Этическая самодисциплина – это основополагающий предмет буддийских учений. И на самом деле мы можем обнаружить нравственность во всех духовных системах, во всех духовных традициях и, более того, не только в духовных традициях, но и в общественных системах. Если мы зададимся вопросом, какая же особенность буддийской системы этики, что именно делает буддийскую систему этики таковой, нам нужно рассмотреть её в контексте четырех благородных истин, то есть того основного учения, которое дал Будда.
Не углубляясь в подробности, первая благородная истина заключается в том, что в жизни много страданий, или трудностей. И есть обыкновенные страдания – боль или несчастье; есть трудности, которые мы испытываем в связи с обычным счастьем, а именно то, что оно долго не длится, оно никогда не удовлетворяет нас полностью и мы не знаем, что последует после этого, и если мы слишком много употребим того, что нам нравится, того, что приносит нам счастье, то это перерастёт в страдание, например, если мы съедим слишком много мороженого, то мы можем заболеть. И также есть всеобъемлющее страдание, которое является основой всех страданий, а именно неконтролируемо повторяющееся перерождение, или перерождения, которые происходят из-за наших кармических действий, которые мотивированы тревожащими эмоциями, и это происходит из-за нашего неосознавания закона причин и следствий и того, каким образом существуют все вещи. И из-за этого мы продолжаем переророждаться в одной из форм существования, на основании чего испытываем различные страдания.
Вторая благородная истина – это истинные причины этого, как мы уже сказали, это неосознавание – отсутствие осознавания в отношении причин и следствий, в отношении реальности; и тревожащие эмоции, которые появляются из-за наличия этого неосознавания, такие как жажда, или страсть, наивность или, можно сказать, неведение, гнев; и кармические действия, которые мотивированы этими эмоциями.
Третья благородная истина заключается в том, что можно достичь подлинного прекращения этого, чтобы всё это больше не возникало, то есть мы избавляемся от причин страданий, так что они больше не возникают.
И четвёртая благородная истина – это путь, или состояния ума, которые представляют собой путь к прекращению страдания, так что оно больше не возникает. Речь идёт о правильном понимании причинно-следственного закона и реальности. Если у нас есть решимость освободиться от неконтролируемо повторяющегося перерождения, или перерождений, которые мы называем сансарой, и у нас на основании этого появляется вот это правильное понимание, – мы освобождаемся от первых двух благородных истин, то есть от того, о чём говорится в этих двух истинах, а именно от страданий и их причин, и достигаем того, что называется освобождением. И для того чтобы наилучшим способом помочь другим, нам нужно двигаться дальше, глубже. Нам нужно очистить свой ум от омрачений, которые не позволяют нам видеть взаимозависимость всех вещей. Если мы понимаем, каким образом вещи связаны друг с другом, то мы тогда будем знать, как наилучшим образом помочь другим, мы будем знать, что к этому приведет. И на основании любви, то есть желания, чтобы другие существа были счастливы и имели причины для счастья; и сострадания, то есть желания, чтобы другие были свободны от страдания и его причин; и исключимой решимости, то есть готовности принять на себя обязательство помочь всем существам избавиться от страданий; и затем у нас появляется бодхичитта, благодаря которой мы стремимся к достижению состояния Будды и достигаем этой цели. Если мы совмещаем правильное понимание реальности с такой мотивацией, то мы достигаем просветления, становимся Буддой.
Вкратце, таков буддийской путь. И этическая дисциплина становится этической дисциплиной буддизма тогда, когда мы практикуем её ради достижения освобождения и просветления. Начальный уровень мотивации, когда мы стремимся практиковать этическую дисциплину для того, чтобы получить более хорошее рождение, в частности говорится о драгоценном человеческом рождении, – это не исключительно буддийская черта. Потому что и другие духовные традиции тоже учат тому, каким образом достичь более счастливого перерождения, например небес и так далее. И в буддизме этот уровень мотивации, когда мы стремимся достичь более хороших перерождений, всего лишь на всего шаг, или, можно сказать, первая ступень к более высокой цели, – к достижению просветления. Итак, вот что делает этическую дисциплину буддийской: если мы стремимся практиковать её для достижения освобождения и просветления, если мы понимаем, что она нужна для достижения именно этих целей. Таким образом, у нас есть положительная причина, почему мы практикуем этическое поведение. И очень важно понимать, почему эта этическая дисциплина важна для достижения освобождения и просветления.
В буддизме говорится о трёх высших упражнениях, которые мы можем практиковать с мотивацией достичь освобождения или с мотивацией достичь просветления. Из которых самое высшее – это упражнение в распознающем глубоком осознавании. Этот тип осознавания помогает нам распознавать, или просто знать, что именно является реальным, а что нереальным, что является иллюзией. Ее часто сравнивают с острым топором, с помощью которого мы отсекаем неведение, отсекаем заблуждение.
