11. Проверка достоверности воспринимаемых видимостей

Буддийский учитель Чандракирти, живший в VI веке в Индии, объяснил три критерия проверки истинности любого восприятия. Первый из них: воспринимаемое нами должно быть хорошо известно в мире. Например, когда люди расстроены или выражают неприязнь, они могут хмурить брови и кривить рот. Однако это не универсальное правило. В некоторых сообществах люди выражают неприязнь, поднимая брови и издавая звук «ц», а собаки, к примеру, рычат. Пользуясь осознаванием равенств, нам необходимо соотносить то, что мы видим или слышим, с соответствующими социальными условиями. Нам также необходимо пользоваться осознаванием равенств, чтобы сравнить наблюдаемое нами с индивидуальными особенностями поведения человека. Это позволит нам знать, является ли подобный способ выражения неприязни обычным для нашего друга.

Второй критерий состоит в том, что воспринимаемое нами не должно противоречить уму, верно понимающему условные факты реальности – то, чем являются вещи. Следовательно, ещё до того как воспользоваться первым критерием, нам необходимо подойти ближе или надеть очки. Мы должны быть абсолютно уверены, что наблюдаемое нами не искажено из-за удаленности или из-за нашего плохого зрения. Если с нашим зеркалоподобным осознаванием всё в прядке и воспринимаемое нами соответствует верному шаблону, нам следует подкрепить собственное умозаключение другими фактами. Мы можем полагаться на дальнейшее наблюдение, а также на беседу с нашим другом и близкими ему людьми.

Гнев возникает в результате широкого спектра причин и обстоятельств, включая эмоциональный склад человека, его или её личностные качества, семью и социальное окружение, а так же вызвавший гнев случай. Всё возникающее в результате причин и обстоятельств имеет последствия. Следовательно, если наш друг действительно на нас рассержен, то он, вероятно, что-нибудь сделает, чтобы ответить нам тем или иным способом. Это произойдёт независимо о того, осознаёт ли наш друг свой гнев и желает ли он его обсуждать. Нам следует, пользуясь зеркалоподобным осознаванием, искать дополнительные факты для подтверждения своего умозаключения и определять шаблоны посредством осознавания равенств.

Иными словами, способность вызывать последствия – это отличительный признак того, является ли условно воспринимаемое нами явление плодом нашего воображения. Таким образом, пользуясь этими двумя первыми критериями, мы отличаем безошибочную видимость от искажённой, а также правильное понимание общепринятого значения безошибочных видимостей от искажённого. Этого, однако, ещё недостаточно.

Допустим, что воспринимаемая нами видимость нашего хмурящего брови друга безошибочна, а не является обманом слабого зрения или игрой света. Допустим также, что в социальной группе, к которой относится наш друг, подобного рода выражение лица считается проявлением раздражения. Более того, подобное поведение нормально для нашего друга в таком настроении. К тому же, допустим, что мы проверили другие подтвердившие наше умозаключение факты: наш друг сердито смотрел на нас, когда мы пришли, и не ответил на наше приветствие. Следовательно, наше понимание и определение значения наблюдаемого нами зрительного образа являются безошибочными. Наш друг на самом деле рассержен на нас, а вовсе не страдает расстройством желудка. Кроме того, наш друг может казаться нам поистине нелепым человеком, который постоянно расстроен и зол. И поэтому мы сами можем излишне бурно отреагировать и тоже расстроиться. Для подтверждения верности этой видимости (того, что наш друг кажется нам постоянно расстроенным и злым), нам необходимо третье условие: видимость, порожденная нашим умом, не должна противоречить уму, верно воспринимающему глубинные факты реальности – то, как вещи существуют.

