На протяжении последующих лет первой половины VIII века, вплоть до окончания периода правления Омейядов, происходила ошеломляюще частая смена союзов, поскольку все больше сил вступало в борьбу за власть на территории Западного Туркестана и Великого шелкового пути. Если исследовать основные события, становится очевидным, что арабы династии Омейядов не были фанатичными религиозными экстремистами, ведущими кампанию по распространению ислама в среде огромного числа «неверных», а лишь одним из многих амбициозных народов, сражавшихся ради политической и экономической выгоды. Все эти силы, включая Омейядов, неоднократно заключали и разрывали союзы, имевшие под собой не религиозную, а практичную, военную основу.
Смена союзников и власть над территориями
К середине периода правления Умара II (годы правления 717 – 720) Омейяды владели территорией Бактрии и согдианскими городами Бухарой, Самаркандом и Ферганой. Тибетцы были их союзниками. Тюргешские тюрки сохраняли за собой остальную часть Согдианы, а именно Ташкент, а также государства Кашгар и Кучу, расположенные в западной части Таримской впадины. Войска Китая династии Тан стояли в Турфане, самой восточной части Таримской впадины, и в Бешбалыке – к северу от Турфана по ту сторону горного хребта Тянь-Шань. Восточные тюрки сохраняли за собой остальную часть Западного Туркестана к северу от Согдианы, включая Суяб, в то время как тибетцы поддерживали свое присутствие вдоль южного Таримского пути (южной ветви Великого шелкового пути). Правитель Хотана симпатизировал династии Тан. Тюркские шахи были заперты в Гандхаре. За исключением арабов династии Омейядов, все остальные государства Центральной Азии в разной степени поддерживали буддизм. Тем не менее, создается впечатление, что это не оказывало влияния на последовавшие события.
Воспользовавшись гибелью омейядского генерала Кутайбы, войска династии Тан первыми приступили к действиям. Выступив из своей твердыни, Турфана, и пройдя по территории Восточного Туркестана к северу от гор Тянь-Шань, они отвоевали у тюргешей города-государства Кучу и Кашгар, атаковав с тыла. Затем, пройдя по самому западному склону гор Тань-Шань в Западном Туркестане, они захватили у восточных тюрок Суяб, у Омейядов – Фергану, и кроме того Ташкент, снова у тюргешей.
На этом этапе тюргеши объединились под властью нового правителя. В это же время на сцене появилась новая группа тюрок – карлуки (тиб. Gar-log). Они проживали в Джунгарии и также покровительствовавали буддизму. Карлуки заместили восточных тюрок на территории северной части Западного Туркестана за пределами удерживаемого династией Тан Суяба и заключили союз с ханьскими китайцами. Тюргеши, в свою очередь, присоединились к арабо-тибетскому союзу. Затем тюргеши вернули себе свою исконную территорию – Суяб, а Омейяды – Фергану. Ташкент временно стал независимым. Войска династии Тан сохранили за собой лишь Кашгар и Кучу.
Восстановление правления Омейядов в Синде
В 724 году новый халиф Омейядов, Хишан ибн Абд аль-Малик (годы правления 724 – 743), послал генерала Джунаида на юг, чтобы восстановить власть над Синдом. Возглавляемые арабами войска добились успеха в Синде, однако попытка занять Гуджарат и Западный Пенджаб оказалась неудачной. Став наместником Синда, генерал Джунаид продолжил омейядскую политику взимания подушного налога с индуистов и буддистов, а также налога на паломничество к святым местам обеих религий.
Хотя индуистские правители Пратихары, государства в Западном Пенджабе, имели достаточно сил, чтобы изгнать войска Омейядов из Синда, они отказались от этого действия. Мусульмане угрожали уничтожить главный индуистский храм и изображения в случае, если войска Пратихары их атакуют, а последние считали, что сохранение священных мест важнее восстановления власти над своей исконной территорией. Это является еще одним свидетельством того, что арабы династии Омейядов рассматривали разрушения немусульманских святынь в первую очередь как силовые меры.
