Отношения с духовным учителем

Можно ли самостоятельно постичь пустотность во время медитации и как достичь этого? Или постижение пустотности возможно только благодаря объяснению учителя?

Цонкапа не был глупым человеком. Он работал очень напряженно и имел гораздо более точное понимание пустотности, чем большинство из нас. Тем не менее, он видел, что для обретения правильного неконцептуального понимания пустотности нам необходимо наращивать положительный потенциал – этот термин обычно переводят как «заслуга». На одном из последних этапов пути он решил, что необходимо совершить 35 раз по 100 000 простираний и 18 раз по 100 000 подношений мандалы. После совершения всего этого он был способен понять пустотность правильно и неконцептуально. Я считаю это очень важным учением. Самостоятельно ли мы пытаемся понять пустотность, или учитель приходит и говорит: «Алекс, это пустотность. Пустотность, это Алекс, позвольте мне вас представить», – если у нас нет этого положительного потенциала, или так называемых «заслуг», то ничего не произойдет.

Мы постоянно слышим о необходимости двух накоплений: накопления заслуг и накопления мудрости. Я предпочитаю называть их запасами или системами положительного потенциала (или положительной силы) и глубокого осознавания. Я думаю, что, независимо от того, как мы их называем, создавать эти два накопления чрезвычайно важно, и я убедился в этом на своем опыте. Когда мы пытаемся чего-либо достичь, что-либо понять или сделать – в медитации, в написании книг или в другой сфере, например в решении определенной проблемы, – то иногда у нас наступает состояние некоторого рода умственной блокировки. Мы не можем продолжать. Мы останавливаемся или, можно сказать, выдыхаемся. Проблема в том, что наши энергии слишком ослабли, и мы не можем продолжать. Нам необходимо немного положительной энергии, немного позитивной силы, или потенциала, чтобы продолжить. Именно это имеется в виду под заслугами. Дело не в том, чтобы набрать побольше очков, подобно тому как мы набираем очки, чтобы выиграть в игре. В такой ситуации, когда мы заблокированы, помогает отложить в сторону наши дела и пойти сделать что-нибудь положительное, например помочь другим.

Это можно сделать различными способами. Когда я не могу что-либо понять, но хочу быть способным это понять и быстро очистить свой ум – скажем, когда я пишу и не могу найти подходящее слово или выразить что-либо достаточно ясно, – то самый простой способ, которым я постоянно пользуюсь – это остановиться и повторить мантру Манджушри, сопровождая это подходящей визуализацией. Мне это очень помогает. Если мы давим на себя: «Я должен понять, я должен понять!» – не совершая никаких действий, например повторения мантры, тогда, извините за сравнение, это похоже на ситуацию, когда мы заставляем себя тужиться в туалете, страдая запором. Ничего не выйдет. Нам просто станет очень неудобно.

В таком случае действительно важно расслабиться, чтобы сделать наш ум более ясным, и такая практика повторения мантры оказывается очень действенной. Особенно когда я хочу, чтобы мой ум стал очень острым и ясным, я устанавливаю очень твердое намерение и желание стать открытым, и после этого мантра становится даже более эффективной. И она становится еще более эффективной, если я сопровождаю повторение мантры визуализацией, которая помогает достаточно быстро сосредоточить ум. В такой ситуации мы добавляем нечто к исходной формуле. Мы добавляем положительную силу, или потенциал, от повторений этой мантры, чтобы преодолеть умственную блокировку. В моем случае это работает. Это довольно действенный способ во многих ситуациях. Затем, если мы достаточно открыты, то решение просто приходит: нет необходимости сосредоточиваться на нем.

Это одна из ситуаций, когда нам необходимо срочное решение, например, когда я не могу найти подходящее слово для перевода. Существуют другие ситуации, в которых наша энергия как бы немного притупляется. Я на собственном опыте знаю, что, когда я путешествую, обучая Дхарме, мне проще смотреть на это как на «ретрит по бодхичитте». Я мог бы думать: «Это ужасно отвлекает от того, что я пишу», – и в известном смысле мне жалко времени, которое я провожу не за столом или компьютером. Или я мог бы видеть свои путешествия в положительном ключе, потому что они помогают мне писать понятнее.

Я приводил примеры только из своей собственной жизни, но этот подход может быть применим к чьей угодно жизни, когда мы работаем с какой-либо ситуацией в доме, в семье или во взаимоотношениях с другими и испытываем при этом блокировку. Если мы займемся какой-нибудь полезной добровольной работой в больнице или чем-либо подобным, соответствующим нашей ситуации, то это значительно повлияет на создание положительной силы и потенциала.