Но основой этого распознающего глубокого осознавания является совершенная концентрация, или поглощённая концентрация. Другими словами, для того чтобы сосредоточиться на том, что та или иная вещь не существует невозможным способом, то есть сосредоточиться на реальности, чтобы наше внимание не улетало, не уходило на какие-то другие объекты и не становилось притупленным, или вялым, и чтобы наше внимание могло оставаться на этом объекте настолько долго, насколько нам нужно. Мы должны, вот в этой аналогии с топором, всегда знать, в какое именно место ударять, чтобы отсечь это заблуждение. И основой высшего упражнения в концентрации, или в сосредоточении, является высшее упражнение в этической дисциплине. Потому что, для того чтобы сосредотачиваться на объекте, нам нужно уметь возвращать на место своё внимание, когда оно уходит в сторону, и поправлять внимание, когда оно становится слишком вялым или сонным. И для этого нам нужна дисциплина. Это в этом примере соответствует силе человека, который пользуется топором.
И когда мы говорим о концентрации, или сосредоточении, речь идёт не только о том, что мы сидим в медитации и сосредотачиваемся, например, на пустотности или на чём-то еще. Если мы хотим кому-то помогать, то нам нужно уметь сосредотачиваться – сосредотачиваться на том, что они говорят, чтобы мы могли слышать их, а не просто думать о чём-то другом, например о том что сейчас уже настало время есть. Нам важно обращать на это внимание, а не просто в этот момент чувствовать сонливость или прострацию. И нам важно не только сосредотачиваться на том, что они говорят, но и использовать распознающее осознавание, то есть нам нужно понимать, что сказать полезно, что сказать вредно, чего говорить не нужно, как наилучшим образом помочь им.И опять же нам нужна дисциплина, для того чтобы не просто думать о том, что мы хотим сделать, например пойти и перекусить, а думать о том, что будет полезно для этого человека.
Итак, вот почему нам нужна эта этическая дисциплина. В буддийском контексте далее мы развиваем сосредоточение, с помощью которого, сосредотачиваясь на объектах, мы с помощью распознающего осознавания постигаем реальность и таким образом помогаем другим.
Говоря о сосредоточении, мы имеем в виду умственную деятельность. Хотя, конечно, нам нужна и дисциплина на уровне тела, даже для того, чтобы сидеть, самое важное – это развивать дисциплину на уровне ума в данном случае, для того чтобы преодолевать лень и другие виды отвлечений. И дисциплинирование ума значительно труднее, чем дисциплинирование нашей речи или тела.
Но именно благодаря практике дисциплины на уровне тела и речи мы в итоге получаем силу практиковать её на уровне ума. Далее, очень важно понимать разницу между буддийским подходом к этике и подходом к этике других традиций или систем. Большинство из нас выросли в европейской системе, и в нашем европейском или среднеазиатском стиле мышления этика в первую очередь основана на праве или на законах. У нас есть божественные законы, которые были даны нам Богом или Аллахом, а в гражданской сфере у нас есть законы, которые были изданы, выпущены королем или правительством. И вся идея этой этики состоит в следовании правилам, будь то гражданские правила или законы, или какие-то божественные законы, или и то и другое. Если мы им следуем, если мы им покорны, то мы хороший человек или хороший гражданин и мы будем награждены. Если мы им не следуем, то мы плохой человек и будем наказаны.В гражданской сфере нас будут называть преступником, и в религиозной нас будут называть грешником. То есть мы становимся плохим человеком, и здесь это связано с чувством вины. Мы можем чувствовать вину в гражданском смысле и в психологическом смысле.
И в очень значительной степени наша она основана на следовании законам. Если мы очень умные и у нас много денег, то мы нанимаем юриста или адвоката, который помогает нам найти какую-то лазейку в законе, и таким образом мы становимся, даже хотя мы его где-то преступаем, мы совершенно легальны, то есть наши действия легитимны. Это можно видеть как в гражданской сфере, так и когда речь идёт о божественных законах в различных обсуждениях и дебатах на эту тему.