Согласно теории самопустотности, как она определяется в традиции гелуг, глубинный факт реальности состоит в том, что всё существует свободно от выдуманных, невозможных способов. Если мы не являемся просветлённым существом, наш ум автоматически создаёт искажённую видимость того, как существует наш друг. Затем наш ум смешивает видимость несоответствующего реальности способа существования с видимостью соответствующего. Другими словами, наш ум создает видимость невозможного способа существования нашего друга как поистине нелепого человека. Затем он проецирует эту искажённую видимость на видимость нашего друга, существующего так, как он на самом деле существует, а именно как человек, который в настоящий момент на нас рассержен вследствие причин и обстоятельств. Когда мы верим в то, что спроецированные нами фантазии имеют отношение к чему-то реальному и что наш друг действительно существует так, как наш ум заставляет его искажённо выглядеть, мы можем реагировать излишне эмоционально. Следовательно, нам необходимо проверить достоверность воспринимаемого нами при помощи третьего критерия.

Давайте остановимся на этом подробнее. Вводящая в заблуждение видимость, порождаемая нашим умом, когда мы видим зрительный образ нашего друга с хмурым лицом, состоит в том, что он действительно является злым и нелепым человеком. Наш друг выглядит как человек, который постоянно сердится из-за самых обычных вещей, который безнадёжен и никогда не изменится. Это не выглядит так, будто бы мы просто верно определили наблюдаемое нами выражение лица нашего друга как означающее, что он в настоящее время расстроен. А также это не выглядит так, будто бы наш друг, который в настоящее время расстроен, представляет собой лишь то, что означает наблюдаемый нами зрительный образ, основанный на разных аспектах его выражения лица и различных причинах и условиях. Наоборот, это выглядит так, будто бы мы можем указать на некие присущие нашему другу качества, к примеру на постоянно существующий недостаток в его характере. Эти качества наделяют его кажущейся прочной индивидуальностью «действительно злого и нелепого человека».

Допустим, что наш друг на самом деле существует, обладая некими неотъемлемыми, обнаружимыми особенностями, делающими его действительно злым человеком. В таком случае он был бы постоянно расстроенным, независимо от того, что может произойти или что мы можем сделать. Но это нелепо. Не важно, насколько в настоящее время кто-либо может быть зол или расстроен, никому не присуще существование подобным образом.

Следовательно, если наш заблуждающийся ум создаёт видимость нашего друга как незрелого по своей природе – что провоцирует нас смотреть на него с неодобрением, раздражением и злостью, – то воспринимаемое нами будет опровергнуто умом, верно понимающим самопустотность. Такая видимость не имеет отношения к чему-либо реальному. Хотя наш друг может быть рассержен на нас и может поступать незрело, никто не существует как излишне чувствительный человек, прирождённо и неисправимо. Никто не существует, обладая некими постоянными недостатками, заставляющими этого человека, если он рассержен, навсегда оставаться недовольным. Сердитое и незрелое поведение людей обусловлено причинами и обстоятельствами. Когда мы меняем переменные, влияющие на ситуацию, поведение человека также меняется.

Согласно объяснению инопустотности традиции карма-кагью, источником нашего опыта служит тончайший уровень ясного света. Содержимое каждого момента опыта состоит из двух нераздельных аспектов: восприятия чего-то и того, что мы воспринимаем. Когда наш опыт сопровождается инстинктами заблуждения, наш ум создает «двойственные видимости». «Создание двойственных видимостей» заставляет восприятие аспектов нашего опыта и восприятие объектов, на которые направлен наш опыт, казаться двумя абсолютно раздельными, несвязанными явлениями. Это выглядит так, будто бы наш ум представляет собой нечто, находящееся «здесь» и смотрящее наружу, а наблюдаемый зрительный образ, или видимость, кажется нам чем-то находящимся «снаружи», ожидающим, когда мы его увидим. В данном случае ум и умственный объект – это абсолютно вымышленные явления. Ум, верно воспринимающий условные факты реальности, противоречит такой, вводящей в заблуждение видимости.

Двойственные видимости также противоречат уму, верно воспринимающему глубинный факт реальности, а именно уму, который осознает инопустотность. Инопустотность представляет собой тончайший уровень деятельности ума ясного света. Такая деятельность свободна от всех грубых уровней: и от уровней, производящих эти двойственные видимости, и от уровней, которые верят в эти видимости. Глубинный факт реальности состоит в том, что чистая деятельность этого тончайшего уровня заключается только в создании недвойственных переживаний. Такая умственная деятельность противоречит всем видимостям двойственности.