Этот подход к накоплению позитивного потенциала не ограничивается лишь ситуацией, когда мы находимся в состоянии умственной блокировки. Например, моя письменная работа шла очень хорошо до того, как я отправился в поездку ради этой лекции. Не было совершенно никакой блокировки. Однако в известном смысле я хочу, чтобы работа шла еще лучше; я хочу иметь еще больше энергии. Я не думаю, что Цонкапа достиг блокировки и не мог ничего понять. Напротив, я думаю, что он видел: для того чтобы действительно получить блестящий опыт, чтобы действительно достичь правильного неконцептуального постижения пустотности, ему понадобится еще больше положительной энергии.

Создание положительного потенциала не обязательно требует ретрита бодхичитты, в который мы уходим, как это делаю я, оставляя письменную работу на то время, пока я путешествую и учу. Мы можем совмещать медитацию и помощь остальным. Это не означает, что следует перестать медитировать на пустотность из-за того, что мы испытываем блокировку, однако нам необходимо некоторое количество дополнительной положительной энергии. Мы можем чередовать создание положительного потенциала с медитациями. Я считаю это очень важным. Недостаточно просто сидеть и медитировать, действительно недостаточно. Нам также необходимо быть активными, по-настоящему создавать все больше положительной силы и на самом деле помогать другим.

Это подводит нас к теме духовного учителя. Какова роль учителя в этом процессе? Конечно же, у нас есть пример пратьекабудд – «постигающих самостоятельно». Нам не следует забывать о пратьекабуддах. Будда учил пути, которому они следуют. Вот они, наверху дерева прибежища. Пратьекабудды – это те практикующие, которые живут в темные века, когда вокруг нет будд и учителей. Чтобы медитировать и развиваться, им надо полагаться исключительно на свои склонности, связанные с Дхармой, которые были созданы ими в прошлых жизнях, когда они сталкивались с учениями будд.

Если мы задумаемся об этом, то придем к выводу, что пратьекабудды – очень мужественные люди. Они стараются практиковать Дхарму, которая в силу склонностей появляется в их уме, в то время как все окружающие или не интерсуются Дхармой, или даже враждебны. Они достойны уважения. Нам не следует думать: «Ох, они ужасно эгоистичные, удалившиеся в пещеры люди». Тем не менее, теперь, когда вокруг есть будды и учителя, вопрос состоит в том, надо ли нам полагаться на них и что в действительности это означает. Я думаю, что иногда достаточно сложно понять тему духовного учителя.

О взаимоотношениях учителя и ученика можно многое сказать с различных точек зрения, и нет необходимости сейчас рассматривать каждую из них. Я думаю, что на практическом уровне один из очень важных моментов, касающихся достаточно квалифицированного духовного учителя, а не какого-нибудь шутника, который говорит повсюду, что он учитель, – состоит в том, что учитель делает учения человечными – слово «реальными» немного перегружено смыслом. Учитель делает Дхарму человечной. Если у нас нет учителя и мы учимся только по книгам, имеющаяся у нас картина, или идея о том, как понимать эти учения и применять их в жизни, полностью основана на нашем воображении. Другими словами, у нас нет живого примера, на котором мы могли бы увидеть, что означает не только понимание учений, но и применение их в жизни. Живой пример в наибольшей степени может вдохновить нас на попытки понять и усвоить учения самостоятельно.

В процессе изучения задействованы два фактора. Один состоит в точном техническом понимании конкретного учения, например пустотности. Это первый фактор, и учитель в отличие от книги может ответить на вопросы. Однако, в дополнение к технической точности понимания, учитель представляет собой живой пример применения такого понимания в жизни. Я считаю это очень, очень важным.

Мы смотрим на кого-то, например на Его Святейшество Далай-ламу, и можем с уверенностью сказать, что он обладает очень высоким уровнем понимания пустотности и постижения бодхичитты. Мы вынуждены согласиться с этим с любой точки зрения. Подходить к этому с оценочным листом, пытаясь проверить: «Находится ли он на том уровне бодхичитты или на этом?», – это по-детски. Кого это волнует? Тем не менее, мы можем видеть на примере его поступков, что понимание Дхармы не превращает человека в одурманенное существо, витающее в облаках и не способное действовать в жизненных ситуациях. На примере Его Святейшества абсолютно ясно, что в действительности означает обладание такой комбинацией мудрости и сострадания. Это, безусловно, очень важный аспект, когда речь идет о знакомстве с Дхармой или, в частности, о знакомстве с пустотностью.