И это европейский или среднеазиатский способ мышления, подход к этике. Буддийский подход к этике отличается очень сильно: он не основан на следовании законам, а на том, что называется «распознающем осознаванием». Мы уже использовали сегодня этот термин, когда говорили о том, как распознать где реальность, а где фантазия. А в данном случае это различение, или распознавание, того, что вредно и что полезно. И это довольно сильно отличается от различения того, что соответствует законам и что не соответствует законам, – того, чем занимается адвокат. В буддийском контексте то, к чему мы стремимся, – это к избавлению от страданий. Каким образом мы это делаем? С помощью устранения причин страданий. И это означает, что нам нужно правильно различить, или распознать, что же является причиной страданий. И после этого развить мотивацию избавиться от этих причин, преодолеть их. И конечно, каждый хочет быть счастлив – это совершенно естественный инстинкт. Это связано с инстинктом самосохранения, или выживания, который лежит в основе. Но в большинстве случаев мы не знаем, что приведёт нас к достижению счастья и отсутствию страдания.
Благодаря этому осознающему распознаванию вместе с нравственной дисциплиной, мы понимаем, что если я буду действовать таким образом, то это принесёт мне проблемы, или трудности, страдания и также это принесёт проблемы другим, но в первую очередь мы говорим о нас. Если же я действую созидательно, то в этом случае я помогаю другим и себе, в первую очередь мы говорим о себе, потому что мы точно не можем предсказать, какое воздействие окажет то, что мы сделали, на других. И то, будем ли мы избегать разрушительного поведения или нет, – это уже наш выбор, насколько серьёзно мы себя воспринимаем и насколько мы заботимся о том, что с нами будет в будущем.В некоторых случаях мы просто не знаем, что будет полезно. И если мы встречаем кого-то, кто действует разрушительно потому, что не знает, что это разрушительно, мы можем помочь этому человеку преодолеть такой способ поведения.
Самый простой пример – это когда мы воспитываем детей. Дети не знают, что нельзя отнимать игрушки у других детей, что нельзя ломать чужие игрушки, и нам нужно научить их. Наш способ мышления может заключаться в том, что мы называем своих детей плохими. Мы говорим: «Ты плохой мальчик, – или: – Ты плохая девочка», – но на самом деле дело в том, что они просто не знают, как правильно себя вести. И поэтому нет никакой необходимости заставлять ребёнка чувствовать вину, потому что дело вообще не в вине: он просто не знает, как себя правильно вести, это вопрос образования, воспитания. Наверно, каждый из вас имел дело с детьми. Если вы скажете ребёнку: «Делай это просто потому, что я хочу, чтобы ты так сделал или сделала», – то это приведёт к обратному результату: просто ребёнок не будет слушаться и как бы «восстанет».Но если мы сможем объяснить ребенку, что так делать ненужно, потому что просто другие дети не будут с тобой играть и это принесёт всем только трудности и страдания, то ребёнок поймет это и научится действовать правильно.
И точно так же когда люди действуют разрушительно, то мы понимаем, что они делают это просто из-за своего непонимания, и в этом случае они становятся объектами нашего сострадания. А не подходящим объектом для наказания. Каким образом может проявляться это сострадание? Даже в том, что мы кого-то сажаем в тюрьму, если, например, этот человек совершил убийство, но мы делаем это из сострадания, для того чтобы не допустить продолжения того, что происходит, – что этот человек приносит вред другим и, соответственно, себе. И это совсем другой подход; когда речь идёт об общественных беспорядках, когда люди грабят, убивают и так далее.
И очень важно, когда мы занимаемся буддийской практикой, не проецировать на буддизм наши западные представления об этике. Когда мы таким образом проецируем свои идеи на буддийскую этику, у нас появляются трудности в практике. Мы думаем: «Я обязан делать свою медитацию, потому что если я не занимаюсь медитацией, то я плохой буддист». Да, конечно, для того чтобы вообще достичь этого пункта, когда мы чувствует вину из-за того, что не делаем практику, нам нужно быть достаточно серьёзным практикующим. В обратном случае мы просто ничего не будем делать. И мы можем думать, что мы обязаны слушаться своего учителя. С точки зрения буддизма это довольно странный подход. Да, мы слушаем совет учителя, но мы также используем наше собственное распознающее осознавание.
В некоторых случаях учитель может даже специально сказать нам делать какие-то очень странные вещи для того, чтобы проверить нас, проверить, можем ли мы использовать свои собственные способности. Есть пример из предыдущих жизней Будды: когда Будда учился вместе с другими учениками, их учитель попросил выйти из класса и своровать что-нибудь для него, принести ему. И все ученики пошли грабить, а Будда, тот, кто стал впоследствии Буддой, то есть в предыдущей жизни Будда, остался в комнате. И тогда учитель подошёл к нему и спросил: «Почему ты не украл для меня ничего? Разве ты не хочешь сделать меня счастливым, обрадовать меня?»И Будда ответил, что «каким же образом воровство может сделать счастливым кого бы-то ни было?»И тогда учитель сказал: «Да, вот ты только один и понял мой урок!». То есть слепое подчинение учителю, как если бы учитель был милиционером, – это не буддийский подход. Да, учитель даёт наставления, или инструкции, но в конечном счёте учитель пытается научить нас использовать свою собственную способность к распознаванию, потому что мы стремимся не к тому, чтобы стать слугой Будды, а к тому чтобы стать Буддами самим.
