Разновидности зависимого возникновения

Зависимое возникновение – это факт, существующий на множестве уровней. Мы уже обсуждали относительность вещей – что такие параметры, как короткое и длинное, хорошее и плохое и так далее, можно установить только относительно, по сравнению с чем-нибудь другим. Ничто не может быть просто коротким или длинным само по себе, например наш безымянный палец. Мы видели, что учитель и ученик зависят друг от друга: мы не можем быть учителем, если у нас нет учеников. Точно так же мы не можем быть родителем без детей. Эти вещи возникают зависимо друг от друга.

Крайность абсолютизма в данном случае – считать себя, например, невысокими в абсолютном смысле, независимо от факта, что есть люди ещё более низкого роста. Крайность нигилизма – не принимать тот факт, что мы недостаточно высокие, чтобы пойти на военную службу. Другие примеры – считать себя учителем, хотя у нас нет учеников, или отрицать свои обязанности родителя, хотя у нас есть ребёнок. 

Также мы видели, что человек может быть учителем в зависимости от выполнения им определённой функции. Другими словами, чтобы быть кем-то или чем-то, нужно выполнять соответствующую функцию. Если мы ученики, это зависит от того, что мы что-либо изучаем и узнаём новое. Рисунок компьютера – это не компьютер, потому что он не может функционировать как компьютер.

Крайность абсолютизма – считать себя достигшим свершений буддийским практикующим, хотя нам всё ещё трудно найти общий язык со своими родителями. Крайность нигилизма – допустив ошибку, отрицать, что мы были неправы.

Причины и следствия также зависят друг от друга. Плохое настроение не может возникать независимо от причин. Ничто не может быть причиной, не производя результата.

Крайность абсолютизма – думать, что добавление некалорийного сахарозаменителя в кофе поможет нам сбросить вес, когда мы каждый перерыв пьём кофе с куском торта. Крайность нигилизма – курить и думать, что это никак не повлияет на наше здоровье.

Хотя мы не рассматривали это подробно, целое не может существовать независимо от частей. Плохое настроение как единое целое зависит от множества компонентов – от ментальных факторов, таких как несчастье, невнимательность, умственная вялость и так далее. Также оно длится во времени, и в разные моменты мы не чувствуем себя совершенно одинаково. Таким образом, целое зависит от частей. 

Крайность абсолютизма – продолжать себя считать частью женатой пары, после того как наш супруг умер, и отказываться от встреч с другими одинокими людьми. Крайность нигилизма – не принимать всерьёз то, что мы являемся членом семьи или частью рабочего коллектива, и действовать независимо, не советуясь с другими членами группы.

Ещё один уровень зависимого возникновения, о котором я хотел бы рассказать, – это зависимое возникновение с точки зрения умственного обозначения. Но сначала нам нужно разобраться, что такое умственное обозначение. Умственное обозначение предполагает использование категорий. У нас есть категории «учитель» и «плохое настроение». На Западе мы бы сказали, что у нас есть идея о том, что такое учитель или плохое настроение. У этой идеи есть определение – что такое учитель и что такое плохое настроение. Мы называем эту категорию, или идею, каким-либо словом, которое просто представляет собой сочетание звуков, потому что в нашем обществе есть договорённость называть эту категорию этим словом.

Затем, переживая в своей жизни разные вещи, мы обозначаем их, считая их членами той или иной категории. Перед нами человек, и мы относим его к категории «учитель». Это слово, или название, присвоено категории «учитель», и поэтому мы называем человека данным словом.

Чтобы отличить эти два процесса, я думаю, будет полезно использовать для них разные термины. Умственное обозначение предполагает использование категорий, а наименование – использование слов. Оперируя категориями, умственное обозначение руководствуется концепциями о том, что относится к данным категориям. Например, у нас есть концепции, кто такой учитель или что такое «хорошее» и «плохое». Это фиксированные идеи о смысле категорий. Эти фиксированные идеи можно заменить на другие фиксированные идеи, но они не растут органично, как, например, цветы. С точки зрения буддийского анализа это статичные сущности. Таким образом, и умственное обозначение с помощью идей (концепций, категорий), и наименование с помощью слов – это концептуальные процессы.

Нужно прояснить важный момент: я использую слово приписывание в другом смысле. Часто это разграничение не проводится. Например, мы приписываем целое на основе частей. Мы приписываем движение на основе того, что видим объект, последовательно находящийся в немного разных местах. Приписанные вещи можно познать не только концептуально, но и неконцептуально. Мы можем увидеть стол как целое и подумать о нём. Мы можем увидеть движение брошенного мяча и запомнить его. Однако категорию, или идею о чём-либо, можно познать только концептуально. Точно так же слово, которым названа категория, может быть познано только концептуально. Неконцептуально мы можем услышать звук, когда кто-нибудь произносит слово. Но мы знаем, что данный звук – это звук слова, соотнося его со звуковой категорией, которая включает в себя звучание этого слова, независимо от голоса, акцента или громкости, а также со смысловой категорией, определяющей смысл слова.