Существует много уровней знакомства с Дхармой. Один из них состоит в том, что учитель создает некоторую ситуацию, в которой мы эмоционально потрясены настолько, что это выводит нас из «прочного» состояния, и мы обретаем понимание. Это стиль дзен, которому следуют некоторые тибетские учителя, но не многие. Геше Вангьял, который был калмыцко-монгольским учителем в Соединенных Штатах, – он умер много лет назад – очень умело пользовался этим способом. Он имел обыкновение добиваться того, что его ученики строили дома или храмы, для него и для самих себя. Как-то один из его учеников очень напряженно работал над строительством дома для бакши – ученики называли его монгольским словом, означающим «учитель». Ученик занимался крышей, и как-то раз бакши поднялся на крышу, подошел к нему и сказал: «Что вы делаете?! Вы делаете это абсолютно неправильно! Вы все сломали! Уйдите отсюда!» На что ученик сказал: «Что вы имеете в виду, говоря, что я делаю все неправильно? Я делаю это в точности так, как вы мне сказали это делать, и я делал так на протяжении многих месяцев!» Геше Вангьял немедленно ответил: «А-ха! Вот это “я” и должно быть отвергнуто».

Учитель может создать ситуацию, подобную этой, для того чтобы познакомить нас с пустотностью, определенным образом устроив обстоятельства, которые мы можем эмоционально пережить и обрести понимание. Однако способность делать это хорошо требует значительной квалификации. Итак, существует и такой способ знакомства с некоторыми аспектами Дхармы. Книга не может сделать этого.

Следующий способ знакомства заключается в получении очень точного объяснения. Книга может предоставить такое объяснение, поскольку очень точное объяснение учителя может быть записано в книге. Однако, независимо от его точности, мы можем находиться в состоянии умственной блокировки и ничего не понять. И поэтому существует другой метод: учитель позволяет нам решать Дхарма-головоломку самостоятельно, предоставляя нам только одну часть головоломки за раз, вместо того чтобы кормить нас Дхармой с ложечки, как младенцев.

Есть еще один метод знакомства – на примере учителя, понимающего Дхарму. В любом случае, даже если мы читаем точное объяснение в книге, кто-то должен был написать эту книгу. Итак, существует необходимость в учителе, встречаемся ли мы с ним лично или нет. В некотором смысле мы встречаемся с учителем, даже если этот человек давно умер, поскольку, читая книгу, мы встречаемся со словами этого учителя. Если мы не пратьекабудды, то нам, конечно же, нет необходимости снова изобретать колесо; нам не надо добиваться этого понимания, пользуясь только своими силами. Понимание приходит от кого-то, от какого-то учителя. Даже склонность к практике Дхармы у пратьекабудды появились, когда он получал учение от учителя в одной из прошлых жизней.

В этом отношении учитель имеет большое значение. На самом деле, нам необходимо, чтобы учитель обладал всеми этими качествами. Нам нужен учитель, который может дать нам правильную и точную информацию, который действительно является живым примером того, чему мы пытаемся научиться, и который может нас вдохновить. Также нам необходим учитель, который может создавать определенные условия, способствующие обретению нами понимания, и который предоставляет нам по одной части Дхарма-головоломки за раз – так, как это необходимо.

Мы можем говорить о многих вещах, относящихся к духовным взаимоотношениям учителя и ученика, однако у западных людей постоянно возникает одна проблема: мы хотим индивидуального внимания. В нас очень сильно чувство индивидуальности. Каждый думает: «Я особенный, и мне необходимо особое внимание». Обычно модель такова, что мы обращаемся к психологу или кому-нибудь подобному, платим деньги и получаем индивидуальный подход. Такое не всегда доступно в буддизме. Это смешно. Мы ищем «МОЕГО учителя, который будет исключительно для МЕНЯ», и к тому же мы обладаем навеянным Голливудом представлением о том, как должны складываться взаимоотношения. Мы не хотим, чтобы они были подобны взаимоотношениям Миларепы с Марпой: мы не хотим учителя, который будет заставлять нас работать слишком напряженно.