Также у нас, у европейцев, есть склонность считать, что существуют такие, существующие сами по себе, живущие сами по себе священные правила, или заповеди. Некое святое правило, которое было дано Богом и не может меняться. Или законы, которые были изданы законодательной властью, законы, которые могут меняться, но, пока они существуют и записаны на бумаге, они также неизменны и тоже как бы святые. И что нам здесь нужно делать, что нам здесь важно распознавать – то же самое, что мы распознаём, когда медитируем на пустотность. Когда мы говорим о пустотности, речь идёт об отсутствии невозможных способов существования. Нам нужно уметь определять, какие это невозможные способы существования, и понимать, что они не относятся к реальности. Один из самых основных невозможных способов существования – то, что внутри какой-либо вещи – в данном случае мы говорим о законах – есть нечто, что делает эту вещь существующей независимо от чего бы то ни было еще. И независимо от того, каковы обстоятельства, этот закон существует со своей собственной стороны.
Я не знаю, знаете ли вы в России об этом – о Романе Полански, режиссере. Больше тридцати лет назад, как считается, он совершил какое-то сексуальное преступление, и сейчас его арестовали и просят выдать в Соединенные Штаты Америки. И вот это как раз такой подход, что это закон и нет ничего выше закона. И неважно то, что это произошло больше тридцати лет назад, и то, что та женщина, с которой это всё происходило уже ничего против не имеет, то есть не высказывает никаких претензий. Но это неважно, потому что закон – это самое высшее, что есть. Вот о чём здесь речь. То есть иногда происходит такое, что закон признаётся законом, и то есть нет ничего выше, чем этот закон, он существует со своей собственной стороны и все должны ему подчиняться. Но с буддийской точки зрения такой подход неверен
В буддизме говорится о том, что те или иные действия разрушительны для нас, то есть они принесут нежелательные последствия. Или же они принесут нежелательные последствия для определённых групп людей. Например, Будда запретил монахам и монахиням есть после двенадцати, для того чтобы их ум не становился вялым во время медитации. Когда речь идёт о буддийской этике, о буддийских правилах или наставлениях, которые встречаются, например о правиле не убивать, это не священная заповедь, которая существует как бы сама по себе. Все эти наставления существуют в зависимости от обстоятельств. То есть они зависят от определённых причин, они были даны по определённым причинам и их действия различаются в зависимости от обстоятельств, от того, что происходит в каждой конкретной ситуации.
Мы можем ясно увидеть это на примере развития монашеских обетов. Сначала их не было. Но в сообществе практикующих возникали проблемы – как внутри самого сообщества, так и во взаимоотношениях между сообществом и мирянами, которые давали им еду. И Будда сказал: «Чтобы избежать этой проблемы, просто избегайте того или иного», – и таким образом появились обеты. Когда изучают Винайю, то изучают также случаи, которые привели к возникновению того или иного обета, когда Будда дал то или иное, ввёл то или иное правило. Но все эти правила даны с оговоркой, что если необходимость в каком-то случае важнее, чем какое-то из наставлений, то мы можем преступить это наставление, или этот обет.
Например, монаху нельзя дотрагиваться до женщин, для того чтобы избежать страсти и всего прочего. Но очевидно, что, если женщина тонет, монах не должен просто стоять и смотреть: он должен дать ей руку. И это очевидно на примере таких случаев, что иногда необходимость превосходит тот или иной запрет; и всё относительно, всё зависит от конкретной ситуации. Дело не в том, что мы стремимся быть хорошими или плохими. Тем не менее, любые разрушительные действия приведут к страданиям, и в этом случае, предпринимая эти действия для того, чтобы помочь другим, мы соглашаемся, мы сознательно признаём, что да, мы испытаем эти страдания, но мы к этому готовы.
Есть ещё один пример из прошлой жизни Будды. Он был штурманом судна, на котором плыли пятьсот купцов. И один из гребцов собирался убить всех этих купцов и ограбить их. Будда знал об этом и также он знал, что нет другого способа предотвратить преступление, кроме как убить самого гребца. И Будда сознательно, с большой готовностью принял на себя последствия убийства, ради того чтобы спасти этих пятьсот купцов и также этого гребца от тех последствий, которые бы он получил в результате столь страшного поступка. Итак, это очень полезный пример.