Прекращение и восстановление власти Омейядов в Согдиане
Тем временем, с возросшей уверенностью в своих силах, благодаря возвращению себе своей исконной земли – Суяба, тюргеши прекратили краткосрочный союз с Омейядами. Воспользовавшись тем, что основная часть арабских войск вторглась в Синд, тюргеши повернулись против Омейядов, изгнав последних из Ферганы и окрестных районов Согдианы. Тибетцы последовали примеру тюргешей и тоже перешли на другую сторону. Затем новый тюргешско-тибетский союз обернулся против Омейядов, и к 729 году они изгнали последних из большинства остававшихся районов Согдианы и Бактрии. Арабы смогли сохранили за собой только Самарканд.
Затем Омейяды заключили временный союз с Китаем династии Тан, чтобы противостоять могущественному тюргешско-тибетскому союзу. В 736 году они нанесли поражение тюргешам в Суябе. Со смертью царя тюргешей два года спустя, тюргешские племена разделились и очень ослабли. Ханьские китайцы сохраняли за собой Суяб и продолжали вести войны с тибетцами, тогда как Омейяды вернули себе Бактрию и остальную часть Согдианы. Это побудило тибетцев восстановить традиционный союз с тюркскими шахами. Для этого в 739 году император Тибета посетил празднование тюркскими шахами и Хотаном свадьбы на высшем уровне в Кабуле.
Теперь двор династии Тан начал проводить политику поддержки диссидентов в занятых Омейядами городах Согдианы. В какой-то момент они даже оставили Суяб и разграбили Ташкент, занимаемый ими ранее в течение непродолжительного времени. Китайско-арабские отношения стали напряженными. Однако конфликт имел не религиозные, а исключительно политические мотивы. Давайте рассмотрим это подробнее.
Анализ нападения войск китайской династии Тан на Согдиану, находившуюся под властью Омейядов
Исследовав некоторые из политических мер Сюань Цзуна, китайского императора династии Тан того времени, мы сможем яснее понять, что поздние Омейяды не были настойчивы в обращении в ислам и что император династии Тан поддерживал настроенных против Омейядов диссидентов в Согдиане не из-за антипатии буддистов к исламу.
В основе политики императора лежали два события. Во-первых, когда бабушка Сюань Цзуна, императрица У, свергла династию Тан, опираясь на буддийский милленаризм, она освободила буддийских монахов от уплаты налогов, чтобы заручиться их поддержкой. Во-вторых, вскоре после того как император взошел на трон, многие из поселившихся в Монголии согдийцев бежали в ханьский Китай. Реакция императора на эти два обстоятельства в конечном счете проявилась в его действиях в Согдиане.
Приглашение согдийцев в Монголию и их последующее вытеснение
Хотя согдийские торговцы уже встречались вдоль всего Великого шелкового пути и в ханьском Китае на протяжении нескольких столетий, большой поток согдийских эмигрантов нахлынул в эти регионы в середине VI века. Это произошло по причине религиозных гонений, начатых иранским императором династии Сасанидов Хосровом I (годы правления 531 – 578). Во время существования первого Восточного Тюркского каганата (553 – 630 гг.) согдийцы сохраняли привилегированное положение у восточных тюрок. Многие из них были приглашены из своей общины в Турфане в Монголию и играли важную роль в переводе буддийских текстов на древнетюркский язык. Правительство использовало согдийский язык и письменность в финансовой деятельности. Однако в период второго Восточного Тюркского каганата (682 – 744 гг.) могущественный министр Тоньюкук настроил правителей этого государства против буддизма.
Тоньюкук считал, что отрицательное влияние буддизма на тюрок послужило причиной того, что первая Восточная Тюркская династия потерпела поражение от Китая династии Тан. Буддизм учил мягкости и отказу от применения насильственных методов, что лишило тюрок их воинственного духа. Он призывал к возвращению исконного пантюркского культа кочующего воина, желая использовать эту сильную идею, чтобы объединить под своим началом все тюркские племена и напасть на ханьский Китай.
