18. Ослабление ложных видимостей естественных функций ума

Во время первой фазы этого упражнения мы вспоминаем случаи, когда наше цепляние за что-либо ради безопасности было основано на проецировании тройственных видимостей семи аспектов нашей умственной деятельности и вере в эти видимости. Для каждого из семи умственных действий мы рассматриваем четыре возможные формы этого синдрома: когда мы цепляемся за совершение действия; или цепляемся за то, чтобы быть объектом чужих действий; когда мы боимся совершать действие; и когда чувствуем неловкость, будучи объектом действий других. Мы также пытаемся вспомнить любые, возможно сопровождавшие наш опыт, переживания недостатка чувствительности к другим или излишней чувствительности к происходящему.

В этом упражнении мы работаем с распространёнными примерами каждого синдрома. Позже мы можем самостоятельно исследовать другие формы. Если мы никогда не попадали в какие-либо из описанных ситуаций, мы пытаемся сопереживать кому-нибудь, кто, как мы знаем, страдает от таких проблем, и представить, на что это может быть похоже. Для практики на семинаре ведущий группы может выбрать один синдром для каждой из семи естественных функций ума. Практикуя дома, мы можем поступить так же, выбирая только те формы, которые относятся лично к нам. Для продвинутой или тщательной практики мы можем рассматривать все приведенные варианты.

Мы начинаем с создания спокойного, заботливого пространства, а затем вспоминаем соответствующий случай и собственное несбалансированное поведение. Сожалея о страдании, которое, возможно, повлекло за собой наше поведение, и принимая решение избегать такого поведения в дальнейшем, мы пытаемся определить появившуюся у нас тройственную видимость. Она могла принять одну из двух форм. Воображаемая тройственность могла состоять из (1) якобы прочного деятеля, «меня», который надеется обрести безопасность, цепляясь, избегая или погружаясь в (2) якобы прочную деятельность, направленную на (3) якобы прочный объект. Или же тройственность могла состоять из (1) якобы прочного получателя, или объекта, «меня», который надеется обрести безопасность посредством цепляния, избегания или погружения в (2) якобы прочное действие, совершенное (3) якобы прочным деятелем. Мы спроецировали одну из этих тройственных фантазий на волну нашего переживания, а ветры кармы взбили это переживание во что-то чудовищное.

Осознавая нелепость своей фантазии, мы представляем, что переживаем эту ситуацию заново. Наш ум ясного света естественным образом поднимается и создаёт импульс к ответному действию. Смешанный с заблуждением, импульс растёт, как волна, и вызывает обманчивую тройственную видимость действия, которое мы хотели бы совершить. В результате импульс разрастается и становится побуждением отреагировать невротическим образом. На этом этапе мы останавливаем бурлящий процесс. Вспоминая, что спроецированная нами видимость не имеет никакого отношения к реальности, мы представляем, как проектор тройственного кинофильма в нашем уме выключается и растворяется. При этом мы убеждаемся, что избегаем двойственного чувства якобы прочного, параноидального «меня», которое выключает якобы прочный проектор в нашей голове. Представляя, что ветры нашей кармы затихают, мы стараемся ослабить цепляние или страх. Волна переживания больше не кажется нам чудовищной, её рост замедляется.

По сравнению со всем океаном, волны умственной деятельности – поверхностное явление. Они не способны нас потревожить: они естественным образом проходят. Понимая это, мы возвращаемся к изначальному импульсу: просто реагируем на ситуацию действием. Однако теперь мы представляем, что участвуем в деконструированной деятельности без тройственности, без озабоченности собой, напряжённости или беспокойства. Мы пытаемся переживать воображаемое действие как волну, которая естественным образом поднимается из ума ясного света и естественным образом оседает обратно. Таким образом мы достигаем нетройственного переживания волны естественной умственной деятельности.

В качестве последнего шага мы вспоминаем, как другие люди поступали по отношению к нам каждым из беспокоящих способов: навязывали ненужную помощь, не переставая говорили и так далее. Чтобы ослабить собственную излишне бурную реакцию, мы стараемся понять, что этот человек находился под воздействием одной из естественных функций ума, смешанной с тройственной видимостью. Этот человек ради безопасности крепко держался за (1) якобы прочную деятельность, чтобы быть (2) якобы прочным деятелем, когда взаимодействовал с (3) якобы прочным объектом. Или же человек боялся (1) якобы прочной деятельности, считая её угрозой, когда мы, (2) якобы прочный деятель, направляли её на этого человека как на (3) якобы прочный объект.

Благодаря этому прозрению мы деконструируем собственное тройственное восприятие поступка этого человека. Мы снова пользуемся образами выключающегося и растворяющегося проектора нашей фантазии, затихающих ветров нашей кармы и оседающей волны переживания. Затем, как в пятнадцатом упражнении, мы направляем на этого человека сострадание, желая ему или ей освобождения от страдания, создаваемого его или её заблуждением. Наконец, мы пытаемся представить, что наша реакция соответствует ситуации и нетройственна и мы поступаем со сбалансированной чувствительностью.

Физическая деятельность

(1a) Чтобы развеять чувство постоянной необходимости быть занятыми, мы вспоминаем изумительный разговор за обеденным столом. Когда все доели десерт, мы вскочили и сразу же помыли посуду, потому что не могли продолжать беседу из-за беспокойства. Возможно, во время разговора мы ощущали себя «не на месте» и бессознательно надеялись, что мытье посуды избавит нас от неуверенности и неловкости. Наша бесчувственность, проявившаяся в возне с посудой, погубила разговор. Сожалея о своём поступке, мы смотрим сквозь тройственную видимость якобы прочного услужливого «я», якобы прочных невыносимо грязных тарелок и якобы прочной безотлагательной задачи – мытья посуды, и представляем, что ведём себя в этой ситуацией иначе. Мы пытаемся почувствовать, что проектор остановился и волна нашего стремления что-нибудь сделать осела. Затем мы представляем, как с удовольствием продолжаем разговор, не испытывая при этом беспокойства. Мы убираем со стола только после окончания беседы.

Вспоминая другого человека, который страдает компульсивным синдромом «мытья посуды», мы размышляем о том, каким беспокойным и несчастным он становится из-за этого синдрома. Вместо того чтобы быть нетерпимыми, мы желаем ему или ей освободиться от этого страдания. Мы представляем, как говорим человеку, что, конечно же, можно заняться посудой позже.

(1б) Чтобы преодолеть стремление командовать окружающими, мы вспоминаем, как видели родственника или друга сидящим без дела перед телевизором. Осознавая тройственную сцену якобы прочного полицейского – «я», якобы прочного ленивого бездельника и якобы прочного полезного действия, которое оправдывает существование этого человека, мы пытаемся понять её нелепость. Представляя выключающийся проектор, мы пытаемся чувствовать, как наша напряжённость ослабевает. Волна импульса теряет силу, и мы больше не чувствуем, что вынуждены приказывать человеку пошевеливаться. Мы представляем, что просим его или её что-то сделать, только если есть неотложное дело, в противном случае сдерживаем себя.

С пониманием и состраданием мы представляем, как похожим образом освобождаем собственное тройственное негодование тем, что другие указывают нам. Мы представляем, как спокойно отвечаем человеку, что нам нравится телевизионная передача, либо, в случае неотложного дела, просто встаем.

(2) Чтобы перестать рассчитывать на то, что другие постоянно будут делать всё за нас, мы вспоминаем, как, сидя за столом, заметили, что у нас нет салфетки. Отвергая нелепое тройственное чувство якобы прочного аристократа «меня», якобы прочного прислуживающего «тебя» и якобы прочного действия человека, который стремится угодить чужим потребностям, мы представляем, как этот кинофильм внезапно заканчивается. По мере того как волна нашего беспокойства оседает, мы представляем, что берём салфетку самостоятельно.

Размышляя о другом человеке, который ожидает, что мы будем ему прислуживать, мы применяем тот же метод: стараемся успокоить собственную тройственную реакцию негодования или услужливости. Мы представляем, как вежливо говорим человеку, что ещё не поели, либо, если мы уже закончили, просто подаём человеку то, что он или она хочет.