Если мы обратимся к обетам бодхисатвы, существуют коренные и вторичные обеты. Вторичные обеты распределены в соответствии с шестью далеко ведущими состояниями ума, или парамитами. И эти обеты даны нам для того, чтобы мы воздерживались от тех способов поведения, которые вредят нашей духовной практике. И есть два обета, которые имеют отношение к нашему обсуждению. Они как раз относятся к тем обетам, которые помогают нам избегать действий, которые препятствуют развитию этической дисциплины. Один из них – это то, что нам не следует быть мелочными, когда речь идёт о благе других. То есть когда мы говорим о мелочности, имеется в виду, например, что мы обращаем внимание на какие-то незначительные детали.
Например, какому-то монаху нужна помощь, но из-за того, что у него одежды не совсем так одеты, он не совсем правильно одет, мы думаем: «Ну, он, может, как-то не очень хорошо оделся – не буду ему помогать». То есть мы думаем, что этот человек как-то не очень хорош. Или мы можем подумать, что у нас уже нет времени, нам пора медитировать.
Второй обет бодхисаттвы, который имеется в виду, – это вторичный обет бодхисаттвы, который имеет отношение к этому вопросу, то есть это, опять же, то, от чего нам нужно воздерживаться – от того, чтобы не совершать разрушительных действий, когда к этому нас обязывают любовь и сострадание. Например, наш ребёнок умирает от каких-то паразитов, там, червей, но мы не убиваем их, потому что в книге написано, что «не убивай». И из сострадания нам, конечно, следует отвести ребёнка к доктору, чтобы доктор помог ему избавится от этих паразитов, или червей. Я, кажется, сказал про убийство ребенка, да? Надо было, естественно, про убийство червей. То есть мы не ведём ребенка к доктору, потому что доктор убьёт червей, которые у этого ребенка, глистов, например, паразитов каких-то, и в книге сказано «не убий», то есть получается, что мы воздерживаемся от того, чтобы ребёнка избавить от этих глистов. Опять же речь просто идёт о том, что мы можем быть идиотом в Дхарме, быть слишком фанатичным и говорить: «Вот же, здесь написано, что все абсолютно равны и все были моей матерью, или моими матерями». Но ведь абсолютно очевидно, что в этой своей жизни ребёнок может быть значительно более полезен для других, то есть он сможет значительно больше сделать, чем черви в его желудке. Да мы, конечно, не убиваем этих червяков с ненавистью, говоря: «Плохие червяки». Мы желаем им хорошего перерождения, и обед бодхисаттвы состоит в том, что мы совершаем какие-то разрушительные действия, если ими движет любовь и сострадание.
И в этом как раз состоит и трудность здесь – что мы можем рассматривать эти правила или обеты как заповеди священные, которые абсолютно независимы и которые ни в коем случае не следует преступать. Если мы проанализируем эту ситуацию, то в чём здесь проблема? А проблема здесь в том, что мы называем здесь цеплянием за конкретное, или прочное, «я». У нас есть двойственное восприятие самих себя. Нам кажется, что есть как бы два «я». Одно – это противное «я», которое нужно воспитать. И другое «я» – это воспитатель или милиционер, который воспитывает первое «я». Я не знаю, есть ли такое в русском, но в английском мы можем сказать, что: «Мне нужно остановить себя, мне нужно не дать себе сделать что-то», – как будто есть одно «я», которое собирается сделать что-то, и другое «я», которое это первое будет останавливать. То есть мы думаем здесь о таких прочных, конкретных «я» – даже о двух таких «я» – потенциальный преступник и милиционер, или полицейский. Если у нас есть бдительность, мы можем наблюдать за тем, возникает ли у нас в уме вот такой вот агент КГБ или шпион, который смотрит: «Аа, что ты делаешь?» – и какой-то закон или заповедь, который тоже существует таким прочным образом. И что происходит в результате – то, что мы становимся очень негибкими и не расслабленными, жёсткими.
И если мы неправильно поймём, например, строфы Шантидевы, которые приводятся в – то, что на русский язык перевели как «Вступая на путь бодхисаттвы» – в тексте «Вступая на путь поведения бодхисаттвы», – если мы неправильно поймём эти строфы, то это усилит наше неправильное отношение. Там говорится, что «если вы собираетесь сказать или сделать что-то разрушительное, – и там даётся длинный список, – то оставайтесь как связка дров, как полено. И мы можем понять это неправильно – то, что нам нужно быть как полено, как такая деревяшка, которой не нужно ни на что реагировать, ничего не нужно делать и думать про себя: «Нет, нет, я этого не сделаю», – то есть быть жёстким человеком. Но это неправильное понимание. Это просто означает, что не следует совершать этот поступок. Речь не идёт о том, что нам нужно быть таким же жёстким, таким же негибким, как это полено. И вот когда мы думаем об этом противном «я», которое следует воспитать, то мы можем стать подобным роботу. И мы можем думать: «Если я не воспитаю, то в обратном случае я буду плохим».