Я приведу пример моих взаимоотношений с Серконгом Ринпоче. Для меня большой честью было то, что я имел возможность быть рядом с ним и служить ему на протяжении девяти лет в качестве переводчика, английского секретаря, менеджера его заграничных поездок и так далее, а также быть его личным учеником. Такими были мои взаимоотношения с ним, пока он не умер в 1983 году. Однако я должен сказать, что в целом эти взаимоотношения были «безлично-личными взаимоотношениями». Он никогда не спрашивал у меня о моей личной жизни – никогда. Он никогда не спрашивал о моей семье или о чем-либо подобном. И я никогда не чувствовал необходимости рассказывать ему что-либо о моей личной жизни. Но, тем не менее, с точки зрения работы с настоящим моментом у нас всегда были исключительно личные взаимоотношения.

Итак, мы работали вместе, но работали особым образом. Я назвал бы его «безлично-личным» в том смысле, что это не имело отношения к двум большим эго, которые говорят: «Давайте работать вместе – я и вы». И это не были взаимоотношения типа «давайте будем пользоваться общими зубными щетками», предполагающие, что я рассказываю вам все о себе и вы рассказываете мне все о себе. Своего рода демонстрация кому-то своего грязного белья. В этом смысле наши взаимоотношения были безличными. Тем не менее, они также были личными в том смысле, что он понимал мой характер и мою личность, и мы работали вместе на основе уважения этого. Я также понимал его возраст, его нужды и потребности, и поэтому, в таком смысле, это были личные, но безличные взаимоотношения.

Я думаю, что в основе успеха этих взаимоотношений лежало большое уважение по отношению друг к другу и то, что мы оба работали вместе как зрелые, взрослые люди. Будучи взрослым, я не относился к нему по-детски, желая признания или желая, чтобы он нес ответственность за все в моей жизни, – желая передать ему контроль. Но это не означает, что я обратился в другую крайность: «Я хочу контролировать происходящее, и вы не можете говорить мне, что делать». Я советовался с ним по поводу непростого выбора в своей жизни, однако я принимал решения самостоятельно, хотя и спрашивал у него совета. Вместо того чтобы по-детски спрашивать: «Что я должен сделать?» – что возвращает нас к проблеме «должен» – я спрашивал, будет ли полезнее сделать то или сделать это.

Например, в конце нашего второго совместного мирового тура я спросил его: «Что для меня будет полезнее: остаться в США и провести какое-то время с моей семьей или вернуться с вами в Индию и принять участие в первом молитвенном фестивале Монлам, который Его Святейшество Далай-лама проводит в южной Индии? Что будет полезнее?» Я задавал ему такого рода вопросы, если не мог принять решение самостоятельно. Ринпоче посоветовал мне посетить молитвенный фестиваль, поскольку это мероприятие должно было стать очень значительным историческим событием, – и я последовал его совету. Однако он не отдал мне приказ, в ответ на который я отсалютовал и сказал: «Так точно!» Я не просил его о приказе. Он представил ситуацию более ясно и в более широкой перспективе, чтобы я мог принять решение самостоятельно, пользуясь своей мудростью. В других ситуациях, когда у меня уже была идея насчет того, что будет полезнее сделать, я все же спрашивал его: не предвидит ли он каких-либо проблем в том, что я собираюсь предпринять.

Я считаю это очень важным во взаимоотношениях с учителем. Если мы ожидаем, что эти взаимоотношения будут очень индивидуальными и очень личными, то, в определенном смысле, мы считаем себя несколько более значимыми, чем мы, возможно, того заслуживаем. Если мы настолько требовательны к личному вниманию, мы наделяем себя чересчур большим самомнением. К тому же, если мы требуем такого внимания, очень легко попасть в ловушку, состоящую в том, чтобы относиться к себе как к ребенку, а к учителю как к нашему родителю, или относиться к себе как к подростку, а к учителю как к поп-звезде. Опять же, здесь могут присутствовать романтические фантазии.

На самом деле не так легко подходить к нашим взаимоотношениям с духовным учителем безлично-личным способом. И важность этого не ограничена лишь нашими взаимоотношениями с духовным учителем. Будет очень полезно, если мы станем пользоваться таким подходом в своих взаимоотношениях с любым человеком. Шантидева писал, что полезнее всего в наших взаимоотношениях с другими быть похожими на медоносных пчел, перелетающих с цветка на цветок и имеющих дело исключительно с сущностью цветка, но не задерживающихся ни на одном из них.