Давайте обратимся к нашему предыдущему примеру. Когда мы встречаем нашего друга, наш ум ясного света создает видимость зрительного образа его лица и видит этот образ. Затем под воздействием инстинктов заблуждения чуть более грубый уровень умственной деятельности создает двойственную видимость. Объект и ум в нашем восприятии кажутся разделенными на две противостоящие силы. Рассерженное лицо кажется нам некой действительно раздражающей вещью «где-то там», которую мы – невинные наблюдатели, находящиеся «здесь», имеем несчастье видеть. Мы отождествляем видимость объекта с прочным «ты», а ум, воспринимающий его, с прочным «я», противостоящими друг другу. Веря в то, что эта видимость соответствует реальности, мы чувствуем, что не можем наладить взаимоотношения с нашим другом. Мы думаем, что он – действительно безнадежный человек, постоянно злой и рассерженный. Мы также чувствуем жалость к себе, как к действительно невинной жертве, постоянно терзаемой этим нелепым человеком незаслуженно. Испытывая искреннее отвращение к таким конфликтам, мы принимаем решение никогда больше не видеть нашего друга.

Если мы проверим эту видимость двух прочных противостоящих друг другу фракций – одной, которая находится «здесь», и другой, которая находится «где-то там», – мы поймем, что такая видимость не соответствует реальности. В нашем случае произошло лишь то, что возникло переживание, видение зрительного образа, и этот зрительный образ выглядел как рассерженное лицо нашего друга. Разумеется, этот зрительный образ обусловленно возник благодаря нашему другу, нашему уму и нашим глазам. Однако, если мы хотим отреагировать сбалансированным и чутким образом, нам надо понимать, что это переживание не содержит трагического героя, столкнувшегося с натиском неодолимых сил, посланных богами. Такого рода взгляд на наш опыт является фантазией.

Давайте рассмотрим значение перечисленных выше аспектов для развития сбалансированной чувствительности. Предположим, что утром мы первым делом смотрим на своё лицо в зеркало и видим себя толстыми и старыми, с прыщем на носу. Мы испытываем отвращение к своей внешности. Какой у нас есть выбор?

Нам необходимо проверить безошибочность того, что мы видим. Не является ли наблюдаемое вымыслом? Мы исследуем своё отражение в зеркале и свою оценку этого отражения, пользуясь при этом несколькими критериями. Включив свет, мы внимательно смотрим в зеркало. Может быть, мы казались себе толстыми из-за слабого освещения? Может быть, мы приняли тень за часть своего лица? Мы прикасаемся к свому носу. Если на носу есть прыщ, то он должен вызывать определенное физическое ощущение, которое мы можем почувствовать, прикасаясь к прыщу пальцем. Далее, мы размышляем о том, считается ли в нашем обществе наличие белых волос явным признаком старости, даже если человек начал седеть в возрасте от тридцати до сорока лет. Возможно, мы старые в сравнении с детьми, но являемся ли мы старыми в сравнении со своей бабушкой?

Предположим, мы обнаружили, что увиденное в зеркале соответствует действительности, а вовсе не является плодом нашего воображения. У нас нет другого выбора, кроме как признать реальность этого. Ни отрицание того, что мы видим в зеркале, ни отказ когда-либо смотреть на себя в зеркало, ни умелое применение косметики и окрашивание волос не изменят тот факт, что в данный момент мы воспринимаем безошибочную видимость: наше лицо полное, старое и с прыщем на носу. Меняет ли видимость нашего лица после применения косметики то, что мы видели, когда смотрели на него сразу после пробуждения?

После того как мы обнаружили, что наблюдаемое нами не является фантазией, у нас остался только один разумный выбор. Нравится нам это или нет, нам надо принять то, что мы видим. Наш ум создал условно верную видимость толстого, старого лица с прыщем на носу и опыт её безошибочного видения. Всё. Только на основе спокойного принятия реальной ситуации мы можем справляться с ней чутко и реагировать сбалансированно.

Как правило, наш ум не создаёт видимость нашего лица как лишь толстого и старого. Он совмещает наше изображение как действительно толстых и как действительно старых. Видя себя в зеркале такими и веря в истинность этого, мы реагируем излишне бурно. Мы приходим в уныние и испытываем к себе отвращение. Зрительный образ лица, отражающегося в зеркале, не похож на «меня», и мы хотим его отвергнуть.

Однако если отражающийся в зеркале человек – это не мы, то кто это? Это определенно не кто-то другой. Это также и не никто. У нас нет другой альтернативы, кроме как принять то, что, основываясь на наблюдаемой нами видимости толстого и старого лица, мы вынуждены признать, что это «я». При этом, проецируя на простую видимость преувеличенный способ её существования и думая: «Это действительно толстый, действительно старый человек. Как это отвратительно!», – а также отождествляя «я» c кем-то, обладающим внешностью сексуальной молодой кинозвезды, мы погружаемся в мир фантазий. Мы отождествляем себя с человеком, смотрящим в зеркало и выносящим мысленные суждения. Мы связываем этого шокированного человека с прочным «я» – с тем, кому мы льстим и по поводу кого мы обеспокоены, что он действительно толстый и старый. При этом мы отождествляем пугающую фигуру, наблюдаемую в зеркале, с чем-то, что определенно не является «мной», и мы полностью её отвергаем.

Это похоже на то, как если бы было два реальных человека: (1) оскорбленная личность, сидящая в нашей голове, смотрящая через наши глаза и прочно существующая как «я», и (2) некое старое, толстое, ужасное существо, смотрящее из зеркала и прочно существующее как некто, не имеющий ничего общего с «я». Это двойственное чувство никак не связано с реальностью. Мы не существуем как «Красавица» смотрящая на «Чудовище», независимо от того, что мы можем по этому поводу думать или чувствовать.

Из этого не следует, что нам надо быть мучеником и записать себя в «Чудовища», что вызовет у нас только чувство жалости к себе или заставит нас сдерживать свои эмоции. Точно так же как мы не отождествляем себя с «Красавицей», мы не отождествляем себя и с «Чудовищем». «Красавица» и «Чудовище» – это персонажи сказки. Никто не может существовать ни одним из этих двух способов. Правильное понимание самопустотности подтверждает этот факт. Осмыслив это, мы отвергаем воспринимаемые нами видимости и чувства как абсолютную чушь. Наше понимание заставляет лопнуть воздушный шарик наших фантазий. В результате мы избегаем или прекращаем излишне бурно реагировать. Это происходит, даже если наша семья или общество приучили нас относиться к себе как к «Красавице» или как к «Чудовищу», и даже если другие относились к нам подобным образом. Убежденность в реальности рассеивает веру в их поверхностное мнение.

Ум, безошибочно сосредоточенный на инопустотности, также опровергает двойственную видимость «Красавицы» и «Чудовища». Наш ум ясного света всего лишь создаёт опыт видения зрительного образа. Сосредоточиваясь на этой чистой умственной деятельности, мы можем отвергнуть двойственную видимость: зрительный образ и своё видение «Красавицы» и «Чудовища». Воображённая двойственность подобна двум обложкам открытой книги сказок. Наше понимание закрывает книгу, завершает сказку и возвращает нас к реальности. Таким образом, мы также прекращаем излишне бурно реагировать.

Мы можем понять этот процесс отрицания фантазий на примере видения человека в костюме Санта Клауса. Понимая, что Санта Клаус лишь миф, мы можем легко рассеять собственную веру в то, что этот человек существует как тот, кем он или она кажется. Сосредоточившись на отсутствии реального Санта Клауса, мы можем видеть скрывающегося под костюмом человека таким, каким он или она действительно является. Следовательно, мы можем расслабиться и получать удовольствие от встречи с ним. Освобождение от иллюзий требует доброты, понимания и прощения. Иначе мы причиним себе серьёзный вред, считая себя идиотом, а затем чувствуя вину за свои чувства или поступки.

Мы начинаем первую фазу этого упражнения с того, что представляем, как после обеда мы видим, что наша кухонная мойка чем-то заполнена. Это похоже на стопку грязной посуды, но нам хотелось бы, чтобы это было что-нибудь другое. Мы представляем, что пользуемся различными критериями для проверки достоверности того, что мы видим. Например, мы включаем свет и проверяем, действительно ли кухонная мойка полна грязных тарелок или она заполнена пакетами с размораживающимися продуктами. Убедившись в том, что это действительно грязные тарелки, у нас не остается другого выбора, кроме как признать безошибочность того, что мы видим. Мы представляем, что смотрим на эти тарелки со спокойным принятием, пытаясь видеть в них то, чем они являются – просто грязными тарелками в кухонной мойке, ни больше и ни меньше.

Затем мы вспоминаем опыт видения подобного зрительного образа и пытаемся воскресить в памяти то, как выглядели тарелки и как мы себя при этом чувствовали. Тарелки могли выглядеть как отвратительный беспорядок, а мы, отказываясь их мыть, могли чувствовать себя как примадонна: слишком хорошими, чтобы пачкать свои руки. Думая об этом опыте сейчас, мы пытаемся воскресить то чувство. После этого мы размышляем о том, что это преувеличение. Это всего лишь грязные тарелки в кухонной мойке, а мы всего лишь ответственный взрослый человек, которому необходимо их помыть. Грязные тарелки не являются отвратительными по своей природе, мы не примадонна, а мытье посуды – не такая уж большая проблема.

Понимая абсурдность собственного преувеличенного отношения, мы отвергаем его, представляя, как ясность нашего понимания заставляет лопнуть воздушный шарик нашей фантазии. Затем мы пытаемся сосредоточиться на отсутствии в нём чего-либо обнаружимого. Невозможно обнаружить неотъемлемо отвратительный беспорядок и безукоризненную примадонну, просто потому что они нереальны.

Отвергая свою фантазию, нам необходимо убедиться в том, что мы не отказываемся от неё подобно тому, как мы переключаем телевизор на другой канал. Относясь так к своей фантазии, мы очень скоро можем вернуться назад, на ту же телевизионную программу. Отказ от своей фантазии с помощью образа лопающегося воздушного шарика помогает нам перестать возвращаться к её преувеличению. Нам необходимо почувствовать, что эта история закончилась навсегда.

Более того, если мы представляем, что фантазия прочного «я» повержена ещё более сильным прочным «я», оперирующим ещё более мощным прочным «пониманием», то мы всего лишь переключились на другой уровень двойственной видимости и фантазии. Лопающийся воздушный шарик – это форма умственной деятельности, поэтому она происходит без прочного агента, или посредника, находящегося в нашей голове и заставляющего её происходить.

Мы укрепляем свой отказ от фантазии, обращая внимание на то, что, в сущности, мы лишь видели зрительный образ. Наше воображение преувеличило это событие, создав и спроецировав на него двойственную видимость кажущегося прочным «я» и кажущихся прочными тарелок. Эта видимость является фантазией. Осознавая это, мы представляем, что обложка нашей книги сказок внезапно закрылась. Сказка «Примадонна столкнулась с отвратительным беспорядком» закончилась. Представляя, что книга сказок растворяется в нашем уме, мы пытаемся сосредоточиться на том, что двойственная драматическая сцена была лишь плодом нашего воображения. Отказавшись таким образом от своей фантазии, мы пытаемся представить спокойное мытье посуды, без отождествления себя с мучеником или слугой.