И нам каким-то образом нужно это ослабить, расслабиться. Каким образом? И ещё один важный момент – что, расслабившись, нам нужно продолжать поддерживать этическую дисциплину. Во-первых, важно понять, что это не законы, а наставления, или инструкции, которые говорят о том, какого поведения нужно избегать. И речь идёт о том, что мы избегаем этого по возможности. И речь не о том, что мы не знаем, почему это правило или закон были приняты, но мы всё равно, несмотря на то что это глупое правило, мы ему собираемся следовать. Будда говорил об этом из сострадания, для того чтобы мы перестали вредить сами себе. И эти наставления были даны из сострадания, для того чтобы мы могли понимать, откуда происходят наши проблемы, из какого поведения. И все ситуации, с которыми мы встречаемся или другие люди, – все они различны. И нам нужно использовать своё распознающее осознавание, для того чтобы решать, от какого поведения нам нужно воздерживаться и что нужно предпринимать. И мы делаем это естественно, не представляя, что есть полицейский, который дисциплинирует, воспитывает, арестовывает потенциального преступника.
И важно понимать, что мы имеем в виду под этической дисциплиной в буддийском контексте. В буддизме мы говорим о том, что каждый момент нашего восприятия, или познания, состоит из множества отдельных частей. В каждый момент наше познание состоит из различных частей, которые можно распределить по пяти группам, так называемым пяти совокупностям. Например, мы переживаем наше тело; с помощью светочувствительных к цвету глаз мы воспринимаем информацию с помощью глаз; и у нас появляются объекты, которые мы осознаем; то есть, есть различные сознания: сознание глаза, сознание уха, с помощью которых мы видим, слышим; различные эмоции; различные умственные факторы, например концентрация (сосредоточение), интерес, внимание. И они могут быть условно организованы, сгруппированы в пять групп. Не в том дело, что эти группы действительно где-то существуют, просто это способ их организации. И они называются совокупностями. У нас нет нужды углубляться в подробности о том, что это за пять совокупностей. Но по этим совокупностям распределены так называемые умственные факторы. Другими словами, есть умственные факторы, которые являются частями этих групп. И нравственная дисциплина – это один из таких умственных факторов. То есть нам нужно понимать, что такое умственная дисциплина: это умственный фактор.
Что такое умственный фактор? Мы отличаем умственные факторы от того, что называем первичным сознанием. Давайте попробуем объяснить это с западной точки зрения. В каждый момент времени мы получаем информацию и обрабатываем ее. Она поступает к нам в мозг в виде электрических и химических сигналов. Первичное сознание – это то, что отличает, какого типа эта поступающая информация: относится ли она к зрению, или она относится к слуху, или это физические ощущения, такие как тепло или холод. Определенно, эта вещь существует, в обратном случае откуда мозгу знать, что те или иные электрические сигналы – это именно картинка или звук?
Умственные факторы сопровождают это первичное сознание. И с помощью них первичное сознание взаимодействует с этой поступающей информацией. Например, это может быть наше внимание к этой информации, это может быть наш интерес, это может быть чувство счастья или несчастья, какие-либо эмоции – положительные или отрицательные. Существует множество этих умственных факторов, и в каждый момент нашего познания, или восприятия, присутствует несколько или много из них одновременно. И нравственная самодисциплина – это один из этих факторов.
Таково определение. Каково определение нравственной дисциплины? Это разновидность умственного фактора, который называется «умственное побуждение». Умственное побуждение – это то, из-за чего наша умственная деятельность направляется в направлении объекта, поворачивается в направлении объекта, для того чтобы мы сделали что-то в отношении этого объекта. Например, это может быть побуждение почесать голову или побуждение пойти к холодильнику, это может быть побуждение сказать что-либо или побуждение не говорить что-либо, воздержаться от какого-либо высказывания или не идти к холодильнику.
Этот умственный фактор может возникать у нас одновременно, например, с просмотром телевизора. Мы наблюдаем все вот эти картины, которые появляются, которые мы видим на экране, и одновременно с этим у нас появляется побуждение сходить к холодильнику. И оно появляется одновременно, сопровождает то, как мы смотрим телевизор. Мы можем последовать за этими побуждением, сделать то, о чём оно нам говорит, или нет. Или у нас может появиться желание сходить к холодильнику, и это уже другой умственный фактор. И когда у нас появляется желание сходить к холодильнику, этот другой умственный фактор – побуждение – может возникнуть, что мы не хотим ходить к холодильнику, то есть что мы останавливаем себя от того, чтобы пойти туда, хотя мы хотели бы. У меня есть желание сходить к холодильнику и съесть то, что мне хочется, но я воздержусь от этого, потому что я на диете, потому что на самом деле мне это не нужно.
