Термин «цепляние за невозможную душу личности», который обычно переводят как «цепляние за я», означает, что грубые уровни ума создают видимость невозможной личности (невозможного «я») и принимают эту обманчивую видимость за соответствующую действительности. Видимость невозможного «я», возникающая самопроизвольно, – это видимость такого «я», которое можно познать само по себе, то есть самодостаточно познаваемого «я».
Мы всегда говорим: «Я вижу Майкла, я вижу человека». Мы не говорим: «Я вижу тело, а на основе этого тела я могу обозначить Майкла». Мы думаем, что видим Майкла независимо от чего бы то ни было другого, что появляется в нашем уме. Или я говорю: «Я сижу на диване», но на самом деле тело сидит на диване и на основе этого тела обозначено «я». На диване сидит и то и другое? Тело сидит на диване и я сижу на диване, то есть на диване сидят две вещи? Нет. Вот что такое самодостаточно познаваемое «я».
Видимость личности, которая может быть обнаружена таким образом, возникает самопроизвольно, и мы самопроизвольно верим, что она соответствует действительности. Все мы думаем, например: «Я знаю Мэри». Но что мы имеем в виду? Что именно мы знаем? Тело Мэри? Ум Мэри? Я знаю имя Мэри, и на этой основе я могу сказать, что знаю Мэри. Но мы не думаем таким образом. У нас самопроизвольно возникает мысль: «Я знаю Мэри». Это происходит у всех. Вот что возникает самопроизвольно.
Как объяснял его Святейшество Далай-лама, люди много об этом думали и так появились добуддийские индийские философские системы. Последователи этих систем учили, что такое «я» – это атман, или душа, и они верили, что:
- Такое «я» статично, то есть никогда не меняется и остаётся тем же самым.
- Оно монолитно, то есть у него нет частей. В связи с этим есть две позиции: оно или едино со вселенной, или это мельчайшая монада, наподобие искры жизни, которая есть у каждого существа.
- Оно отдельно от совокупностей, отдельно от тела и ума, поскольку оно входит в тело, а затем выходит из него и переходит в другое тело; оно либо населяет совокупности, либо обладает ими, либо управляет ими.
С точки зрения прасангики гелуг, менее сложные буддийские философские системы считают это грубым невозможным «я», которое подлежит опровержению. Прасангика гелуг также опровергает такое «я». Его не существует, это вымысел. Цепляние за существование такого «я» называется доктринальным: оно основано на вере в одну из небуддийских систем. Но за доктринальным цеплянием стоит самопроизвольно возникающее цепляние за невозможное «я», которое является самодостаточно познаваемым. В менее сложных буддийских философских системах доктринальное цепляние считается грубым цеплянием, а самопроизвольно возникающее – тонким.
Все менее сложные буддийские философские системы считают, что, опровергнув самодостаточно познаваемое «я», мы остаёмся с условно существующим «я», которое обладает самодоказанным существованием (самосущим существованием, существованием в силу собственной природы). Но поскольку прасангика гелуг опровергает самодоказанное существование, она называет то, что менее сложные буддийские системы считают самопроизвольно возникающим цеплянием за невозможное «я», доктринальным цеплянием за невозможное «я». Такое цепляние основано на принятии доктрин одной из менее сложных буддийских философских систем и вере в них. Это грубое цепляние, включающее в себя и доктринальную, и самопроизвольно возникающую формы. Прасангика гелуг считает, что у цепляния за невозможное «я», обладающее самодоказанным существованием, также есть доктринальная и самопроизвольная формы. Именно это цепляние прасангика гелуг считает тонким.
На основе этого уникального утверждения прасангика гелуг и проводит границу между грубыми и тонкими беспокоящими эмоциями. Грубые беспокоящие эмоции основаны на цеплянии за самодостаточно познаваемое «я». Другими словами, мы думаем: «Это я. Я знаю себя. Я сижу здесь, на диване». Из-за этого у нас далее появляется мысль: «Это моё место, не садись на него», и возникает привязанность, а также гнев, если кто-нибудь сядет рядом, и так далее. Итак, все наши обычные грубые беспокоящие эмоции основаны на грубом цеплянии за то, что невозможное «я» существует как самодостаточно познаваемая сущность. За этим, однако, стоит тонкое самопроизвольное цепляние за самодоказанное «я».
Цонкапа в своих объяснениях прасангики гелуг говорит, что, поняв отсутствие самодоказанно познаваемого «я», о котором говорится в менее сложных буддийских философских системах (во всех, кроме прасангики), можно избавиться от грубого цепляния и от грубых беспокоящих эмоций. Посредством полной поглощённости пустотностью на основе этого понимания, можно избавиться от них навсегда, став архатами (освобождёнными существами), о которых говорится в этих менее сложных системах. Однако таким образом мы не избавимся от того, что стоит за этим, а именно от тонкого цепляния за самодоказанное «я». Соответственно, архаты этих менее сложных систем достигают неполного освобождения. В соответствии с их собственными философскими системами они полностью избавились от омрачений эмоциями (nyon-sgrib), но с точки зрения прасангики гелуг это не полностью так: у них по-прежнему есть то, что Цонкапа называет тонким цеплянием и тонкими беспокоящими эмоциями.
Вкратце, в соответствии с прасангикой гелуг, тонкое цепляние за невозможное «я» предполагает, что ум создаёт видимость самодоказанного «я» и верит, что эта видимость соответствует действительности. Из-за грубого цепляния за невозможное «я» ум помимо этого также создаёт видимость самодоказанного «я», которое может быть познано само по себе, и верит, что эта видимость также соответствует действительности. Из-за этого двухуровневого цепляния мы переживаем грубые беспокоящие эмоции. Когда наш ум перестаёт создавать видимость самодостаточно познаваемого «я», но всё же продолжает создавать видимость самодоказанного «я» и верит, что она соответствует действительности, у нас остаются только тонкое цепляние за невозможное «я» и тонкие беспокоящие эмоции.
Заметить тонкие беспокоящие эмоции, стоящие за грубыми, чрезвычайно трудно.