На принадлежащей восточным тюркам территории находился Отукен (тюрк. Ötukän) – гора в Монголии, считавшаяся согласно добуддийским религиям, тенгрианству и шаманизму, священной для всех тюрок. Тоньюкук утверждал, что это морально обязывало правителей, которым он служил, сохранять тюркскую культуру и ценности. Связывая согдийцев с буддизмом и ханьскими китайцами, он убедил кагана Капагана (Мочжо Капаган, годы правления 692 – 716) перестать использовать согдийский язык, а вместо него для управленческих нужд пользоваться древнетюркским языком с рунической письменностью. Поскольку к согдийскому населению Монголии постепенно стали относится враждебно, в 713 году согдийцы стали массово иммигрировать в северную часть Китая, в основном селясь в Чанъане и Лояне – городах, служащих конечными пунктами Великого шелкового пути.
Роль манихейства
Согдийцы Монголии не были исключительно буддистами. На самом деле большинство из них были последователями манихейства. Эта иранская эклектичная религия, основанная в Вавилоне Мани (годы жизни 217 – 276 н.э.), вобрала в себя многие черты местных верований, встречавшихся на территории ее распространения. Манихейство имело две основные формы – западную, характерную для Малой Азии, с элементами зороастризма и христианства, и более позднюю восточную, распространенную вдоль Великого шелкового пути, заимствовавшую основные буддийские элементы. Сирийский и позже парфянский были официальными языками первой формы манихейства, тогда как согдийский язык играл похожую роль в последней.
Манихейству было свойственно сильное миссионерское движение, и следовавшие его восточной форме согдийцы, оказавшись в ханьском Китае, пропагандировали свою веру, утверждая, что она является формой буддизма. В таком виде они представили ее императрице У при китайском императорском дворе в 694 году, и позже, после переселения из Монголии, они подобным же образом представили свою религию китайскому двору в 719 году. Последнее событие произошло после свержения императрицы, захватившей власть с помощью идеи буддийского милленаризма, и восстановления правящего положения династии Тан. Тем не менее, в 736 году император Сюань Цзун издал указ, запрещающий ханьским китайцам следовать манихейству и ограничивающий круг его последователей неханьскими подданными и иностранцами. Официальное объяснение состояло в том, что манихейство было поверхностной имитацией буддизма и распространялось как мошенническая вера, основанная на лжи.
При этом император династии Тан не симпатизировал буддизму и порицал манихейство не из желания защитить чистоту буддийских учений и избавить их от ереси. Многие ханьские китайцы были недовольны императорскими амбициозными кампаниями в Центральной Азии, так как им приходилось платить высокие налоги и служить в армии. Сюань Цзун, несомненно, хотел, чтобы напоминающие буддизм иностранные религии не были доступны ханьским китайцам, так как они могли способствовать сосредоточению народного недовольства и возможному мятежу.
Бабушка императора свергла династию Тан, опираясь на культ будды Майтрейи. Так как в согдийских текстах Мани часто отождествлялся с Майтрейей, а бабушка императора была благожелательно расположена к манихейству, император опасался повторения похожего милленарного мятежа против своего правления, и это, несомненно, подталкивало его к действиям, направленным против иранской религии.
Из трех религий, которым следовали согдийские торговцы в ханьском Китае, – манихейства, несторианства и буддизма – первая пропагандировала свою веру наиболее настойчиво. Несколькими десятилетиями ранее в ханьский Китай также начали прибывать арабские и иранские торговцы-мусульмане. В основном они путешествовали по морю, а не сухопутным Великим шелковым путем, и селились в прибрежных городах юго-восточного Китая. С ними даже прибыл мусульманский учитель Саад ибн Али Вакас (год смерти: 681). Тем не менее, Сюань Цзун никогда не издавал похожего указа, запрещавшего ханьским китайцам следовать исламу. На самом деле, ни один из последующих китайских императоров, независимо от того, следовал он буддизму или иной вере, никогда не издавал подобного указа. Китайские императоры всегда руководствовались политикой религиозной терпимости по отношению к исламу. Это свидетельствует о том, что, даже если первые мусульмане в ханьском Китае и пытались распространять свою религию, они не прилагали к этому значительных усилий и их действия не воспринимались как угроза.