Теперь мы можем посмотреть на определение этической самодисциплины: это умственное побуждение предотвратить те или иные действия тела, речи и ума, то есть не сделать что-либо, как бы защитить, охранять себя от того или иного действия; и это побуждение появляется у нас благодаря желанию отвернуть свой ум от чего-либо, что может принести вред другим. Так как я не хочу причинить вред другим, я хочу защитить себя или воздержаться от того или иного разрушительного способа поведения. И это побуждение говорит: «Нет, я этого не буду делать. Я не собираюсь кричать на тебя за то, что ты делаешь ошибку. Я не собираюсь кого-то бить», – всё что угодно. То есть мы уже сказали о том, что это желание отвернуть свой ум от действий, которые причинят вред и ещё также от тревожащих умственных факторов, тревожащих и разрушительных умственных факторов, которые мотивированы причинить вред другим, которые мотивируют нас причинять вред другим, например гнев. «Я не хочу причинять вред другим, и, соответственно, я не хочу на них гневаться», – и тогда это побуждение защищает меня от того, что я в действительности разгневаюсь.
И этическая дисциплина состоит не только в том, что мы не кричим на другого человека, когда мы хотим, когда нам хочется на него кричать, в тот момент, но это нечто большее, что присутствует в потоке нашего ума. Это определённая модель поведения, что я собираюсь воздерживаться от тех или иных действий. И я собираюсь использовать памятованное, которое подобно клею в нашем уме, помогает нам сосредоточиться на нашей цели, и бдительность, благодаря которой наш ум не отвлекается, которая наблюдает за тем, что наш ум не отвлекается от этой цели. И мы говорим не только о воздержании от поведения, которое причиняет вред другим: есть несколько категорий внутри нравственной самодисциплины. Мы воздерживаемся от поведения, которое будет разрушительно для нас самих, не только для других, и мы воздерживаемся от того, чтобы не заниматься какими-то положительными делами, например, не заниматься медитацией, какими-то практиками, помогать другим. А также есть отдельная категория, когда мы помогаем другим.
Таким образом, всего есть три категории внутри нравственной самодисциплины. Первое – это воздержание от разрушительного поведения; второе – это практика положительных, созидательных действий; и третье – это помощь другим. И нравственная дисциплина – это умственный фактор, благодаря которому ум направляется в том или ином направлении. И этот умственный фактор предотвращает нас от тех или иных разрушительных действий. То есть нам очень важно понять, что мы имеем в виду, когда говорим о том, что он предотвращает или охраняет нас от этих видов действий. Когда мы говорим о том что, он охраняет, речь идёт о том, что мы осторожны.
И другой умственный фактор, который также мы развиваем, – это заботливое отношение, которое определяется как умственный фактор, благодаря которому мы серьёзно относимся к ситуациям, к нашим и к чужим; и серьёзно относимся к тому воздействию, которое оказывают наши действия на себя и на других; и с помощью которого в конечном счёте появляются привычки к созидательным состояниям ума и к созидательному поведению; и опять же которое охраняет нас от склонности к разрушительным состояниям ума и разрушительному поведению. Также это можно перевести как «заботливость».Я серьёзно отношусь к тому, что, например, если я буду на тебя кричать то из-за этого ты будешь себя плохо чувствовать. И если я накричу, то после этого я сам буду страдать и не смогу даже сразу пойти спать, не смогу уснуть. Мы серьёзно относимся к тому, какое воздействие окажет наше поведение на нас и на других. И оно помогает нам развивать привычки к созидательному поведению и избегать разрушительного.
И определённо, нам нужно относиться серьёзно к этому моменту, что если мы действуем разрушительно то это…Что это ужасно, что я не помогу другим, например... Например, если мы видим женщину, которая поднимает коляску с ребёнком по ступенькам и мы не помогаем ей, то это ужасно, ведь мы можем поставить себя на место этой женщины, представить, как мы сами несём эту коляску и нам нужна помощь.
И поэтому мы всё время сохраняем эту дисциплину, мы всё время направляем свой ум вот таким образом, благодаря этому заботливому отношению; и я использую памятование, с помощью которого я как бы «приклеиваю» свой ум к этому; и бдительность, с помощью которой я наблюдаю, есть ли какое-то отклонение; и распознающее опознавание, с помощью которого мы наблюдаем, каково наше поведение, соответствует ли оно тому данной ситуации, является ли оно соответствующим ситуации. То есть мы не просто смотрим, соответствует ли наше поведение закону два точка шесть. И мы делаем это, не будучи жесткими. У нас может быть чувство, как будто внутри нас есть потенциальный преступник и милиционер, или полицейский, который должен наблюдать за ним и, если он начнёт совершать преступление, посадить его в тюрьму.