Затем мы смотрим на изображение или просто думаем о человеке, с которым мы живём и который может часто оставлять грязные тарелки в мойке на ночь. Если мы живём одни, мы можем сосредоточиться на человеке, про которого мы знаем, что он так поступает, и представить, что мы живем вместе. Сначала мы представляем, что видим утром кухонную мойку, полную посуды. Не торопясь делать какие-либо выводы, мы представляем, что проверяем, чья была очередь мыть посуду прошлым вечером. Если посуду должен был мыть этот человек, мы пытаемся представить спокойное принятие того факта, что он не помыл посуду. Это всё, что произошло: больше ничего не случилось.

Затем мы исследуем то, каким мы видим этого человека и что мы чувствуем. Большинство из нас может вспомнить подобный опыт и то, как другой человек казался нам «лентяем», а мы сами праведно чувствовали себя уставшей жертвой, больше не способной мириться с такими причудами. Мы напоминаем себе, что никто не существует как лентяй, неспособный когда-либо помыть посуду, или как жертва, обязанная постоянно убирать за остальными. Осознавая преувеличенность своей фантазии, мы отвергаем её, представляя лопающийся воздушный шарик. Мы пытаемся сосредоточиться на отсутствии этих выдуманных персонажей внутри себя.

Мы подкрепляем отказ от своей фантазии попыткой осознать, что мы излишне бурно реагируем на двойственную видимость. Представляя, как книга сказок «Лентяй и Праведная Жертва» закрывается и растворяется в нашем уме, мы сосредоточиваемся на том, что эта сказка возникла из нашего собственного воображения. Произошло лишь то, что мы видели человека и что этот человек оставил на ночь немытую посуду.

Рассеяв свои фантазии, мы можем рационально справляться с реальностью ситуации. Например, мы пытаемся представить, что остаёмся спокойными и терпеливыми, ожидая, пока этот человек помоет посуду после завтрака, если мытье посуды после завтрака является его или её привычкой. Либо, если нам необходимо напомнить человеку или перераспределить домашние обязанности, мы пытаемся представить, что делаем это спокойно, без обвинений.

Затем мы переходим к другим беспокоящим сценам из своей жизни – дома, в офисе или в личных взаимоотношениях. Мы следуем той же самой процедуре для проверки достоверности и принятия безошибочности того, что мы видим или слышим. Как только мы приняли то, что на самом деле произошло, мы изучаем, распознаем и пытаемся отказаться от преувеличенных двойственных видимостей, спроецированных, возможно, нашим склонным к суждениям умом. При этом мы напоминаем себе о том, что наши фантазии об угнетателях, жертвах и прочем – чистый вздор, порожденный нашим воображением. Представляя, как лопаются воздушные шарики этих фантазий, а также как закрывается и растворяется в нашем уме книга сказок, мы пытаемся вернуться к видению ситуации такой, какой она является на самом деле.

Вторая фаза упражнения начинается с того, что мы сидим в кругу остальных участников группы и по очереди сосредоточиваемся на каждом человеке. Мы смотрим внимательно, чтобы подтвердить наблюдаемую нами условную видимость человека – например, как кого-то, кто красит свои волосы, кого-то, кто носит серьги, и так далее. Не сопровождая это умственными замечаниями, мы пытаемся принять как безошибочное то, что мы видим. Затем мы пытаемся обратить внимание на то, каким мы видим этого человека и что мы чувствуем. Например, человек может казаться нам абсолютно самодовольным типом, либо полным идиотом, который бездумно следует моде, либо самым привлекательным или пугающим существом в мире. При этом мы можем чувствовать себя самопровозглашённым судьей или человеком, пережившим кораблекрушение, который находится на необитаемом острове и крайне нуждается в собеседнике. Мы стараемся отпустить эти образы и чувства, представляя лопающийся воздушный шарик, а также закрывающуюся и растворяющуюся в нашем уме книгу сказок. Затем мы пытаемся смотреть на человека, принимая то, что мы видим, не считая себя виноватыми или глупыми за то, что мы чувствовали.

