Предисловие к переводу

Я получал устные наставления по тексту Шантидевы дважды от Его Святейшества Далай-ламы и дважды от геше Нгаванга Дхаргье. Когда Его Святейшество даёт учения по этому тексту, он часто поправляет канонический тибетский перевод, опираясь на наставления, которые он получал от Кхуну Ламы Ринпоче Тензина Гьялцена – великого мастера, отлично владевшего санскритом. Более того, Его Святейшество часто подчёркивает, что этот текст предназначен для медитации и повседневной практики. Поэтому поправки следует делать, полагаясь не только санскритскую грамматику, но и проверяя, что больше соответствует практическим наставлениям о поведении бодхисаттвы. Мой перевод следует этому прецеденту и принципу. То есть я в первую очередь следовал канонической тибетской версии, но при необходимости исправлял её в соответствии с санскритской версией из комментария Праджнякарамати и опубликованной десятой главой.

То, что этот текст предназначен для медитации, означает, что его читают ежедневно, по книге или по памяти, полностью или избранные части, вслух или про себя, – и размышляют над ним. Это подразумевает, что его строфы связаны между собой и образуют последовательное изложение различных тем. Строфы текста не бессвязные. Поэтому один из главных критериев, на который я опирался, чтобы определить контекст каждой строфы, – как сохранить последовательность изложения, или доводов. Таким образом, я старался, насколько это было возможно, сохранить логику изложения, добавляя необходимые слова в скобках, чтобы сделать связь между строфами более ясной.

Некоторые расхождения между тибетской и санскритской версиями могли возникнуть из-за того, что тибетский текст был переведён с другой санскритской рукописи, несколько отличной от той, что опубликована и доступна сейчас. В таких случаях я следовал тибетской версии, если она соответствовала логике изложения. Там, где строки сильно отличаются, пытаться переводить и связывать в один текст обе версии было бы затруднительно; кроме того, невозможно однозначно определить, какая из версий более подлинная.

Некоторые из разночтений вызваны изменением одной буквы. Например, в санскритской версии «акара» (видимость), а в тибетский перевод сделан со слова «ахара» (пища, средства к существованию). Причиной подобных различий может быть капля воды, попавшая на страницу рукописи, или ошибка переписчика. В случаях, когда в контексте изложения имели смысл два варианта, я переводил оба, приводя санскритский в скобках. Когда по смыслу подходила только одна из версий, я переводил только её. Обычно в таких случаях санскритский вариант был предпочтительнее.

Иногда за тибетскими существительными следует частица инструментальногопадежа там, а согласно санскритской грамматике там нужна частица родительного падежа, и наоборот. Подобные расхождения также могли быть вызваны ошибкой переписчика или кляксой. В таких случаях я также следовал санскритской версии, когда она казалось более осмысленной в данном контексте.

Полторы строфы из санскритского варианта отсутствуют в тибетском, и я добавил их в скобках. Когда слова и фразы санскритской версии в тибетском переводе были опущены, но они хорошо подходили по контексту, я также добавлял их в скобках.

Однако самая очевидная причина несоответствий – это трудность передачи сложных случаев санскритской грамматики на тибетском. Эти два языка устроены совершенно по-разному. Санскрит – один из самых флективных индоевропейских языков, в то время как тибетский относится к синитской языковой семье, и словоизменений (флексий) в нём намного меньше. Более того, словоизменение в нём происходит по другим параметрам. В случаях, когда очевидно, что тибетский пытается передать санскритские обороты, но формы глаголов или существительных неоднозначны из-за ограничений тибетской грамматики, я следовал санскритской грамматике.

Например, в тибетском и дательный, и творительный падежи санскритских существительных часто передаются послелогом phyir, а также там нет разницы между именительным и звательным падежом. Санскритские частицы настоящего, прошедшего и будущего времени, как действительные, так и страдательные, часто выражаются тибетским глаголом в прошедшем времени со вспомогательным глаголов byas. Санскритское оптативное (желательное) наклонение, повелительное наклонение и будущее время, как правило, переводятся тибетским глаголом в будущем времени со вспомогательным глаголом bya. Особо сложны повелительные конструкции в третьем лице, а также локативные обособления. Также в тибетском трудно однозначно различить санскритские действительный, средний и страдательный залог, и зачастую там опускается различие между единственным, двойственным и множественным числом. Также непросто отличить вопросительные и относительные местоимения, и так далее.

Единственное исключение из этого правила связано с лицом глаголов. В санскритской версии часто используется первое лицо, как будто медитирующий обращается к себе. Иногда там встречается второе лицо – когда медитирующий обращается к своему уму; иногда – третье лицо, например, когда делается общее утверждение, или причастная конструкция, которая безлична. Окончания тибетских глаголов не изменяются в зависимости от лица, в отличие от санскритских. Иногда в санскрите используются местоимения, и они переведены в тибетской версии. В остальных случаях тибетский перевод неоднозначен. Я передал первое и второе лицо глаголов в санскрите в первое и второе лицо в английском. Однако, чтобы текст было легче применять в личной практике медитации, я иногда передавал санскритские третье лицо и причастные обороты первым лицом в английском.