И снова я смотрю на пример Серконга Ринпоче. У него не было лучшего друга. Вместо этого, с кем бы он ни был в любой момент времени, этот человек был его лучшим другом. Быть таким – это полностью следствие той открытости, о которой мы говорили во время первой сессии: быть с каждым, как если бы это был наш лучший друг. Когда мы находимся с кем-либо и относимся к этому человеку таким образом, наше сердце полностью открыто к этому человеку. У нас абсолютно личные взаимоотношения с ним или с ней – в том смысле, что мы действительно общаемся сердечно. Тем не менее, мне нет необходимости показывать вам свое грязное белье, а вам – показывать мне ваше. Нет необходимости вдаваться во все эти личные подробности, за которые мы, в некотором смысле, хотим, чтобы кто-нибудь погладил нас по голове.

Если мы вдаемся в личные подробности, то это похоже на вытряхивание своего собственного беспорядка из себя на другого человека, так что другой человек также становится вовлеченным в него. У каждого из нас есть маленький личный беспорядок, с которым нам приходится иметь дело в жизни, но это не должно становиться бременем для других людей и для наших с ними взаимоотношений. Будучи полностью открытыми, мы можем иметь взаимоотношения с этим человеком, и этот человек подобен нашему лучшему другу. Мы можем действительно сердечно общаться с этим человеком, не впутываясь настолько, чтобы это мешало нам быть сердечными по отношению к другим людям, подобно пчеле, перелетающей с одного цветка на другой: лично участвовать всем своим сердцем, но не приклеиваться.

Нам также необходимы подобные взаимоотношения с учителем. Когда мы с учителем, то в нашем общении присутствует абсолютно прямая открытость, однако затем мы выходим и входит другой человек. Если у нас есть этот подход: «Я хочу своего собственного гуру!», – то мы становимся очень жадными и собственническими, и это безусловная пытка: «Вокруг учителя есть приближенная группа, а я не вхожу в эту группу», – и... ох, такое страдание! Однако нам всем приходится стирать свое грязное белье. Нам приходится справляться со своим беспорядком. Не следует ожидать, что этим будет заниматься учитель.

Когда у нас с кем-то есть отношения, или связь, подобного безлично-личного характера – не важно с учителем или с другом, – то существуют два уровня этих отношений: глубочайший уровень и общепринятый, или относительный, уровень. На глубочайшем уровне все равны и никто не является особенным, и это ведет к безличному аспекту любых взаимоотношений. Тем не менее, на условном уровне люди индивидуальны, и это ведет к личному аспекту.

Очень важно не впадать в крайность отношения к кому-либо только лишь с точки зрения глубочайшего уровня. Нам никогда не надо забывать по-прежнему видеть в человеке индивидуальность. Другими словами, если я связан с вами слишком безличным образом, тогда, в определенном смысле, я не связан с вами вообще – даже в сердечных отношениях. Нам необходимо избегать чувства: «Вы представляете собой поток ума номер 14762, а тот другой человек является потоком ума номер 14763, и я могу быть одинаково открытым и эмоционально сердечным по отношению к любому потоку ума с любым серийным номером». Это было бы ошибкой. Это было бы рассмотрением аспекта Дхармы обо «всех чувствующих существах» с точки зрения крайности обезличивания каждого. Нам необходимо постоянно помнить о том, что другой человек со своей стороны смотрит на самого себя очень личным образом. Нам надо работать с этим.

Позвольте мне привести пример того, как в прошлом году умерла моя мама. Сначала, после ее смерти, я читал для нее молитвы и совершал различные практики, но безличным способом, смотря на нее как на поток ума номер такой-то. Чтобы избежать боли привязанности, я смотрел на нее не как на свою маму, а как на кого-то, кто переходит из многих прошлых жизней во многие будущие жизни, подобно любому другому человеку. В конце концов, буддизм учит тому, что каждый в свое время был нашей матерью. Поэтому мой способ отношения к ней, находящейся в промежуточном состоянии бардо, был скорее абстрактным.

Затем, после обсуждения своего опыта с близким другом, я понял, что было бы гораздо полезнее смотреть на ситуацию с точки зрения моей мамы, находящейся в бардо, а не со своей точки зрения человека, практикующего Дхарму, который – так случилось – обладает некоторым пониманием прошлых и настоящей жизней, пониманием непрочности личности и так далее. Позиция моей мамы, находящейся в бардо, такова, что она все еще держится за свою старую личность, за Розу Берзин, и все еще смотрит на меня как на своего сына.

Я немедленно изменил практику, которую выполнял, пытаясь помочь ей в этом промежуточном состоянии бардо, и стал обращаться непосредственно к ней. Я в то время преподавал в Чили и на Таити и пригласил ее посетить каждую из сессий и быть со мной. Я также читал молитвы и другие вещи, которые ей нравились, которые ее успокаивали. Другими словами, я старался почувствовать страх, который она могла испытывать, и пытался успокоить ее чем-то подходящим для нее.

Например, моей маме нравилось пение буддийских мантр. Это ее очень успокаивало. И, несмотря на то что я счел бы полезным для себя в состоянии бардо нечто другое, я стал петь таким образом, который, как я знал, она находила очень успокаивающим. И совершая это, я чувствовал с ней связь. Я делал это специально для нее. Я серьезно отнесся к ее переживанию относительного уровня ее собственной реальности. В этом суть. Если бы моя мама находила успокаивающим пение какой-нибудь христианской или иудейской молитвы или что-либо еще, то я бы сделал это. Однако моей маме нравилось слушать очень медленное пение мантр. Как я уже сказал, я почувствовал очень значительную перемену, когда начал это делать.

До этого, когда мой подход был абстрактным: «Пусть вы будете счастливы, пусть мы будем связаны во всех жизнях, пусть у вас всегда будет драгоценная человеческая жизнь и пусть я буду вести вас к просветлению во всех жизнях», – со всеми этими абстрактными формулами и хорошими намерениями я не был действительно связан с ней как с индивидуальностью. Однако я обнаружил, что этот другой способ гораздо более эффективен. Я чувствовал, что это действительно было ей на пользу, хотя, конечно же, я продолжал совершать и более общие молитвы. Словом, когда мы связаны с кем-либо безлично-личным образом, как я уже объяснил, то это не значит, что мы отрицаем факт связи с этим человеком как с индивидуальностью и уважение индивидуального опыта этого человека относительно того, кем он является.

Облекая это в более конкретное высказывание: «Я полностью, очень лично открыт по отношению к вам, но без какого-либо цепляния – не вдаваясь в свой личный беспорядок или в ваш личный беспорядок. Однако в целом я чувствителен к вашей индивидуальности и к вашему взгляду на самих себя, поэтому я могу относиться к вам соответствующим образом». Далее, это приводит нас к теме использования пяти типов глубокого осознавания в отношениях с этим человеком, но давайте оставим это на следующий раз.

Я упомянул обо всем этом по многим причинам, но прежде всего из-за одного значительного затруднения, с которым мы сталкиваемся в буддийской практике махаяны, когда совершаем медитации бодхичитты, сострадания и все остальные на уровне «пусть все чувствующие существа будут счастливы» и пытаемся думать о них абстрактно. Очень сложно искусно перевести «всех чувствующих существ» на индивидуальный уровень человека, который сидит прямо напротив нас, – на вас или на вас. Если мы практикуем лишь на уровне «всех чувствующих существ», то иногда мы можем пользоваться этим как предлогом для того, чтобы в действительности избегать отношений с другими людьми на личном уровне.

Далее, если личная вовлеченность в каком-то смысле означает цепляние и весь мусор, который его сопровождает, то нам необходим метод, который поможет нам избежать цепляния. Тем не менее, как только мы станем осторожны, по крайней мере на грубом уровне привязанности, гнева и всех остальных эмоций – чего не так уж легко достигнуть, – тогда нам действительно будет необходима личная вовлеченность, но безлично-личная или, другими словами, личная, но без цепляния.

Все, что мы до сих пор обсуждали с точки зрения взаимоотношений с духовным учителем, не обязательно связано с вопросом, видим ли мы в учителе будду. Даже если мы не видим в учителе будду, то, что я объяснял, необходимо для любого типа эффективных и успешных взаимоотношений с учителем. Конечно же, когда мы говорим о видении в учителе будды, нам также необходимо подходить к этим взаимоотношениям как взрослым людями видеть в учителе взрослого человека – не своего отца, не поп-звезду и не прочие странные вещи, которые мы склонны проецировать на учителей, как то: «У учителя должны быть особенные взаимоотношения со мной, поскольку я очень особенный».

Какие у вас вопросы?

Я стараюсь видеть себя в большой группе учащихся как неотличимого от других человека, у которого много учителей. Я бы скорее сказал, что у меня много учителей, чем что у меня взаимоотношения «один на один» с каждым учителем.