После этого мы повторяем процедуру в парах, сидя напротив партнера и работая с его или её видимостью. Затем, идя глубже, мы обращаем внимание на любые возможно имеющиеся у нас чувства нервозности или страха. Особенно мы пытаемся замечать и отпускать любые чувства, которые у нас могут быть к самим себе как к кажущемуся прочным «я» у нас в голове, противостоящему кажущемуся прочным «ты» в глазах сидящего напротив нас человека. Используя образ лопающегося воздушного шарика и закрывающейся и растворяющейся в нашем уме книги сказок, мы обращаем внимание на глубокое чувство облегчения, а также на естественные сердечность и открытость, возникшие благодаря этому отказу.

Третья фаза упражнения начинается с того, что мы смотрим на себя в зеркало. Проверяя безошибочность того, что мы видим, мы пытаемся принять наблюдаемое, не вынося при это суждений. Мы стараемся отвергнуть любые возможно имеющиеся у нас чувства «Красавицы» и «Чудовища», при этом мы снова представляем, как лопается воздушный шарик фантазии, а также как закрывается и растворяется книга сказок. Если мы практикуем дома, мы можем повторить упражнение, слушая свой голос, записанный на магнитофон, а затем просматривая свое видео, если это возможно.

Во время второй части упражнения мы сидим спокойно и стараемся обращать внимание на свои чувства. Затем мы проверяем безошибочность своей оценки собственных чувств. Мы чувствуем то, что заранее запланировали чувствовать или мы действительно чувствуем себя сейчас именно так? Если мы действительно чувствуем одиночество или удовлетворённость или даже если мы действительно ничего не чувствуем, мы пытаемся принять это, не вынося суждений. Если мы безошибочно ощущаем, что мы, помимо всего прочего, испытываем к себе жалость, чувствуем вину за свои чувства или чувствуем себя абсолютно неспособными что-либо чувствовать, мы также пытаемся признать наличие этих впечатлений. Иначе мы можем чувствовать себя виноватыми из-за того, что мы чувствуем вину. При этом мы пытаемся распознать то, что мы, возможно, преувеличиваем и придаем слишком большое значение своим чувствам. Осознавая это, мы отвергаем собственное преувеличенное впечатление от своих чувств. Мы заставляем лопнуть воздушный шарик, закрываем и растворяем книгу сказок и обращаем внимание на то, насколько комфортнее мы себя чувствуем. Теперь мы способны справляться со своими чувствами более сбалансированно.

Наконец мы просматриваем серию своих прошлых фотографий и повторяем упражнение. Анализируя наблюдаемые нами видимости и вызванные ими чувства, мы пытаемся принять себя такими, какими мы на самом деле были в то время. Если мы преувеличиваем чувства, которые, как мы помним, были у нас в прошлом, или чувства, которые мы продолжаем испытывать в отношении прошлого, то мы заставляем лопнуть воздушный шарик, закрываем книгу сказок, и растворяем эту книгу в своём уме. Затем мы продолжаем спокойно смотреть на свои фотографии.

I. Сосредоточиваясь на человеке из вашей жизни

1. Сосредоточиваясь на случае, который вас расстроил

• Представьте, что видите: ваша кухонная мойка наполнена чем-то, что напоминает груду грязной посуды, но вам хотелось бы, чтобы это было что-нибудь другое.
• Представьте, что проверяете достоверность этой видимости, включив свет и посмотрев внимательнее.
• Убедившись, что кухонная мойка полна грязных тарелок, представьте, что смотрите на них, спокойно принимая то, чем они являются.
• Вспомните, что уже видели подобную картину и тарелки казались вам отвратительным беспорядком, а вы, отказываясь их мыть, чувствовали себя примадонной – слишком хорошими, чтобы пачкать руки.
• Вспомните это чувство и затем размышляйте о том, что вы преувеличиваете ситуацию:
  • Это всего лишь грязные тарелки в кухонной мойке, а не отвратительный по своей природе беспорядок.
  • Вы всего лишь ответственный взрослый человек, которому необходимо их помыть, а не безукоризненная примадонна.
• Отвергните эту фантазию, представив, что ваше острое понимание взрывает её как воздушный шарик, и сосредоточьтесь на отсутствии в ней чего-либо обнаружимого:
  • Невозможно обнаружить неотъемлемо отвратительный беспорядок и безукоризненную примадонну просто потому, что их не существует.
• Заметьте: вы создали преувеличенную двойственную видимость тарелок и себя и отреагировали на неё, тогда как на самом деле вы просто видели зрительный образ.
• Отвергните эту фантазию, представив, как закрывается и растворяется в вашем уме книга сказок «Примадонна столкнулась с отвратительным беспорядком».
• Сосредоточьтесь на том, что двойственная драма была лишь плодом вашего воображения.
• Представьте, что спокойно моете тарелки, не отождествляя себя ни с жертвой, ни со слугой.

2. Сосредоточиваясь на фотографии человека, с которым вы живете или который, как вы знаете, может оставлять грязные тарелки в кухонной раковине на ночь, или думая о нём или о ней.

• Представьте, что видите утром кухонную мойку, полную посуды, а затем видите этого человека.
• Представьте, что, не торопясь делать выводы, вы проверяете, чья была очередь мыть посуду вчера вечером.
• Если посуду должен был мыть этот человек, представьте, что спокойно принимаете то, что он не помыл посуду.
• Вспомните подобное переживание и то, как другой человек казался вам «лентяем», а вы праведно чувствовали себя уставшей жертвой.
• Вспомните, что никто не является лентяем, никогда не способным помыть посуду, или жертвой, постоянно обязанной за всеми убирать.
• Отвергните эту фантазию, представив лопающийся воздушный шарик, и сосредоточитесь на отсутствии внутри него подобных фантастических персонажей.
• Представьте, что книга сказок «Лентяй и Праведная Жертва» закрывается и растворяется в вашем уме, и сосредоточьтесь на том, что эта сказка была плодом вашего воображения.
• Представьте, что терпеливо ждёте, когда этот человек помоет посуду после завтрака, если такова его привычка, или что спокойно напоминаете ему о посуде.

3. Повторите то же самое, сосредоточиваясь на других беспокоящих сценах из вашей жизни

II. Сосредоточиваясь на присутствующих

1. Сидя в кругу остальных участников группы и поочередно сосредоточиваясь на каждом человеке, совершая для каждого из них всю последовательность действий

• Смотрите внимательно, чтобы подтвердить наблюдаемую вами обусловленную видимость человека – например, как человека, который красит волосы.
• Не сопровождая это умственными замечаниями, примите то, что вы безошибочно видите.
• Обратите внимание на то, каким вам кажется этот человек и что вы чувствуете – например, он может казаться совершенно самодовольным типом, а вы можете чувствовать себя самопровозглашенным судьей.
• Оставьте эти образы и чувства, представив, как лопается воздушный шарик и книга сказок закрывается и растворяется в вашем уме.
• Смотрите на человека, принимая то, что видите, не чувствуя себя при этом виноватыми или глупыми за то, что вы чувствовали.

2. Повторите то же самое в парах, сидя лицом друг к другу

• Повторив эту последовательность, обращайте внимание на чувства нервозности или страха, и особенно на чувства, что вы – это прочное «я» в вашей голове, которое противостоит прочному «тебе», сидящему за глазами партнёра.
• Представьте, как лопается воздушный шарик этой фантазии и книга сказок закрывается и растворяется в вашем уме.
• Обратите внимание на глубокое облегчение и естественную сердечность и открытость, которые возникают благодаря отказу от этой фантазии.

III. Сосредоточиваясь на себе

1. Повторите то же самое, глядя в зеркало

• Отвергните двойственные видимости и чувства, например «Красавица и Чудовище».

2. Повторите то же самое без зеркала, проверяя достоверность того, что, как вам кажется, вы чувствуете прямо сейчас, а также ваших впечатлений по поводу этих чувств.

3. Повторите то же самое, глядя на ряд своих фотографий, охватывающих вашу жизнь, проверяя достоверность наблюдаемых вами видимостей и чувств, который они вызывают.