В санскрите и тибетском есть только одно слово, которое используется в трёх смыслах. Оно означает и умственное обозначение, и наименование, и приписывание. Это объясняется тем, что с точки зрения школ, отличных от прасангики, у всех трёх явлений есть нечто общее – то, что определяющая характеристика объекта, который обозначен, назван или приписан, может быть обнаружена в основе для обозначения, в основе для наименования или в основе для приписывания. В соответствии с воззрением прасангики это крайность абсолютизма и во всех трёх случаях определяющая характеристика не может быть обнаружена в основе. Однако, несмотря на это общее свойство, важно отличать эти три понятия, чтобы избежать недопонимания.

Например, давайте рассмотрим личность, «я». Это приписывание на основе всех моментов моего опыта. Глядя на свою фотографию, я скажу: «Это я». Я вижу себя, так что это не просто концептуальный процесс. Однако моё представление о себе, о том, кем я являюсь, – это умственное обозначение, концепция, идея. Мы можем посмотреть на свои фотографии, снятые в разные годы. Мы выглядим на них очень по-разному, однако в каждом случае мы можем сказать: «Это я». Как такое возможно? Это возможно, потому что у нас есть категория, некоторая фиксированная идея, концепция того, что такое «я», и мы относим все свои фотографии к данной категории. Это умственное обозначение, а когда мы называем их все словом «я» – это наименование. Однако «я» – это приписывание на основе формы человека, которого мы видим на фотографиях, то есть на основе тела.

Это очень тонкое разграничение, но, не разобравшись с ним, мы можем сильно запутаться в теме умственного обозначения. Я как человек – совсем не то же самое, что фиксированная идея обо мне, которая есть у меня или у кого-нибудь, кто со мной знаком. И это не то же самое, что слово «я».

На условном уровне я существую как отдельный человек. «Я» существует, хотя оно возникает зависимо, в контексте тела, ума, эмоций и так далее. Необязательно должен присутствовать сторонний наблюдатель, который припишет «я» на основе этого тела, ума и эмоций, чтобы «я» существовало и было достоверно познаваемо как приписывание на основе всего этого. Отношения между «я» и телом, умом и эмоциями похоже на отношения между целым и его частями, хотя это не совсем то же самое.

Что вы видите, когда смотрите перед собой? Вы видите комнату. Вы видите целую комнату? Нет, вы не видите того, что позади вас. Вы видите только часть комнаты. Часть комнаты – не то же самое, что целая комната. Однако приписывание комнаты на основе её частей распространяется на все части, которые служат основой для приписывания, в том числе на ту часть комнаты, которую вы видите.

Видя только часть комнаты, мы условно говорим, что видим целую комнату. Мы соотносим видимую часть с концепцией целой комнаты. Говоря техническим языком, мы умственно обозначаем часть комнаты с помощью категории «комната». И поскольку эту категорию мы называем словом «комната», мы называем часть комнаты, которую видим, словами: «Я вижу комнату». На условном уровне это достоверно. Если мы скажем, что не видим ничего, это позиция нигилизма. Мы видим комнату. Но комната – не то же самое, что категория (концепция) «комната», и не то же самое, что слово «комната».

Подобным образом, «я» – приписывание на основе тела, ума, эмоций и так далее, и оно продолжается во времени. Но когда мы видим своё тело на фотографии, мы можем достоверно обозначить его категорией «я» и назвать этот снимок «моей» фотографией. «Я» как приписывание целого человека на основе континуума тела, ума и эмоций включает в том числе и это изображение одного момента моего тела. Таким образом, приписывание «я» на основе фотографии – достоверно познаваемый член категории «я». 

Когда мы смотрим на фотографию и узнаём на ней себя, определённо мы не видим всего себя как человека. Тем не менее, точно так же как в примере с комнатой и частью комнаты, я узнаю на фотографии себя, потому что соотношу её с концепцией (категорией) «я», которая у меня есть. Поскольку я называю это представление о себе словом «я», то, глядя на фотографию, я могу достоверно сказать: «Это я». Вы видите разницу?

Когда я вижу часть комнаты, я могу достоверно сказать, что вижу комнату, хотя на самом деле я вижу только её часть. Целая комната – это приписывание на основе её частей, и видимая часть – это один из членов данного множества, соответствующего категории «эта комната». