентов. Он уточнил размеры в соответствии с системой Калачакры, чтобы помочь брахманам преодолеть их высокомерную привязанность к собственном утверждениям. Однако мастер сакья XIII века н.э. Бутон (Bu-ston), автор комментариев к Калачакре, объясняет, что у Манджушри-яшаса не было намерения опровергнуть все системы измерения, кроме принятой в Калачакре, например ту, которой учил Будда в литературе по абхидхарме. У него была определённая мотивация, а именно принести пользу брахманам.

Кедруб Дже добавляет, что ни измерения, которым учил первый Калки, ни найденные в Ведах не соответствуют действительности. Тем не менее, между ними большая разница. Измерения Калачакры сходны с измерениями человеческого тела и мандалы Калачакры. Таким образом, намерением учения Манджушри-яшаса, несмотря на их ошибочность, было вести брахманов к пути Калачакры, к просветлению. В ведической системе нет ничего похожего для измерения размеров континентов. Как бы там ни было, первый Калки пользовался описанием мира, во многом сходным с ведическим описанием: там была круглая гора Меру, окружённая континентами, горными хребтами и океанами. Это были искусные средства, позволившие брахманам понять его описание и глубже познать буддийские учения.

Заслуживает внимания то, что Манджушри-яшас не предостерегал буддистов от невольного обращения в ислам, в отличие от индуистов. В литературе по Калачакре не упоминается о том, что последователи ислама явно пытаются обратить других в свою религию, принудительно или мирно. Даже когда Манджушри-яшас предсказал, что в 2424 году н.э. правитель Индии неиндийского происхождения будет угрожать вторжением в Шамбалу и двадцать пятый Калки нанесёт поражение его войскам в Индии, он говорил об угрозе военного, а не религиозного переворота. Первый Калки предупреждал только брахманов, приводя в пример их обращение в ислам в то время.

Возможно, Калки не считал необходимым предупреждать буддистов, поскольку был уверен в силе буддизма и не ожидал обращения. Тем не менее, это означало бы, что Калки был наивен и его экстрасенсорное восприятие будущего не было безошибочным, а это неудобный для буддистов вывод. Вероятно, во времена, когда в Индии возникло учение Калачакры, принятие буддистами ислама ещё не было распространено в достаточной степени. Однако исторические свидетельства указывают на то, что к концу X века н.э. не только индуисты, но и многие буддисты: землевладельцы, торговцы и образованные горожане – особенно в Центральной Азии, на севере Афганистана и на юге Пакистана – уже переходили в ислам по разным причинам, включая экономическую выгоду. Исламские правители не заставляли их менять религию под угрозой смерти. Они могли продолжать следовать своим религиям, платя при этом подушный налог.

Или же Манджушри-яшас мог верить, что, если люди всех религий объединятся в мандале Калачакры, и те, кто «достиг зрелости», перейдут в буддизм, это будет лучшим решением проблем в трудные времена. Под угрозой вторжения и военного переворота население может преодолеть опасность, только если противопоставит ей единый фронт. Буддисты естественным образом придут к уполномочивающему посвящению Калачакры. Поэтому первый Калки обращался только к небуддистам Шамбалы. Складывается впечатление, что это был основной мотив обращения в буддизм «тех, кто достиг зрелости».

Любопытно, однако, что одну из тактик первого Калки, которую он применил, чтобы объединить индуистов и буддистов, позже использовали исмаилитские шиитские мусульмане для ассимиляции индуистов, в качестве ступени для их возможного обращения. В тексте XIII века н.э. «Дашаватара» Пир Шамс аль-Дин отождествлял десятого и последнего аватара Вишну, Калки, с первым имамом Али. Исмаилитские имамы были преемниками Али и, признавая Али как Калки, индуисты также признают законность его исмаилитских преемников. Сходным образом Манджушри-яшас объявил себя Калки, чтобы заручиться признанием индуистов.

Манджушри-яшас даже объяснил, как ступенчатый метод может вести последователей неиндийской религии к буддизму. Явно бесчувственный к строгому исламскому запрету на отречение от ислама и переход в другую веру, он стремился в первую очередь объединить людей всех вер, не только индуистов и буддистов. В конце концов, в Шамбале также должны были быть мусульмане, и они столкнулись с той же угрозой вторжения и военного переворота, что и все остальные. Безусловно, в то время это было справедливо в отношении восточного Афганистана и Уддияны (северо-западный Пакистан) – территории, откуда, вероятнее всего, пришло знание об исламе.

Согласно описанию первого Калки, неиндийская религия утверждает, что внешняя материя состоит из атомов, что существует постоянная душа, которая временно перерождается, и что высшая цель – это счастье небесного перерождения. Зная склонности людей этой веры, он объяснил учения Будды так, чтобы они могли с ними согласиться. В некоторых сутрах Будда учил, что тело бодхисаттвы, который вот-вот станет буддой, состоит из атомов. В другом месте он пояснил, что непрерывность «личности» существует, и это влечёт за собой ответственность за переживание последствий её поведения (карму), но не говорил о «личности» как о постоянном или непостоянном явлении. Будда также учил временной цели – достижению лучшего перерождения в мире небесных богов. Принципы упомянутой неиндийской религии могут служить ступенькой к принятию этих сутр и далее ко всё более сложным буддийским объяснениям.

Мусульманские авторы того времени объясняли буддизм так же, как Манджушри-яшас – ислам: в терминах, понятных последователям их религии. Например, в начале VIII века н.э. аль-Кермани подробно описал монастырь Нава Вихара в Балхе (северный Афганистан). Он писал, что буддисты совершают обхождения вокруг каменного куба, покрытого тканью, и простираются перед ним, подобно тому как этот делают мусульмане перед Каабой в Мекке. Кубом он назвал возвышение в центре главного храма, на котором стояла ступа. Тем не менее, мусульмане не использовали подобные сходства, чтобы вести буддистов к пути ислама. Они предоставили буддистам простой выбор: следовать своей религии и платить подушный налог или признать истинность ислама и не платить его. Даже когда мусульманские захватчики разрушали буддийские монастыри, а это было частью их тактики вторжения, чтобы население потеряло надежду и сдалось, – они обычно позволяли восстанавливать разрушенное, чтобы взимать налог на паломничество.

Остаётся несколько важных вопросов. Когда Калачакра повествует об обращении в буддизм в мифической земле Шамбале, является ли это просто описанием того, что могло быть полезно и необходимо в Афганистане и на полуострове Индостан в период с IX по XI столетие н.э., или этот совет не имеет отношения к определённому временному отрезку? Допустим, когда последователи всех религий, подтверждают свои духовные ценности, ими руководит всеобщая мудрость. Возникает вопрос: оправдывает ли это навязывание духовных ценностей, например буддийских, как можно большему числу людей, например, обращение их в буддизм? Было бы трудно отстоять эту точку зрения, как в отношении только лишь упомянутого выше исторического периода, так и в качестве общего совета, и при этом не быть шовинистом. Таким образом, беспристрастным заключением будет согласиться с тем, что лейтмотив легенды о Шамбале, несомненно, шовинистический, хотя понять его можно, принимая во внимание обстоятельства того времени. Однако из этого не следует, что буддийским учителям наших дней надо быть шовинистами, когда они представляют буддизм небуддийской аудитории.

Когда Его Святейшество Далай-лама XIV рассказывает о буддизме небуддийской аудитории, он всегда подчёркивает, что он не пытается обращать в свою веру. Он не призывает состязаться в дебатах, так что проигравшая сторона должна будет принять принципы победившей. Он объясняет, что лишь пытается дать другим представление о буддизме. Мир между различными сообществами возникает из понимания верований друг друга. Просвещение сильно отличается от попытки обратить в свою веру. Если другие найдут в буддизме что-либо ценное, они свободны применять это без необходимости становиться буддистами. Те, кто очень заинтересован, приглашаются продолжить обучение и даже стать буддистами, но только после продолжительного периода серьёзных размышлений. При этом Его Святейшество настоятельно предостерегает большинство людей от смены религии.

Буддизм, как и другие религии и философские системы, утверждает, что он обладает глубочайшей истиной. Тем не менее, буддийское заявление не претендует на исключительную «одну истину». Буддизм признаёт относительные истины: явления истинные для определённых групп или при определённых обстоятельствах. Пока взгляды человека не являются враждебными, его или её относительно истинные верования могут служить временными ступенями на пути к глубочайшей истине, как она определяется в буддизме, или к глубочайшей истине, которой учат другие религии. До тех пор пока буддийское утверждение глубочайшей истины не шовинистическое и не создает впечатление миссионерской политики, оно может быть полезно для тех, кому оно подходит.