Это может вызвать некоторые трудности. Одной из них может быть страх обязательств и близкого знакомства, из-за которого мы можем думать: «Я на самом деле не хочу быть открытым по отношению к одному учителю, так как в таком случая я потеряю контроль». Очевидно, что способность успешно преодолеть этот страх требует некоторого понимания пустотности. Нам нечего бояться в своей открытости по отношению к учителю. Поскольку когда мы открыты, не существует этого бедного беззащитного «я», которое может оказаться пострадавшим. Или: «Я буду забыт и брошен». Кроме того, это не: «Я откроюсь, а за этим совсем ничего нет, и поэтому я растерян и это полный хаос». Открытость по отношению к учителю требует некоторой чуткости в нашем понимании своего существования. Чтобы взаимоотношения с учителем были успешными, они должны быть зрелыми, с устойчивым чувством условного «я», способного распознавать полезное и вредное, уместное и неуместное. В противном же случае незрелые взаимоотношения могут быть достаточно разрушительными.

До того как вы приняли прибежище от какого-то определенного учителя, вам необходимо надлежащим образом проверить этого человека. Однако как я смогу сейчас надлежащим образом проверить учителя, если мой ум не очищен? Как проверить, является учитель буддой или нет?

Когда мы говорим, что нам надо быть зрелыми, для того чтобы взаимоотношения с духовным учителем действительно хорошо работали, это не означает, что до тех пор, пока мы не стали зрелыми, нам не следует обращаться к учителю. Это не означает, что нам необходимо ждать, пока мы не станем действительно зрелыми, чтобы обратиться к учителю. Если бы это было так, то нам пришлось бы ждать очень долго. Искусный учитель может помочь нам стать более зрелыми. Неискусный учитель, с другой стороны, может воспользоваться или злоупотребить нашей незрелостью. Поэтому, обращаясь к потенциальному учителю, нам необходимо признать, что мы не знаем, является этот человек квалифицированным или нет. Нам следует продвигаться очень медленно и осторожно.

Взаимоотношения с духовным учителем обычно развиваются медленно, на протяжении некоторого времени, и проходят через несколько этапов. Даже видение в учителе будды, чего никогда не происходит на начальных этапах, в своем развитии проходит через несколько фаз. Я не хочу сейчас подробно обсуждать эту тему, поскольку это займет много времени. Тем не менее, такой тип взаимоотношений, в которых мы видим в своем учителе будду, является важным, только когда мы находимся на очень продвинутых уровнях высшего класса тантрической практики, ануттарайоги.

В своем «Большом руководстве по последовательным этапам пути» («Ламрим ченмо») Цонкапа говорил, что надлежащие взаимоотношения с духовным учителем являются корнем пути, и описывал их с точки зрения видения в учителе будды. Однако нам необходимо понимать, в каком окружении он это писал и зачем. Очевидно, что Цонкапа писал это для монахов, занимающихся тантрической практикой. Мы можем сделать такой вывод из того, что принятие прибежища идет в его изложении пути следующим пунктом. Как мы можем иметь взаимоотношения с учителем и видеть в учителе будду, если мы не приняли прибежище и даже не знаем, что означает термин «будда»? Понятно, что наставление о видении в гуру будды предназначено для тех, кто уже принял прибежище и уже вовлечен в тантру, поскольку все цитаты, которыми пользуется Цонкапа для обоснования видения в гуру будды, взяты из тантр. Так что понятно, что это в основном тема, относящаяся к тантре. Это значит, что, если мы не обладаем подобным опытом, не являемся монахом или монахиней, не занимаемся высшей практикой тантры, – нам не следует считать такие вещи, как прибежище, само собой разумеющимися. Нам надо начинать с более раннего этапа.

Когда мы начинаем учиться у учителя, особенно если мы западные люди, тогда вопрос: «Является ли этот учитель буддой или нет?» – вообще не важен. Нам сначала необходимо понять, хороший ли это учитель. Может ли этот учитель понятно объяснять? Что этот учитель объясняет? Соответствуют ли объяснения этого учителя тому, о чем говорят классические тексты? Соответствует ли это нашей жизни? Подобным образом мы стали бы проверять любого учителя – скажем, в качестве примера, если бы мы собрались изучать какой-нибудь язык, – может ли этот учитель учить нас эффективно?