Высылка неханьских буддийских монахов из Китая династии Тан
Со временем у танского правительства росла потребность в средствах для финансирования все более широкомасштабных кампаний императора в Центральной Азии. Буддийские монастыри не облагались налогом со времен узурпации власти императрицей У, что серьезно ограничивало пополнение казны. Поэтому в 740 году Сюань Цзун стал еще решительнее, чем раньше, поддерживать даосизм, вновь ввел налоги для буддийских монастырей и существенно ограничил число ханьских китайцев, которым позволялось быть буддийскими монахами и монахинями в его владениях. Кроме того, он изгнал всех неханьских буддийских монахов, как излишнее финансовое бремя для республики.
При этом поддержка, оказываемая Сюань Цзуном настроенным против Омейядов диссидентам в Согдиане, была мотивирована исключительно политическими и экономическими соображениями и не имела ничего общего с исламо-буддийскими взаимоотношениями. Император даже не был буддистом, и выслав согдийских монахов из ханьского Китая, он не стремился отправить их в Согдиану, чтобы усилить антиисламское движение среди местных буддистов. Он изгнал не только монахов-согдийцев, но и неханьских монахов других национальностей. Китай династии Тан был заинтересован исключительно в расширении своей территории в Центральной Азии за счет изгнания Омейядов и в большем контроле над прибыльной торговлей по Великому шелковому пути.
Последнее событие периода Омейядов
Последнее крупное событие периода Омейядов, существенное для будущих отношений между исламом и буддизмом в Центральной Азии, произошло в 744 году. Уйгурские тюрки изначально жили в горах северо-западной Монголии, при этом некоторые из их племен кочевали на юг до подвластных тохарам районов Турфана и на северо-восток до окрестностей озера Байкал в Сибири. Традиционно они были союзниками ханьских китайцев в борьбе против восточных тюрок, чья территория – часть Монголии – пролегала между ними.
В 605 году, когда китайцы вновь, после перерыва более чем в четыреста лет, начали переселяться на территорию Таримской впадины, китайский император Вэнь-ди династии Суй помог уйгурам захватить Турфан – центр древнетюркского буддизма. Уйгуры быстро переняли буддийскую веру, особенно в свете того, что Вэнь-ди объявил себя буддийским вселенским императором. В 629 году один из первых уйгурских принцев в качестве своего титула стал использовать буддийское слово «бодхисаттва», как это ранее делали религиозные правители восточных тюрок. В 630-х годах Китай династии Тан завоевал у уйгуров Турфан, однако уйгуры вскоре после этого все же помогли ханьским китайцам положить конец первой Восточной Тюркской династии.
Спустя полстолетия вторая Восточная Тюркская династия, проводившая воинственную пантюркскую политику, захватила родную землю уйгуров. При этом в 716 году, вскоре после того как согдийцы бежали из Монголии, уйгуры обрели независимость. Позднее они продолжили помогать своим союзникам, ханьским китайцам, преследовать восточных тюрок. Тогда, в 744, с помощью карлуков из Джунгарии и северной части Западного Туркестана, уйгуры напали на восточных тюрок, нанесли им поражение и основали в Монголии свою собственную Орхонскую империю.
Восточно-тюркские племена огузов, известных как тюрки в белых одеждах, переселились в это время с территории современной Внутренней Монголии в северо-восточную часть Согдианы, в окрестности Ферганы. Вскоре они стали играть важную роль в сложном развитии Согдианы в начале периода Аббасидов. Кроме того, придя к власти, уйгуры часто сражались со своими вассалами – карлуками. Уйгуры и карлуки теперь унаследовали роли соперничающих правителей восточной и западной ветвей тюркских племен. При этом уйгуры имели преимущество, поскольку на их территории находился Отукен – священная гора тюрок, расположенная в центральной части Монголии рядом со столицей орхонов – Орду-Балыком. Борьба этих двух тюркских народов также повлияла на дальнейшее развитие событий.
Таким образом, в 750 году, когда арабы потеряли и вернули Бактрию и Согдиану, эра Омейядов подошла к концу. Их положение в этом регионе оставалось неустойчивым, а отношения с буддистами, как среди их подданных, так и среди постоянно меняющихся союзников и врагов, по-прежнему основывались на политической, военной и экономической выгоде.