(3) Чтобы преодолеть боязнь что-либо делать, мы вспоминаем, как нам надо было заменить картридж в принтере. Наш ум проецировал нелепую тройственную сцену якобы прочного некомпетентного «я», якобы прочного невыносимого устройства и якобы прочной нерешаемой задачи. Представляя, как проектор выключается и превращается в миф, мы пытаемся успокоиться. По мере того как волна импульса к действию слабеет, мы представляем, что решаем проблему непосредственно, не драматизируя её. Даже если мы ничего не добьемся, мы не станем бесполезным человеком. Мы представляем, что пытаемся самостоятельно разобраться с заменой картриджа и обращаемся за помощью, только когда больше ничего не остается.

Затем мы размышляем о другом человеке, который из-за недостатка уверенности в собственных силах постоянно просит нас что-нибудь сделать за него или за неё. Мы пытаемся представить, что общаемся с этим человеком, не чувствуя, что его просьба обременяет якобы прочное «я», чьей добротой все пользуются. Вместо этого мы представляем, что терпеливо учим человека выполнять эту задачу. Если он не в состоянии с ней справиться, мы представляем, что помогаем ему без негодования.

(4) Чтобы развеять чувство дискомфорта, когда другие что-нибудь для нас делают, мы вспоминаем, как поочередно вели с кем-то машину во время длительного путешествия. Этот боевик возник из якобы прочного «меня», который не владеет ситуацией, якобы прочного «тебя», который обладает всей возможной властью, и якобы прочного террористического акта захватившего власть противника. Наше прозрение прекращает тройственный кинофильм. Чувствуя, как волна ужаса успокаивается, мы пытаемся представить, что спокойно сидим на пассажирском месте. Мы также стараемся представить, что не заставляем другого человека нервничать, комментируя на протяжении всего путешествия его или её манеру вождения.

Затем мы пытаемся представить, как нетройственно реагируем со сбалансированной чувствительностью на то, что другому человеку сложно быть пассажиром, когда мы за рулем. Мы следим за тем, чтобы веcти машину внимательно.

Вербальное проявление

(1) Чтобы преодолеть настойчивоe стремление оставлять за собой последнее слово, мы вспоминаем, как слушали другого человека, который говорил то, с чем мы были не согласны. Тройственно проецируя якобы прочного подвергающегося опасности «меня», якобы прочного спорщика «тебя» и якобы прочный разговор, который может восстанавливать неприкосновенность, – мы чувствовали, что вынуждены резко возразить. Мы напоминаем себе о том, что озвучивание собственного мнения не может добавить безопасности якобы прочной сущности. После этого мы представляем, как проектор выключается и исчезает. Мы пытаемся чувствовать, как волна потребности высказаться медленно оседает. Не заставляя человека полагать, что мы никогда не согласимся с его мнением, мы представляем, что добавляем что-либо, только если это конструктивно.

Затем мы вспоминаем человека, который чувствует побуждение всегда нам противоречить. С пониманием, терпением и состраданием мы пытаемся представить, что слушаем его или её молча.

(2) Чтобы успокоить неуверенность, стоящую за нашим настойчивым требованием, чтобы другие разговаривали с нами, когда им нечего сказать, мы вспоминаем кого-нибудь, кто нас навещал и почти ничего не говорил. Нас не покидала тройственная видимость якобы прочного нелюбимого «меня», якобы прочного отвергающего «тебя» и якобы прочного произнесения слов, способных подтвердить его или её привязанность. Тем не менее, молчание человека не означало, что он нас не любит. Оно не отменило визит этого человека. Когда мы сосредоточиваемся на этом постижении, кинофильм прекращается. Умеряя свои ожидания, мы стараемся чувствовать, как оседает волна неуверенности, подстегивавшая нашу требовательность. Вместо этого мы пытаемся представить, что получаем удовольствие в компании молчаливого гостя.

Точно так же, мы вспоминаем, как любимый нами человек жаловался, что мы никогда не беседуем с ним или с ней. Воспринимая это замечание нетройственно, мы пытаемся успокоить собственную излишне бурную реакцию на косвенное обвинение в том, что мы не заботимся об этом человеке. Любовь можно выражать по-разному.

(3) Чтобы развеять стеснение говорить вслух, мы вспоминаем, как нам надо было подготовить доклад для своей организации. Мы боялись, что будем выглядеть глупо и аудитория будет над нами смеяться. Тройственное чувство состояло из якобы прочного слабоумного «меня», якобы прочного осуждающего «тебя» и якобы прочного действия: мы открываем рот и этим доказываем свою некомпетентность. Понимая, что мир не рушится, даже если другие критикуют нас за то, что мы неважный оратор, мы стараемся почувствовать, как проектор разбивается и наш кошмар прекращается. Медленно ослабляя волну беспокойства, мы пытаемся представить, что произносим доклад так, чтобы люди могли нас слышать, и не нервничаем.

Точно так же, если кто-либо слишком застенчив, чтобы достаточно громко отвечать на наш вопрос, мы представляем, что спокойно оправдываем свою неспособность услышать ответ. Настойчивое требование, чтобы человек говорил громче, лишь добавит ему или ей неуверенности.

(4) Чтобы перестать чувствовать себя неловко из-за чужих слов, мы вспоминаем, как другой человек говорил что-либо неполиткорректное. Даже если его или её слова относились лично к нам, мы осознаем, что сказанное не может лишить нас собственного достоинства. Мы восприняли эти слова как личное оскорбление только из-за тройственной программы якобы прочного самоуверенного «меня», якобы прочного нетерпимого «тебя» и якобы прочного действия – произнесения предвзятых слов. Представляя, что проектор выключается, мы пытаемся успокоиться. Волна с изображением говорящего проходит. Если человек восприимчив, мы представляем, что советуем ему или ей высказываться более чутко. Если же он считает нас излишне ранимыми, мы пытаемся представить, что держим язык за зубами.

Затем мы вспоминаем, как мы сами нечаянно произнесли что-либо неполиткорректное и другой человек обиделся. Не чувствуя раздражения или вины, мы стараемся представить, что принимаем слова поправившего нас человека без тройственности, терпеливо и благодарно.

Чувственный и умственный опыт

(1) Чтобы преодолеть компульсивное стремление потакать своим чувствам, мы вспоминаем, как были в буфете и пробовали каждое блюдо. Мы вели себя как в тройственном кинофильме о якобы прочном «я» перед казнью, якобы прочном «последнем обеде» и якобы прочном приёме пищи, способном каким-то образом сделать нашу жизнь оправданной. Наша вера в этот кинофильм была очевидным абсурдом. Представляя, как прекращается противоречащий здравому смыслу фильм, мы пытаемся успокоить нарастающее чувство, что нас лишают последнего шанса поесть. Вместо этого мы стараемся представить, что не идем за добавкой, если больше не чувствуем голода.

Затем мы вспоминаем человека, который вместе с нами наполнял тарелку. Мы представляем, что, до того как человек пойдёт за добавкой, мы без осуждения или отвращения предлагаем ему или ей прийти в буфет ещё раз, как только опять проголодаемся.

(2) Чтобы перестать считать, что окружающие нужны нам для того, чтобы они всё о нас знали, мы вспоминаем, как рассказывали обо всех своих проблемах попутчику в самолете. Понимая, что наше существование не подтверждается тем, что другие знают о нашей жизни, мы пытаемся смотреть сквозь свою самовлюбленную фантазию. Мы вообразили тройственную видимость якобы прочного, невероятно важного и интересного «меня», якобы прочного «тебя», который страсть как хочет знать историю нашей жизни, и якобы прочное знание о нашей жизни, подтверждающее наше существование. Представляя, как проектор выключается и растворяется, мы пытаемся чувствовать, что волна нашей собственной важности затихает. Практикуя распознавание, мы пытаемся вообразить, что рассказываем другим только то, что им необходимо знать, и полагаемся только на тех, кому мы можем верить.

Затем мы вспоминаем человека, который компульсивно рассказывает во всех подробностях о том, как он провел день. Обычно это кажется нам очень утомительным. Однако, понимая неуверенность человека, мы пытаемся представить, что мягко меняем тему разговора.

(3) Чтобы развеять неловкость от чувственного опыта, мы вспоминаем, как испытывали робость и нервничали, когда смотрели в глаза собеседнику. Понимая, что якобы прочное действие – смотрение в глаза – не делает беззащитным якобы прочное неадекватное «я» в нашей голове, смотрящее сквозь наши глаза вовне, которое будет обнаружено и непременно отвергнуто якобы прочным «тобой», мы представляем, что тройственный кинофильм заканчивается. Мы пытаемся расслабиться, и волна переживания смягчается. Вместо того чтобы заставлять другого человека испытывать неловкость, отводя взгляд на стену, мы представляем, что смотрим ему или ей в глаза на протяжении разговора.

Вспоминая человека, который не смотрит на нас, когда мы разговариваем, мы пытаемся понять тройственное чувство, которое он испытывает, и не принимать его поведения на свой счёт. Напротив, мы пытаемся чувствовать сострадание к застенчивости и дискомфорту этого человека. Так, например, если, отчитывая ребёнка, мы настаиваем, чтобы он смотрел на нас или сами смотрим ему в глаза, мы лишаем ребёнка чувства собственного достоинства.

(4) Чтобы развеять собственный страх быть объектом чужого чувственного познания, мы вспоминаем, как находились в тесной толпе в метро. Понимая, что прикосновение тела незнакомого человека – это не то же самое, что изнасилование, мы не отстраняемся и не заставляем его чувствовать себя ужасно. Вместо этого мы представляем, что проектор прекращает показывать тройственный кинофильм о якобы прочном невинном «мне», якобы прочном мерзком «тебе» и якобы прочном отвратительном физическом прикосновении. Это позволяет нам расслабиться. С более спокойной волной реакции на телесный контакт мы представляем лишь ощущение прикосновения и позволяем этому ощущению пройти.

Вспоминая, как мы случайно задели другого человека в переполненном метро и он скривил лицо, мы пытаемся представить, что отстраняемся, не чувствуя себя оскорблёнными.

Проявление сердечной заботливости

(1) Чтобы преодолеть компульсивное выражение привязанности, мы вспоминаем, как смотрели на своего супруга или ребёнка и чувствовали, что просто обязаны сказать о своей любви. Делая это в присутствии его или её друзей, мы смущали и раздражали его или её. Проектор показывал тройственный кинофильм о якобы прочном, жаждущем любви «мне», якобы прочном «тебе», которое также обязано жаждать любви, и якобы прочном действии – проявлении любви, которое способно заполнить внутреннюю пустоту. Понимая, что наши слова «я тебя люблю» не делают нас или нашу любовь более реальными, мы представляем, как проектор останавливается. Волна беспокойства, лежащая в основе нашей одержимости выражением любви, теряет импульс, и мы пытаемся успокоиться и не ставить человека в неловкое положение. Мы представляем, что говорим «я тебя люблю» только в подходящее время – не слишком часто и не слишком редко, а тогда, когда любимому человеку необходимо это слышать. Слова «я тебя люблю» теряют свой смысл, если пользоваться ими слишком часто.

Затем, думая о человеке, который непрерывно говорит о любви к нам, мы пытаемся ослабить собственное тройственное чувство, что нас позорят. Мы представляем, что сердечно и искренне отвечаем: «Я тоже тебя люблю».

(2) Чтобы преодолеть цепляние за то, чтобы другие выражали нам свою привязанность, мы вспоминаем, как смотрели на своего супруга или ребёнка и просили его или её нас обнять. Этот человек попросил нас не дурачиться. Хотя утешающее объятие может временно поддержать нас, оно не способно сделать нас реальнее. Понимание, что наша потребность в том, чтобы нас постоянно обнимали, напоминает маленького ребёнка, прячущегося под одеялом, мы смягчаем требования. Мы представляем окончание тройственного кинофильма о якобы прочном «мне», которого никто не любит, якобы прочном «тебе», чьей «настоящей» любви нам бы хотелось, и якобы прочном действии выражения и, следовательно, подтверждения привязанности. Пока волна беспокойства, лежащая в основе нашей компульсивности, затихает, мы пытаемся представить, что просим кого-то обнять нас только в подходящие моменты, а в остальных случаях чувствуем уверенность в наших отношениях и в себе.

Вспоминая человека, у которого есть подобные высказанные или невысказанные требования к нам, мы пытаемся ослабить собственное тройственное чувство протеста, возникающее из-за того, что другие ожидают от нас определённых действий. Мы представляем, что обнимаем человека, если время и место позволяют, или говорим человеку, что обнимем его или её позже, в более подходящих условиях.

(3) Чтобы развеять неловкость выражать привязанность, мы вспоминаем, как смотрели на любимого человека, нуждавшегося в подтверждении наших чувств. Нам трудно было сказать человеку, что мы его или её любим. Между тем произнесение слов «я тебя люблю» или объятие не являются признаками слабости. Эти действия ничего нас не лишают. Они также не означают, что мы стали рабом своей привязанности или этого человека и больше не владеем собой. Это понимание позволяет нам смотреть сквозь тройственную видимость якобы прочного самодостаточного «меня», якобы прочного навязчивого «тебя» и якобы прочного действия – выражения привязанности – как опасной необходимости. Представляя выключенный проектор, мы пытаемся ослабить волну своей напряжённости, чтобы человек не чувствовал себя нелюбимым, особенно когда он или она в подавленном настроении. Наоборот, мы представляем, что говорим «я тебя люблю» и искренне имеем это в виду. Затем мы подтверждаем это объятием.

Вспоминая любимого нами человека, которому сложно демонстрировать привязанность, мы пытаемся понять, что ему не обязательно выражать свою любовь словами, чтобы мы убедились в её существовании. Вместо того чтобы чувствовать себя нелюбимыми или отвергнутыми, мы пытаемся сострадать ему или ей.

(4) Чтобы развеять неловкость, когда другие выражают свою привязанность к нам, мы вспоминаем собственное чувство угрозы и скованности, когда нас целовал любимый человек. Между тем мы не лишаемся независимости, когда кто-либо демонстрирует нам привязанность. Это не может превратить нас в младенца, больше не способного владеть собой. Понимая это, мы не ставим человека в неловкое положение, говоря ему или ей что-нибудь неприятное или оставаясь равнодушными. Мы представляем, что проектор остановил тройственный кинофильм о якобы прочном взрослом «мне», якобы прочном унижающем «тебе» и якобы прочном действии – незрелом проявлении любви. По мере того как стихает волна раздражения, мы пытаемся успокоиться и представить, что принимаем проявление привязанности сердечно и отвечаем по-доброму. Если источником нашей неловкости является чувство, что мы не заслуживаем чужой любви, мы напоминаем себе о естественных достоинствах своего ума и сердца. Таким образом мы пытаемся избавиться от заниженной самооценки, понимая её нелепость.

Затем, вспоминая человека, чувствующего неловкость, когда другие выражают свою привязанность к нему, мы представляем, что с состраданием воздерживаемся от того, чтобы ставить его в неловкое положение. Мы можем выразить свою любовь иначе.

Проявление энергии

(1) Чтобы не чувствовать необходимости настаивать на собственном желании, мы вспоминаем, как собирались пообедать с друзьями и настаивали на том, чтобы идти в выбранный нами ресторан. Если всё идет по-нашему, это не доказывает нашего существования. Мы вовсе не обязательно должны чувствовать личную угрозу, если не управляем происходящим. Никто не способен управлять всем. Помня об этом, мы представляем внезапное окончание тройственного боевика о якобы прочном «мне», которое должно контролировать происходящее, якобы прочном «тебе», которым нужно руководить, и якобы прочном действии: чтобы добиться безопасности посредством доминирования, мы тратим силы. Проектор растворяется, переполняющая нас волна внутреннего побуждения заявить о своем желании ослабевает. Мы пытаемся представить, что, решая с друзьями, куда пойти пообедать, мы спокойны и открыты к предложениям других.

Если друг настаивает на своём выборе и нет серьёзной причины возражать, мы пытаемся представить, что любезно соглашаемся – если это касается лишь нас двоих. При этом мы не чувствуем поражения или обиды. Если же мы с другом не одни, мы представляем, что интересуемся мнением других людей и соглашаемся с большинством.

(2) Чтобы преодолеть потребность во внимании других, мы вспоминаем разочарование, когда навещали кого-то или жили с кем-то, кто постоянно был поглощён телевидением или компьютером. Чувствуя себя малозначимыми и нелюбимыми, мы настаивали, чтобы он выключил «машину» и уделил внимание нам. Наша неуверенность вызывала негодование человека, и никто из нас не получал удовольствия от общения. Мы пытаемся представить, что смотрим на поглощенного своим занятием человека и не считаем это личным неприятием. Даже если он старается избегать нас, мы размышляем о том, что, возможно, мы сами способствовали этой проблеме, так как были слишком настойчивыми и требовали больше внимания, чем это было разумно. Мы пытаемся успокоиться, представляя, что проектор перестаёт показывать тройственную мелодраму о якобы прочном «мне», которому для подтверждения своей ценности необходимо чужое внимание, якобы прочном «тебе», чьё внимание жизненно необходимо, и якобы прочном действии – направлении энергии на объект, – способном подтвердить существование и ценность этого объекта. Волна беспокойства, вынуждающая нас требовать внимания, медленно оседает.

Если нам больше нечем заняться и мы хотим провести время с этим человеком, мы можем попытаться вызвать у себя интерес к телевизионной передаче или к компьютеру. Почему мы считаем, что качество проведенного с кем-либо времени определяется лишь тем, что нравится нам? Как бы там ни было, иногда нам может быть необходимо напомнить тому, кто пристрастился к телевизору или компьютеру, что в жизни есть другие вещи. Тем не менее, нам необходимо делать это нетройственно, без высокомерного неодобрения или страха быть отвергнутыми.

Вспоминая другого человека, который требовал нашего внимания, когда мы были чем-то увлечены или с кем-то разговаривали, мы пытаемся представить, что не чувствуем, будто он вторгается в нашу жизнь. Мы представляем, что пытаемся сердечно принять человека, когда позволяет ситуация. Предположим, что это маленький ребёнок, недовольный тем, что мы просто держим его или её на коленях. Мы представляем, что откладываем своё занятие или просим того, с кем мы разговариваем, извинить нас и минутку подождать. Без тройственных чувств негодования, мы представляем, что заботимся о потребностях ребёнка.

(3) Чтобы преодолеть страх высказывать своё мнение из-за опасения быть отвергнутыми, мы вспоминаем, как молча подчинялись желанию другого человека или мирились с его или её возмутительным поведением. Если мы хотим избежать конфликтов, нам необходимо устранить свои тройственные чувства, а не активное участие во взаимоотношениях. Если мы, избегая действий, будем обиженно молчать, это точно так же повлияет на наши взаимоотношения, как если бы мы что-либо говорили. Мы пытаемся смотреть сквозь тройственную видимость якобы прочного недостойного «меня», якобы прочного «тебя», чьё одобрение является важным, и якобы прочного действия – неразумного расхода энергии. Когда мы это понимаем, проектор перестает показывать несчастливые сцены, а волна неуверенности в себе оседает. Вместо этого мы пытаемся представить, что стали более активными и не испытываем беспокойства или нервозности. Даже если человек сердится и отвергает нас, это не отражает нашей ценности как человека.

Затем мы вспоминаем того, кто боится высказывать своё мнение в нашем присутствии. Освобождая любые тройственные чувства, из-за которых мы можем воспользоваться покорностью человека или рассердиться на него, мы пытаемся представить, что мягко убеждаем его высказывать своё мнение. Мы даём человеку понять, что, даже если мы вдруг рассердимся на его слова, это не приведёт к разрыву наших отношений. Напротив, изменив своё поведение, он или она вызовет у нас уважение, и наши отношения улучшатся.

(4) Чтобы развеять страх перед энергией других людей, мы вспоминаем, как боялись навещать родственника, который постоянно жалуется. Мы боялись, что его или её энергия заразит нас. В тройственном кинофильме, играющем в нашей голове, в главных ролях были якобы прочное, находящееся в опасности «я» и якобы прочное, вгоняющее в тоску «ты». Это был кинофильм о якобы прочном распространении опустошающей энергии. Понимая это, мы представляем, что проектор выключается и исчезает. Волна беспокойства затихает. Расслабившись, мы пытаемся представить, что слушаем жалобы этого человека и позволяем его или её энергии проходить сквозь нас. Подавленность или раздражение возникают из-за того, что мы считаем энергию этого человека «вторжением» и строим «барьер» для защиты от него. Сама энергия представляет собой лишь волну деятельности ясного света, так же как и наша способность её познавать. Мы принимаем своего родственника всерьёз, однако не принимаем его или её жалобы на свой счёт.

Затем мы вспоминаем человека, который считает нашу энергию слишком опасной и закрывается от нас. Возможно, это наш ребёнок-подросток, который бунтует, считая нас властным родителем. Мы пытаемся представить, что смягчаемся, не раздражаясь. Если мы играем в жизни своего ребёнка-подростка более отстраненную роль, это не означает, что мы больше не являемся заботливым родителем. Мы можем по-прежнему участвовать в его жизни, но на таком расстоянии, которое кажется ему более комфортным.

Отдых

(1) Чтобы преодолеть цепляние за отдых, мы вспоминаем чувство перегруженности работой. Создавалось впечатление, будто бы в офисе мы на самом деле не являемся самими собой. Мы можем чувствовать себя человеком только по выходным. Этот тройственный научно-фантастический фильм о якобы прочном измученном «я», которое не является мной, якобы прочном отдохнувшем «я», которое является мной, и якобы прочно действии отдыха, благодаря которому это превращение происходит, – полный абсурд. Мы одинаково являемся личностью в будние дни и по выходным. И то, и другое – одинаково достоверные части нашей жизни. После напряжённой рабочей недели нам может требоваться отдых, однако не потому, что он может «снова» сделать нас реальными. Это понимание выключает проектор. Волна тревожной тоски оседает и проходит. Мы пытаемся представить, что спокойно смотрим на приближающиеся выходные, не возмущаясь чувством прикованности к работе.

Вспоминая сослуживца, который часто отлучается попить кофе, мы пытаемся представить, что реагируем спокойно, без тройственных чувств неодобрения или раздражения. Если человек ленив, возможно, нам нужно поговорить об этом с ним или с ней. С другой стороны, если человек непомерно загружен или рабочая атмосфера неприятна, нам может потребоваться улучшить условия труда.

(2) Чтобы ослабить цепляние за отдых от окружающих, мы вспоминаем, к примеру, своих родителей, которые заставляли нас искать работу или вступить в брак. Нам казалось, что, если бы только они оставили нас в покое, всё было бы отлично. Чтобы избавиться от тревожного чувства, что есть якобы прочная жертва «я», якобы прочный тиран «ты» и якобы прочная передышка, способная решить все наши проблемы, – мы представляем, как выключается и растворяется проектор этого тройственного кинофильма. По мере того как проходит волна напряжённости, мы признаем заботу наших родителей и пытаемся почувствовать благодарность. Если же мы строим эмоциональные барьеры, чтобы отгородиться от натиска родителей, мы никогда не сможем успокоиться или расслабиться. Мы всё время защищаемся и излишне бурно реагируем на любые их замечания.

Предположим, беспокойство наших родителей обосновано, а мы избегаем что-либо предпринимать: у нас есть детское желание быть независимыми и мы не любим, когда на нас давят. Гораздо легче ослабить свою напряжённость без проектора. Представляя, что мы предпринимаем шаги для улучшения ситуации, мы пытаемся чувствовать поддержку, а не преследование в заботе своих родителей. Если мы пытались найти работу или супруга, но не преуспели в этом, мы представляем, что по-доброму объясняем это родителям, не чувствуя при этом вины. Если же у нас есть веские причины для того, чтобы не искать работу или не вступать в брак, мы пытаемся представить, что спокойно объясняем это родителям, не защищаясь и не оправдываясь.

Предположим, что наши родители преувеличивают проблему. Мы пытаемся воспринимать их слова и энергию нетройственно и заверяем их, что мы счастливы тем, как у нас сейчас обстоят дела. У нас всё будет хорошо. Если наши родители сталкиваются с насмешками своих друзей по поводу наших успехов в поиске работы или супруга, нам необходимо проявить сочувствие. Однако это не означает, что нам следует быть недостаточно чувствительными к самим себе. Мы можем без высокомерия спросить их, к примеру, о том, что им кажется важнее – счастье их ребёнка или довольство друзей.

Затем мы вспоминаем человека, которому кажется, что ему или ей необходимо от нас отдохнуть, чтобы чувствовать себя независимым, реальным человеком. Не воспринимая это как личное неприятие, мы пытаемся представить, что нетройственно даём человеку время побыть одному и пространство для этого. Всем нам иногда нужен отдых.

(3) Чтобы преодолеть боязнь отдыхать, мы вспоминаем, как нервничали, когда уходили в отпуск. Затем мы думаем о том, что незаменимых нет. Предположим, что мы умерли. Работа на фирме будет продолжаться. Осознавая это, мы представляем, что проектор прекращает показывать тройственный кинофильм о якобы прочном незаменимом «я», якобы прочной работе, которую больше никто не сможет сделать, и якобы прочном безответственном поступке – уходе в отпуск. Волна напряжённости оседает, и мы пытаемся успокоиться и представить, что оставляем работу, не чувствуя беспокойства или вины.

Вспоминая коллегу, который не хочет уходить в отпуск по той же причине, мы представляем, как заверяем человека, что во время его или её отсутствия дела будут идти нормально.

(4) Чтобы успокоить боязнь оказаться позабытыми, мы вспоминаем, как мы болели и никто нам не звонил и не навещал нас. Нам казалось, что никто нас не любит. Между тем люди были заняты и, вероятно, думали, что нам необходим полный покой. Рассматривая такую возможность, мы пытаемся представить прекращение сентиментальной тройственной сцены якобы прочного позабытого «меня», якобы прочного безразличного «тебя» и якобы прочного действия – позабытые, мы лежим в постели. Волна жалости к себе, подталкивающая нас отказаться от отдыха, затихает. Мы пытаемся представить, что воспринимаем молчание любимого человека нетройственно и наслаждаемся покоем и тишиной.

Затем мы вспоминаем человека, который болел и мог чувствовать себя позабытым, если мы постоянно не звонили или не навещали его или её. Ослабляя собственную нетерпимость, мы представляем, что говорим человеку, что хотели дать ему или ей как следует отдохнуть.

Наслаждение

(1) Чтобы преодолеть цепляние за наслаждение, мы вспоминаем, как от скуки и неудовлетворённости без конца переключали телевизионные каналы. Мы не задерживались ни на одной программе, поскольку компульсивно искали чего-то лучшего. Между тем, если мы не найдем ничего интересного, нас не поглотит чёрная дыра. Понимая это, мы представляем, что проектор выключает тройственный кинофильм о якобы прочном «я», которому требуется постоянное развлечение, якобы прочной телевизионной передаче, которая дарует совершённое развлечение, и якобы прочном действии наслаждения развлечением. Волна энергии, толкающая нас в бесконечный поиск удовольствий, оседает. Успокоившись, мы представляем, что включаем телевизор только тогда, когда действительно хотим что-либо посмотреть. Если мы находим интересную передачу, мы пытаемся представить, что получаем от неё удовольствие, не хватаясь за пульт, если вдруг что-то нам не понравилось. Мы также представляем, что выключаем телевизор по окончании телепередачи. Если мы не находим интересной передачи, мы представляем, что признаём этот факт и выключаем телевизор, не начиная искать снова.

Затем мы вспоминаем, как смотрели с кем-то телевизор и этот человек непрерывно переключал каналы. Чувствуя сострадание к этому человеку, не способному ни от чего получать удовольствие, мы пытаемся воспринимать его или её неугомонность нетройственно, не воспринимая это как посягательство на собственное развлечение. Таким образом, мы разряжаем ситуацию, чтобы она не переросла в ссору. Это позволяет нам найти приемлемый компромисс.

(2) Чтобы перестать компульсивно стремиться к одобрению со стороны окружающих, мы вспоминаем, как делали что-либо лишь потому, что хотели доставить удовольствие другому человеку, например устроились на престижную, но скучную работу. Доставлять удовольствие другим, например родителям, конечно же, очень славно, но не ценой того, что полезно ещё кому-нибудь, будь то наш супруг или дети, или нам самим. Нам нет необходимости подтверждать собственное существование, получая одобрение от окружающих. Понимая это, мы стараемся успокоиться. Это означает окончание тройственного кинофильма о якобы прочном неполноценном «мне», якобы прочном, стоящем на пьедестале «тебе» и якобы прочном действии: другой человек радуется нашему поступку, и это подтверждает нашу ценность. По мере того как стихает волна нашей неуверенности, мы пытаемся представлять, что принимаем решения, которые кажутся нам удобными и подходящими. Если окружающие одобрят и довольны нашим выбором – очень хорошо. Если нет – мы чувствуем себя достаточно уверенными, чтобы это не имело для нас большого значения.

Затем мы вспоминаем человека, который постоянно старается получить наше одобрение. Мы пытаемся ослабить собственное тройственное чувство якобы прочного «тебя», который пытается переложить ответственность за успех или неудачу своих решений на якобы прочное «я», и якобы прочное действие – одобрение. Мы пытаемся представить, что поощряем человека принимать решения самостоятельно и уверяем, что любим его независимо от принятых им решений.

(3) Чтобы перестать бояться приятно проводить время, мы вспоминаем, как были на корпоративной вечеринке и полагали, что, потанцевав, утратим достоинство. Понимая, что приятное времяпровождение и танцы являются проявлениями человеческих качеств, не отрицая их, мы смотрим сквозь тройственный кинофильм. Проектор перестает показывать якобы прочное пристойное «я», якобы прочный унизительный танец и якобы прочное, лишающее достоинства действие – получение удовольствия. Волна напряжённости стихает. Не заставляя остальных чувствовать себя неловко из-за того, что мы сидим, неодобрительно нахмурившись, мы расслабляемся и пытаемся представить, что танцуем и приятно проводим время вместе с ними.

Думая о человеке, который боится в нашем присутствии расслабиться и получать удовольствие, мы пытаемся оставить собственное тройственное чувство раздражения и осуждения его или её застенчивости. Это лишь заставит человека чувствовать себя ещё более нервно и неуверенно. Затем мы пытаемся представить, что не отвергаем человека независимо от того, что он делает.

(4) Наконец, чтобы развеять неловкость из-за того, что другие нами довольны, мы вспоминаем, как кто-нибудь выражал удовлетворенность нашей работой. Мы возражали, чувствуя, что сделанное нами несовершенно и мы никуда не годимся. Тем не менее, удовлетворение своими достижениями не вредно. Это не делает нас уязвимыми или самодовольными. Это понимание выключает тройственный кинофильм о якобы прочном недостойном «мне», якобы прочном покровительствующем «тебе» и якобы прочном неискреннем действии – выражении удовлетворенности. Когда проектор исчезает и волна напряжённости успокаивается, мы стараемся представить, что принимаем признательность с благодарностью, говоря спасибо, и чувствуем счастье.

Затем мы вспоминаем человека, который не способен принять нашу удовлетворённость. Человек убеждён: независимо от того, что мы говорим или делаем, мы не любим и не одобряем его или её. Мы пытаемся представить, как рассеиваем собственное тройственное чувство оскорблённости тем, что человек нам не верит. Это позволяет нам стать более непринуждённым и сострадательным, благодаря чему человек не будет сомневаться в нашем одобрении.

Удовлетворённость окружающими и собой

Мы практикуем вторую фазу упражнения с партнером. Мы стараемся воспринимать семь волн естественной деятельности ума без тройственного чувства якобы прочного «меня», столкнувшегося с якобы прочным «тобой» благодаря участию в якобы прочном действии. Это означает вовлеченность в действие и восприятие действия без озабоченности собой, страха перед этим человеком и переживаний по поводу собственного поведения и того, принимает ли нас другой. Для этого нам самим необходимо быть как можно более восприимчивыми и принимать человека и самих себя. Неосуждение и свобода от умственного диалога являются ключевыми в этой практике.

Если возникают тройственные чувства нервозности или озабоченности собой, мы пытаемся деконструировать их так же, как в первой фазе упражнения. Мы представляем, что проектор фантазии в нашем уме выключается и растворяется. Затем мы пытаемся представить, что ветры нашей кармы успокаиваются, волна переживания больше не кажется нам чудовищной и наконец оседает обратно в океан нашего ума. Если во время выполнения упражнения возникают различные положительные и отрицательные чувства, мы также пытаемся ощущать, как они проходят, подобно океанской волне. Мы не цепляемся за них и не боимся их.

Несколько мгновений мы держим одну свою ладонь в другой, чтобы приучить себя к нетройственному физическому ощущению, и сначала массируем человеку плечи. Затем человек, с которым мы практикуем, массирует плечи нам. После этого мы садимся лицом друг к другу и массируем друг другу плечи одновременно. Не беспокоясь о том, что мы делаем и насколько хорошо это у нас получается, а также не вынося суждений о собственных действиях или о действиях другого человека, мы просто переживаем волну физической деятельности и позволяем ей пройти. Мы получаем удовольствие от волны, но не преувеличиваем её до чего-то прочного, за что можно ухватиться, чего можно бояться или во что можно погрузиться.

После этого мы душевно беседуем с человеком несколько минут, рассказывая, как у нас шли дела и что мы чувствовали последние несколько дней. Затем слушаем, как наш партнер делает то же самое. Когда мы говорим, мы стараемся не волноваться о том, принимает нас человек или отвергает: принимает ли он нас такими, какие мы есть, с нашими настоящими или мнимыми недостатками, без критики и высокомерия. Слушая, мы стараемся быть полностью внимательными, восприимчивыми и не осуждающими. В обоих случаях мы стараемся не считать нашу беседу большой проблемой, осознавая нелепость тройственных кинофильмов, проецируемых нами на наше общение, и представляя, что они заканчиваются.

Затем мы спокойно смотрим партнеру в глаза, не чувствуя, что мы должны что-либо сказать или сделать. Другой человек делает то же самое. Мы полностью принимаем друг друга. Как только мы почувствовали, что это уместно, каждый из нас выражает свое теплое отношение к другому, не принуждая себя это делать и не чувствуя озабоченности собой или нервозности. Мы можем взять человека за руку, обнять его или её или сказать: «Вы мне действительно нравитесь», – или: «Приятно быть с вами», – то, что кажется нам естественным. Затем мы пытаемся чувствовать и принимать энергию друг друга, не нервничая и не защищаясь. После этого мы полностью расслабляемся и спокойно сидим рядом. Наконец мы просто чувствуем радость от компании друг друга.

Сначала мы практикуем эту последовательность с человеком противоположного пола, а затем того же пола с нами. Если это возможно, мы практикуем с людьми обоих полов нашего возраста, затем младше нас и наконец старше нас – сначала с людьми трёх возрастов противоположного пола, а затем с людьми трёх возрастов одного с нами пола. Будет полезно, если среди этих людей окажутся люди с отличным от нашего культурным наследием или другой расы. Кроме того, полезно чередовать практику с людьми, которых мы знаем, и практику с незнакомыми людьми. Мы пытаемся обратить внимание на различные уровни озабоченности собой и нервозности, возникающие у нас, когда мы практикуем с людьми каждой категории. Во всех случаях мы пользуемся образом выключающегося проектора, чтобы деконструировать собственные тройственные чувства и просто быть непосредственными и принимающими.

Мы практикуем третью фазу этого упражнения, сосредоточиваясь на самих себе. Поскольку, когда мы видим своё отражение в зеркале или свои прошлые фотографии, это зачастую вызывает двойственность, которая может послужить основой для чувства тройственности, мы работаем без зеркала и фотографий. Мы пытаемся переживать семь естественных действий, направленных на самих себя, без тройственного чувства якобы прочного действия и двух «я» – деятеля и объекта. Это означает, что мы не осуждаем, полностью расслаблены, полностью принимаем себя и не ведём умственного диалога.

Сначала мы приглаживаем рукой волосы, не преувеличивая это действие и не чувствуя себя ни безумно любящим родителем, ни ребёнком, который терпит оскорбительное ухаживание за своими волосами. Затем мы молча говорим с собой о том, что нам надо больше работать или быть непринуждённее. Представляя, что проектор перестаёт показывать тройственный кинофильм, мы завершаем монолог тем, что не отождествляем себя ни с дисциплинированным, ни с непослушным ребёнком. Из-за того что наше заблуждение уменьшилось, мы перестаем считать внутренний монолог травмирующим. Не чувствуя к себе ненависти, отвращения или вины, мы просто говорим то, что нам надо сделать.

Теперь, без проектора и вводящего в заблуждение кинофильма, мы держим одну свою ладонь в другой, успокаивая себя. Таким образом мы пытаемся ослабить тройственное чувство якобы прочного прикасающегося человека, якобы прочного объекта прикосновения и якобы прочного и довольно глупого действия прикосновения. Затем мы выказываем самому себе сердечную заботливость тем, что вытягиваем ноги, если мы сидели, скрестив их, или ослабляем ремень. Мы пытаемся делать это, не чувствуя, что вознаграждаем кого-то, что получили позволение расслабиться или что совершаем нечто грандиозное. Затем мы пытаемся чувствовать собственную энергию, не боясь её. Полностью принимая себя, мы стараемся полностью расслабиться и сидеть спокойно, не испытывая растерянности, беспокойства или скуки. Наконец, мы пытаемся получать удовольствие просто оттого, что находимся в компании с самими собой. Мы наслаждаемся собственной компанией нетройственно и вполне непринуждённо. Гораздо легче расслабиться, если мы практикуем эту фазу упражнения сразу после второй фазы.

I. Сосредоточиваясь на человеке или на событии из вашей жизни

Последовательность действий

• Создайте спокойное, заботливое пространство.
• Вспомните, как вы цеплялись за собственную безопасность, в основе чего было проецирование тройственных видимостей естественных аспектов вашей умственной деятельности и вера в них, как в перечисленных ниже примерах.
  • Для практики на семинаре выберите один синдром для каждой из естественных функций ума.
  • Практикуя дома, поступайте так же или работайте только с теми примерами, которые относятся лично к вам.
  • Для продвинутой или тщательной практики рассматривайте все перечисленные варианты.
• Вспомните, как вам недоставало чувствительности к чувствам других или как вы излишне бурно реагировали на какое-либо событие.
  • Если ни один из примеров вам не подходит, вспомните человека, который, как вы знаете, страдает от этих синдромов, и представьте, на что может быть похож подобный опыт.
• Сожалейте о страдании, которое могло причинить ваше несбалансированное поведение.
  • Примите решение больше так не поступать.
• Осознайте участвующую в этом тройственную видимость, которая проявилась в одной из двух форм:
  • (1) якобы прочного деятеля «я», который надеется обрести безопасность, цепляясь за (2) якобы прочную деятельность, направленную на (3) якобы прочный объект, – или избегая её, или погружаясь в неё.
  • (1) якобы прочного объекта, или получателя «я», который надеется обрести безопасность, цепляясь за (2) якобы прочную деятельность, которую производит (3) якобы прочный деятель, – или избегая её, или погружаясь в неё.
• Осознайте, что ваш ум спроецировал эту фантазию на волну переживания и что ветра вашей кармы взбили эту волну в нечто чудовищное.
  • Осознайте абсурдность этой фантазии.
  • Представьте, что проектор в вашем уме выключается и растворяется.
  • Представьте, что ветра вашей кармы затихают.
  • Ослабьте цепляние или страх.
  • Представьте, что волна опыта более не кажется чудовищной: она начала оседать, и вы достигли её основы – нетройственного переживания волны одного из естественных качеств ума.
  • Понимая, что волны деятельности ни при каких обстоятельствах не тревожат глубин океана вашего ума, представьте нетройственную вовлечённость в деконструированную деятельность, без озабоченности собой, напряжения или беспокойства.
  • Представьте, что воспринимаете действие как волну, естественным образом возникающую из ума ясного света и естественным образом оседающую обратно в него.
• Вспомните кого-нибудь ещё, кто совершал подобный поступок по отношению к вам.
• Чтобы ослабить излишне бурную реакцию, поймите, что у человека произошло совмещение одной из естественных функций ума с тройственной видимостью в одной из двух форм:
  • этот человек цеплялся за (1) якобы прочную деятельность ради обретения безопасности в том, чтобы быть (2) якобы прочным деятелем, когда направлял эту деятельность на вас как на (3) её якобы прочный объект.
  • человек боялся, что (1) якобы прочная деятельность угрожает его безопасности, когда вы в качестве (2) якобы прочного деятеля делали что-либо с ним как с (3) якобы прочным объектом.
• Деконструируйте тройственную видимость поступка этого человека, используя образ выключающегося и растворяющегося проектора, затихающих ветров кармы и оседающей волны.
  • Почувствуйте сострадание к этому человеку, желая ему быть свободным от страдания, вызванного его заблуждением.
  • Представьте, что реагируете уместно и без тройственности, со сбалансированной чувствительностью.
• Чтобы сократить практику, выберите одну иллюстрацию для каждого синдрома или работайте только с теми примерами, которые имеют отношение к вам.

Примеры

1. Физическая деятельность

• Чтобы деконструировать чувство, что вам постоянно необходимо что-нибудь делать.
  • Сцена: великолепная беседа за обеденным столом.
  • Тройственное чувство: якобы прочное услужливое «я», якобы прочные невыносимо грязные тарелки и якобы прочная неотложная необходимость их помыть.
  • Реакция без тройственности: наслаждаетесь беседой и убираете со стола только после того, как она закончилась.
  • Реакция без тройственности на подобный поступок другого человека: говорите ему о том, что, конечно же, посуду можно убрать позже.
• Чтобы преодолеть стремление командовать окружающими.
  • Вы видите, что ваш родственник сидит без дела перед телевизором.
  • Якобы прочный полицейский «я», якобы прочный ленивый бездельник и якобы прочное полезное действие, оправдывающее существование этого человека.
  • Просите человека что-нибудь сделать, только если есть неотложное дело; в обратном случае проявляете терпение.
  • Спокойно говорите человеку о том, что вам нравится телевизионная передача, либо просто встаёте, если дело неотложное.
• Чтобы перестать надеяться, что другие будут постоянно что-либо делать за вас.
  • Вы сидите за столом и замечаете, что у вас нет салфетки.
  • Якобы прочный аристократ «я», якобы прочный слуга «ты» и его якобы прочное действие угождения потребностям другого человека.
  • Берёте салфетку самостоятельно.
  • Вежливо говорите человеку о том, что вы ещё не поели, либо, если вы уже закончили, подаёте салфетку.
• Чтобы преодолеть страх действовать.
  • Необходимо заменить чернильный картридж в принтере.
  • Якобы прочное некомпетентное «я», якобы прочное невыносимое устройство и якобы прочная невыполнимая задача.
  • Стараетесь выяснить, как сделать это самостоятельно, и обращаетесь за помощью, только если ваши попытки не увенчались успехом.
  • Терпеливо учите человека выполнять эту задачу либо, если человек не может это сделать, предлагаете помощь.
• Чтобы развеять чувство неловкости из-за того, что другие делают что-либо для вас.
  • Во время длительной поездки вы по очереди ведёте автомобиль с другим человеком.
  • Якобы прочное «я», не владеющее ситуацией, якобы прочное «ты», обладающее всей возможной властью, и якобы прочный ужасный поступок того, кто захватил управление.
  • Сидите на пассажирском сидении и не заставляете человека нервничать, на протяжении всей поездки комментируя его манеру вождения.
  • Стараетесь вести машину внимательно.

2. Вербальное проявление

• Чтобы преодолеть настойчивое стремление оставлять за собой последнее слово.
  • Вы слышите, как другой человек говорит то, с чем вы не согласны.
  • Якобы прочное, находящееся в опасности «я», якобы прочное соперничающее «ты» и якобы прочное действие – высказывание мнения, которое обладает силой восстановить чью-либо праведность.
  • Добавляете что-либо, только если это конструктивно.
  • Слушаете молча, проявляя терпение.
• Чтобы перестать настаивать на том, чтобы человек говорил с вами, когда ему или ей нечего сказать.
  • Человек навещает вас и почти ничего не говорит.
  • Якобы прочное нелюбимое «я», якобы прочное отвергающее «ты» и якобы прочное действие – произнесение слов, которые способны доказать привязанность другого человека.
  • Получаете удовольствие от молчаливой компании этого человека.
  • Подтверждаете, что выражать любовь можно по-разному.
• Чтобы преодолеть застенчивость говорить.
  • Необходимо выступить с докладом перед сотрудниками.
  • Якобы прочное слабоумное «я», якобы прочное осуждающее «ты» и якобы прочное действие – открывание рта, которое доказывает вашу некомпетентность.
  • Произносите доклад так, чтобы вас могли слышать.
  • Не осуждаете себя за то, что вы не в состоянии расслышать речь.
• Чтобы перестать чувствовать неловкость за чужие слова.
  • Другой человек говорит что-либо политически некорректное.
  • Якобы прочное уверенное в своей правоте «я», якобы прочное нетерпимое «ты» и якобы прочное действие – выражение предвзятого мнения.
  • Если человек восприимчив, подсказываете, как можно более чутко выразить своё мнение, либо молчите, если он считает, что вы излишне ранимы.
  • Принимаете замечание терпеливо и благодарно.

3. Чувственный и умственный опыт

• Чтобы преодолеть навязчивое стремление потакать своим чувствам.
  • Вы обедаете, и у вас шведский стол.
  • Якобы прочное «я» перед казнью, якобы прочный «последний обед» и якобы прочное действие – приём пищи, который каким-то образом сделает жизнь стоящей.
  • Наевшись, не идёте за добавкой.
  • Перед тем как человек пойдет за добавкой, предлагаете прийти ещё раз, когда он проголодается.
• Чтобы перестать считать, что другие нужны вам, чтобы всё о вас знать.
  • Вы сидите рядом с другим человеком в самолете.
  • Якобы прочное невероятно важное и интересное «я», якобы прочное «ты», которое ужасно хочет знать историю вашей жизни, и якобы прочное подтверждающее действие – знание жизненно важных сведений о человеке.
  • Рассказываете другим только то, что им необходимо знать, и доверяетесь только тем, кому вы можете верить.
  • Мягко меняете тему разговора.
• Чтобы развеять чувство неловкости от чувственного опыта.
  • Вы разговариваете с другим человеком.
  • Якобы прочное неадекватное «я» за вашими глазами, якобы прочное «ты», которое обнаружит и несомненно отвергнет это «я», и якобы прочное действие – зрительный контакт как способ обнаружить «настоящее я» человека.
  • Поддерживаете нормальный зрительный контакт на протяжении разговора.
  • Не настаиваете на том, чтобы человек смотрел вам в глаза.
• Чтобы развеять страх быть объектом чувственного опыта окружающих.
  • Вы в тесной толпе в метро.
  • Якобы прочное невинное «я», якобы прочное мерзкое «ты» и якобы прочное отвратительное действие – физическое соприкосновение.
  • Воспринимаете ощущение и позволяете ему пройти.
  • Если возможно, отодвигаетесь.

4. Проявление сердечной заботливости

• Чтобы справиться с неодолимой потребностью выражать привязанность.
  • Видите своего супруга или ребёнка.
  • Якобы прочное «я», которое жаждет любви, якобы прочное «ты», которое также должно жаждать любви, и якобы прочное действие – выражение любви, которое может заполнить внутреннюю пустоту.
  • Говорите «я тебя люблю» только когда это уместно.
  • Сердечно и искренне отвечаете: «Я тоже тебя люблю».
• Чтобы преодолеть цепляние за то, чтобы нам выражали привязанность.
  • Вы видите своего супруга или ребёнка.
  • Якобы прочное «я», которое никто не любит, якобы прочный «ты», чьей настоящей любви вам хотелось бы, и якобы прочное действие – выражение и, следовательно, подтверждение привязанности.
  • Просите, чтобы человек вас обнял только когда это уместно.
  • Обнимаете человека, если позволяют время и место; в обратном случае говорите, что вы обнимите его или её позже, в более подходящей обстановке.
• Чтобы развеять чувство неловкости выражать привязанность.
  • Вы видите любимого человека, который нуждается в подтверждении ваших чувств.
  • Якобы прочное самодостаточное «я», якобы прочное навязчивое «ты» и якобы прочное действие – выражение привязанности как угрожающее требование.
  • Говорите «я тебя люблю», искренне имея это в виду.
  • Понимаете, что человеку не обязательно выражать свою любовь словами, чтобы вы получили её подтверждение.
• Чтобы развеять неловкость получать привязанность.
  • Вас целует любимый человек.
  • Якобы прочное повзрослевшее «я», якобы прочное позорящее «ты» и якобы прочное незрелое действие – выражение любви.
  • Принимаете выражение привязанности с теплотой и реагируете по-доброму.
  • Выражаете свою любовь иначе, не физически.