Мы также обращаем внимание на то, какое чувство мы испытываем, находясь с этим человеком. Мы можем быть чувствительны к тому, какие у нас взаимоотношения с другим человеком, благодаря ощущениям, которые у нас возникают, когда мы находимся с ним или с ней. Вдохновляет ли нас этот человек или оставляет равнодушными? Действительно ли он обращается к нам или мы не можем установить связь с этим человеком? Все это можно почувствовать. Это не требует ясновидения или даже значительной зрелости.

Затем мы начинаем чуть более тщательно проверять другие моменты, например этические нормы этого человека: этичный ли это человек? Легко ли и часто ли этот человек сердится, сильно ли он привязан к своим ученикам и пытается ли контролировать их жизнь? Потом мы можем поспрашивать знающих людей, для того чтобы выяснить, как этот учитель обращается с другими учениками. Это некоторые из способов, с помощью которых мы проверяем нашего учителя даже для того, чтобы решить, учиться у него или нет.

Тогда вопрос, хотим ли мы вступать с этим человеком во взаимоотношения, в которых мы видим его или ее как будду, представляет собой нечто совершенно другое: это очень продвинутый момент, и на самом деле он не важен на начальном уровне. Если мы уже приняли прибежище, прошли через начальные этапы пути и занимаемся практикой высочайшего класса тантры, и у нас есть настолько крепкие взаимоотношения с учителем, тогда мы можем видеть в учителе будду, в полном смысле того, что это означает. Далее, если мы снова возвращаемся через все уровни пути к самому начальному уровню, как, например, в случае монаха, пересматривающего весь поэтапный путь, слушая «Ламрим ченмо» Цонкапы в качестве подготовки к получению тантрического посвящения, тогда такие взаимоотношения с учителем как с буддой будут корнем успешного следования всему пути. Именно в этом большое отличие.

Нам необходимо понимать вещи в правильном контексте. Это нелегко. Однако, особенно на начальных этапах, я считаю важным не терять критического отношения к учителю. Позже, когда мы относимся к учителю как к будде, речь идет об особом соглашении, которое у нас есть с учителем, и это требует огромной эмоциональной зрелости. Имея такого рода соглашение, мы просто говорим: «Вы будда, и это значит, что для меня не важно, что вы делаете: я буду видеть в вас будду, который пытается чему-то меня научить». Помните, что существование вещей не относится исключительно к ним самим и не является независимым от всего остального. Поэтому существование таких взаимоотношений с учителем относится к ситуации «вы помогаете мне развиваться».

Мы мысленно говорим нашему учителю: «Мне не важно ваше намерение и не важно, действительно ли вы являетесь объективно просветленным или нет. Скорее, я собираюсь пользоваться возможностью постоянно учиться и развиваться в рамках наших с вами взаимоотношений. Если вы скажете мне сделать что-либо глупое, то я не отвечу вам, что вы глупы и не рассержусь на вас. Скорее, я подумаю, что вы сказали мне сделать что-то глупое для того, чтобы я научился пользоваться своей собственной способностью распознавать и своим собственным умом, чтобы не делать этого». Другими словами, что бы учитель ни сделал, мы намерены относиться к этому как к учению и стараемся извлечь какой-нибудь урок. Не важно, что происходит с точки зрения учителя.

Вне всяких сомнений, именно это имеется в виду, когда говорится, что мы должны в каждом видеть будду. Мы во всем видим урок. Поэтому мы можем учиться у ребенка. Когда ребенок поступает плохо или глупо, мы можем извлечь урок, состоящий в том, чтобы не поступать подобным образом. Ребенок является нашим учителем. Мы можем учиться у собаки. Мы можем учиться у кого угодно. Тем не менее, это требует значительного уровня эмоциональной зрелости для того, чтобы не приходить в ярость и не осуждать, не правда ли? Это очень продвинутая практика. Будучи начинающими, мы не можем делать это.

Конечно же, нам необходимо серьезно проверить, можем ли мы вступить в такое соглашение с учителем, быть связанными с ним или с ней на таком уровне. Является ли учитель подходящим и подходим ли мы? Такого рода взаимоотношения у нас могут быть даже с учителем, которого мы видим нечасто. Если мы посещаем общие учения, когда великий учитель учит большую толпу, то мы можем поступать точно так же: «Что бы вы ни сказали или ни сделали, я буду учиться у вас». Однако помните о том, что это не армейские взаимоотношения рядового-новобранца с генералом: «Что я должен делать? Скажите мне. Отдайте мне приказ. Да, сэр! Я сделаю это», – это нечто совершенно другое.