Ни в санскрите, ни в тибетском глаголы в третьем лице единственного числа не изменяются по родам. Для простоты я переводил их в мужском роде, так как Шантидева сам был монахом и писал в первую очередь для монахов. Описание Шантидевы медитации на нечистоту тела – противоядия от страстного желания, привязанности и отвлечения в медитации – как на санскрите, так и в тибетском не подразумевает ни женского, ни мужского рода. Хотя некоторые комментарии уточняют, что это описание относится к женскому телу, так как это было бы полезнее для монашеской аудитории, я не упоминал пол, как это было в первоисточнике.

Иногда у тибетских терминов, выбранных для перевода санскритских, есть несколько значений. Когда санскритскому термину больше соответствовало второе, а не первое значение тибетского слова, я выбирал второе значение, так как, очевидно, именно его и имели в виду переводчики. Когда несколько несопоставимых значений было и у тибетских, и у санскритских терминов, я выбирал то значение, которое было общим.

Далее, иногда две упомянутые версии текста расходятся в том, как одни слова в строфе определяют другие или сочетаются с ними. В санскритском варианте связь слов в предложении ясна благодаря окончаниям, которые изменяются по числам и падежам, в то время как в тибетском глаголы подобным образом не спрягаются. Когда смысл санскритской версии в том или ином контексте был более уместен, я следовал санскритскому тексту. Когда различия выглядели незначительными, я следовал тибетскому.

Иногда отличается порядок фраз в строфах, и это влияет на смысловое ударение. Когда санскритской порядок слов давал смысловое ударение, которое было уместнее в данном контексте и в данной логике изложения или было поэтичнее, я следовал санскритской версии. Когда большой разницы не было, я следовал тибетской.

Другая сложность связана с поэтическими приёмами. В санскритской версии часто встречаются аллитерации, каламбуры, игра слов, которые не переданы в тибетской. Я попытался передать этот приём, в отдельных случаях используя их в английском переводе, хотя не всегда там, где они употребляются в санскритском тексте. Часто санскритская версия повторяет одно слово несколько раз за строфу или использует разные формы одного слова, но в тибетском приводятся несколько разных терминов. Хота стилистика английского языка не одобряет подобные повторы, я по возможности следовал санскритскому стилю, чтобы передать «вкус» санскритской поэзии. Когда одно слово несколько раз за строфу повторяет тибетская версия, но в санскритском тексте используются разные термины, я, как правило, следовал санскриту, особенно если повторение в тибетском могло быть вызвано нехваткой синонимов.

Более того, и в санскритском, и в тибетском текстах строфы имеют определённый размер. Хотя в английском переводе я не следовал строгому размеру, я по мере возможности старался использовать хотя бы какой-то ритм – чтобы строфы было легко читать. Надеюсь, это сделает текст более подходящим для повторения, медитации и запоминания. Чтобы следовать стихотворному размеру, и в санскрите, и в тибетском часто добавляют дополнительные союзы, служебные слова и слова смыслового ударения, чтобы строфа была полной. Я переводил их в тех случаях, когда они также имели смысл в рамках контекста, и иногда сам использовал дополнительные союзы в английском, например «и», опять же, чтобы соблюсти размер.

Многие части текста, особенно девятой главы о далеко ведущем распознавании (совершенстве мудрости) можно толковать по-разному, о чём ясно свидетельствует разнообразие комментариев. Поэтому, так как это коренной текст, его строфы должны быть как можно более нейтральными по смыслу, чтобы они могли служить «корнем», из которого вырастают различные объяснения и уровни смысла. С другой стороны, эти строфы также должны иметь смысл сами по себе, без комментария. Я старался добиться обеих целей, по возможности добавляя в таких местах несколько слов в скобках. Например, когда я добавлял в скобках «истинное» перед «существованием» это подразумевает, что все комментарии толкуют этот текст с точки зрения мадхьямаки, пусть даже их объяснения самой мадхьямаки могут быть различными.

Я хочу поблагодарить Ренате и Райнера Ноак, которые попросили меня еженедельно учить по тексту «Вступая на путь поведения бодхисаттвы» в «Буддистише Гезельшафт Берлине», а также студентов, которые попросили меня объяснять текст медленно, тщательно и глубоко, вне зависимости от того, сколько времени это займёт. Курс начался в ноябре 2000 г., и на первые восемь глав ушёл год, а девятую главу мы проходим уже три года, и больше половины главы у нас ещё впереди. Это позволило мне рассматривать текст пословно, объясняя подтекст каждого слова, и постепенно подготавливать для занятий черновой перевод строф, который лучше всего соответствовал бы комментарию.

Я благодарен Кристиану Дрэгеру и Кристиану Штайнеру, которые по мере нашего продвижения по тексту переводили этот черновик с английского на немецкий и вдохновляли меня продолжать.

Также я благодарен Альбрехту Зигеру, который попросил меня объяснить ему тибетский текст, что продолжалось последние полгода. Благодаря этому я пересмотрел весь свой перевод в соответствии с санскритским текстом, так как мне нужно было объяснить каждый грамматический оборот и выбор слов тибетскими переводчиками. Мы разобрали с ним весь текст, по одному слову, и это позволило мне сделать перевод более точным, чтобы у каждого слова тибетской версии, насколько это возможно, было соответствие в английском.

Наконец я выражаю благодарность Его Святейшеству Далай-ламе, который будет давать учение по всему тексту в Цюрихе (Швейцария) в августе 2005 г. Когда я узнал, что запланировано именно это учение, это побудило меня подготовить перевод своевременно, чтобы сделать свой вклад в это событие и послужить исполнению намерений Его Святейшества. Пусть это будет полезно всем.