5. Проявление энергии

• Чтобы перестать чувствовать, что вам необходимо настаивать на своём мнении.
  • Вы собираетесь пообедать с друзьями.
  • Якобы прочное «я», которое должно управлять происходящим, якобы прочное «ты», которое нуждается в руководстве, и якобы прочное действие проявления энергии, чтобы обрести безопасность господства.
  • Стараетесь быть открытыми к предложениям других.
  • Если нет веской причины возражать, любезно соглашаетесь.
• Чтобы преодолеть потребность во внимании окружающих.
  • Навещаете человека, который увлечён телевидением или компьютером, – или живёте с ним.
  • Якобы прочное «я», которому требуется внимание, чтобы подтвердить свою ценность, якобы прочное «ты», чьё внимание жизненно необходимо, и якобы прочное действие – направление энергии, которое может подтвердить существование и ценность её объекта.
  • Развиваете интерес к телевизионной передаче или мягко напоминаете человеку о том, что в жизни есть другие вещи.
  • Позволяете человеку составить вам компанию в том, чем вы заняты.
• Чтобы преодолеть страх проявлять себя.
  • Вы находитесь с тем, кто возмутительно ведёт себя по отношению к вам.
  • Якобы прочное недостойное «я», якобы прочное «ты», чье одобрение крайне важно, и якобы прочное неразумное действие – проявление себя.
  • Более уверены в себе.
  • Мягко поощряете человека высказаться.
• Чтобы развеять страх перед энергией окружающих.
  • Вы навещаете человека, который постоянно жалуется.
  • Якобы прочное, находящееся в опасности «я», якобы прочное, вгоняющее в тоску «ты», и якобы прочное действие – распространение опустошающей энергии.
  • Слушаете жалобы и позволяете этой энергии проходить сквозь вас.
  • Успокаиваетесь.

6. Отдых

• Чтобы преодолеть цепляние за отдых.
  • Вы перегружены на работе.
  • Якобы прочное измученное «я», которое не является мной, якобы прочное отдохнувшее «я», которое является мной, и якобы прочное действие – отдых, который может осуществить преображение.
  • Спокойно смотрите на приближающиеся выходные, но не жаждете их.
  • Улучшаете ситуацию на работе, если возможно.
• Чтобы ослабить цепляние за получение отдыха от других.
  • Ваши родители давят на вас, чтобы вы нашли работу или женились.
  • Якобы прочная жертва «я», якобы прочный тиран «ты» и якобы прочное действие – отдых, который решит все проблемы.
  • Признаёте их заботу и спокойно объясняете, что вы делаете и почему.
  • Даёте человеку время и место побыть одному.
• Чтобы преодолеть страх отдыхать.
  • Ко времени вашего отпуска у вас оказалось много работы в офисе.
  • Якобы прочное незаменимое «я», якобы прочная работа, которую больше никто не cможет выполнить, и якобы прочное безответственное действие – отдых.
  • Просите другого человека выполнить вашу работу или откладываете её до вашего возвращения.
  • Заверяете человека, что во время его отсутствия всё будет в порядке.
• Чтобы ослабить страх оказаться позабытыми.
  • Вы больны, но никто вам не звонит и не навещает.
  • Якобы прочное позаброшенное «я», якобы прочное равнодушное «ты» и якобы прочное действие – вы, позабытый, лежите в постели.
  • Наслаждаетесь покоем и тишиной.
  • Сообщаете человеку о вашем намерении не звонить и не навещать, чтобы он как следует отдохнул.

7. Наслаждение

• Чтобы преодолеть цепляние за наслаждение.
  • Вы скучаете и переключаете телеканалы.
  • Якобы прочное «я», которое требует постоянного развлечения, якобы прочная телепередача как совершенное развлечение и якобы прочное действие – получение удовольствия.
  • Если вы нашли интересную передачу, получайте от неё удовольствие, не переключая каналы; если же ничего интересного нет – выключите телевизор.
  • Остановитесь на передаче, которая приемлема для вас обоих.
• Чтобы перестать навязчиво искать одобрения окружающих.
  • Вы делаете что-либо только ради угождения другому человеку, например устраиваетесь на престижную, но скучную работу.
  • Якобы прочное неполноценное «я», якобы прочное «ты» на пьедестале и якобы прочное действие – выражение удовлетворенности вами в качестве подтверждения вашей ценности.
  • Принимаете решения, которые кажутся удобными и которые подходят вам.
  • Поощряете человека принимать решения самостоятельно и заверяете в своей любви независимо от принимаемых им решений.
• Чтобы не бояться хорошо проводить время.
  • Вы на корпоративной вечеринке.
  • Якобы прочное пристойное «я», якобы прочный унизительный танец и якобы прочное действие, лишающее достоинства, – выражения удовольствия.
  • Танцуете и радуетесь жизни, как и все остальные.
  • Принимаете человека независимо от того, что он делает.
• Чтобы развеять чувство неловкости от того, что другие вами довольны.
  • Другой человек выражает удовлетворенность вашей работой.
  • Якобы прочное недостойное «я», якобы прочный покровитель «ты» и якобы прочное неискреннее действие – выражение удовлетворения.
  • Принимаете одобрение с благодарностью, говорите спасибо и чувствуете счастье.
  • Вы спокойны и сострадательны к человеку, чтобы он почувствовал большую уверенность в вашем одобрении.

II. Сосредоточиваясь на присутствующих

Последовательность действий

• Глядя на партнёра, выполняйте следующие шаги без тройственного чувства якобы прочного «меня», столкнувшегося с якобы прочным «тобой» благодаря участию в якобы прочном действии. Другими словами:
  • вы не чувствуете озабоченности собой;
  • не боитесь этого человека;
  • не переживаете по поводу собственного поведения и того, принимает ли вас человек;
  • полностью восприимчивы и принимаете человека и себя;
  • не осуждаете;
  • не делаете умственных замечаний.
• Если возникли тройственные чувства беспокойства или озабоченности собой, чтобы деконструировать их, следуйте последовательности действий из первой части упражнения:
  • представьте, что проектор фантазии в вашем уме выключается и растворяется;
  • представьте, что ветра вашей кармы затихают;
  • представьте, что волна переживания больше не кажется чудовищной;
  • почувствуйте, что волна оседает обратно в океан вашего ума.
• Если возникают различные положительные или отрицательные чувства, точно так же воспринимайте их проходящими подобно волне в океане, не цепляясь за них и не боясь.
• Сначала практикуйте эту последовательность с человеком противоположного пола, затем – того же пола.
  • Если возможно, практикуйте с людьми обоих полов вашего возраста, младше вас и затем старше вас – сначала с тремя людьми противоположного пола, затем с тремя людьми того же пола.
  • Постарайтесь, чтобы среди них были люди другой культуры или расы, и чередуйте занятия со знакомыми и незнакомыми людьми.
  • Обращайте внимание на различную силу озабоченности собой и беспокойства, которые вы испытываете, практикуя с людьми каждой из категорий.

Шаги

• Создайте спокойное, заботливое пространство.
• Несколько мгновений держите одну свою ладонь в другой, чтобы привыкнуть к нетройственному ощущению.
• Массируйте партнёру плечи, чувствуйте, как он или она массирует плечи вам, затем сядьте лицом к партнёру и одновременно массируйте плечи друг другу.
• Несколько минут искренне рассказывайте человеку о том, как у вас шли дела последние несколько дней и что вы чувствовали, а затем слушайте, как ваш партнёр делает то же самое.
• Мягко смотрите человеку в глаза, не чувствуя, что вы должны что-нибудь сказать или сделать. Ваш партнер при этом делает то же самое. Полностью принимайте друг друга.
• Когда вы почувствовали, что это уместно, выразите своё сердечное отношение к партнёру, а затем пусть партнёр сделает то же самое.
  • Возьмите человека за руку, обнимите его или скажите: «Вы мне действительно нравитесь» – то, что кажется вам естественным.
• Чувствуйте и принимайте энергию друг друга.
• Полностью расслабьтесь и тихо сидите друг с другом.
• Чувствуйте радость от того, что находитесь друг с другом.

III. Сосредоточиваясь на себе

1. Повторите последовательность действий, которую вы выполняли в паре. При этом не пользуйтесь зеркалом или своими фотографиями.

• Пригладьте волосы.
• Молча, про себя, поговорите с собой о том, что вам необходимо больше работать или быть непринуждённее.
• Успокаивающе держите одну свою ладонь в другой.
• Продемонстрируйте себе сердечную заботливость – распрямите ноги, если вы сидели со скрещенными ногами, или ослабьте ремень.
• Почувствуйте собственную энергию, не боясь её.
• Полностью принимайте себя, полностью расслабьтесь и сидите тихо, не чувствуя растерянности, беспокойства или скуки.
• Почувствуйте радость просто оттого, чтобы вы сидите одни, наслаждайтесь своей собственной компанией.