И мы обозначаем с помощью ярлыка «я»… Когда мы говорим в данном случае с буддийской точки зрения, мы имеем в виду обусловленное, или относительное, «я». Мы можем на каждый момент наклеивать этот ярлык «я», говоря: «Я делаю то, я делаю это». И это «я» – это не просто слово или понятие: мы что-то имеем в виду, мы к чему-то относим его. Но это не независимая сущность, которая находится где-то внутри нас. Даже если хирург разрежет тело и разрежет мозг, он не сможет найти там какое-то «я». У нас есть тело, ум, эмоции, и всё это каким-то образом работает, функционирует – и вот на это мы наклеиваем ярлык «я». Это я, а не кто-то другой. И благодаря этому заботливому отношению мы серьёзно относимся к последствиям нашего поведения для этого относительного, или обусловленного, «я». Если у нас нет ощущения этого обусловленного «я», то нам будет всё равно, что с нами происходит: нам будет всё равно, достигнем мы просветления и освобождения или нет, и даже всё равно, встанем ли мы утром с кровати. Мы не отрицаем это относительное «я». Тем не менее, если мы рассматриваем себя, что у нас внутри есть конкретное, твердое «я», то в таком случае мы можем уже считать, что у нас где-то внутри есть потенциальный преступник и милиционер, который его преследует. И вот именно это уже и есть двойственное отношение, или двойственное восприятие.
И довольно трудно провести это различие между несуществующим ложным «я» и обусловленным «я», которое существует. Чтобы сделать это, нам нужно много исследовать, наблюдать за собой и так далее. А если мы нравственный человек, у нас есть этическая дисциплина, но мы при этом очень жестки в этом смысле, мы не расслаблены, мы чувствуем себя неуютно, на умственном уровне, на уровне эмоций, то, наверно, наша практика дисциплины основана на невозможном «я», на конкретном, или прочном, «я». И если мы расслабимся в отношении этой дисциплины, причём расслабление здесь не означает, что мы разбалтываемся, а скорее означает, что мы комфортно себя ощущаем и можем разобраться с любой ситуацией, принимая во внимание то, что будет полезно для нас и для других, и мы не чувствуем гнев, не гневаемся, если что-то идёт не так, – тогда, наверно, мы практикуем дисциплину вместе с другими далеко ведущими состояниями ума, или парамитами.
Далеко ведущие состояния ума, или парамиты, – это такие состояния ума, которые появляются у нас, когда мы стремимся к просветлению и освобождению. Парамиты, или далеко ведущие состояния ума, есть и в хинаяне, и в махаяне. В хинаяне мы в данном случае устремляемся к освобождению, они основаны на стремлении достичь освобождения, а в махаяне, соответственно, на стремлении достичь просветления. И очень важно, когда мы практикуем эти далеко ведущие состояния ума, практиковать их одновременно. Если мы здесь практикуем нравственную дисциплину, то нам важно, чтобы ей сопутствовало и распознающее осознавание, с помощью которого мы бы различали «я», других и саму дисциплину.
Таким образом, мы рассмотрели, что представляет собой нравственная дисциплина в буддизме, и мы можем видеть, что это действительно краеугольная вещь. Мы практикуем её для того, чтобы достичь просветления или освобождения, а не просто для того, чтобы быть хорошим человеком или гражданином. Это не основано на подчинении правилам, будь то правилам, которые были даны божественной силой, или законам, которые были изданы государством. Здесь нет понятий о хорошем человеке, плохом человеке, о вине и наказании. И смысл нравственно поведения в том, чтобы избегать разрушительного поведения, разрушительного для нас и для других; и заниматься положительными, созидательными вещами, такими как медитация; и помогать другим, так как мы можем. И нравственная дисциплина – это то, что забрасывает нас в этом направлении, это побуждение. И мы защищаем себя от того, чтобы не делать определённых вещей. То есть, чтобы… Мы защищаем себя от того, чтобы действовать разрушительно и не действовать созидательно. Мы хотим избежать того, чтобы не помогать им, то есть мы хотим избежать такого подхода, когда мы говорим: «У меня нет времени, чтобы помочь другим». Итак, это умственный фактор. И также другой умственный фактор, который здесь задействован, – это заботливое отношение; также это бдительность и памятованное; и распознающее осознавание.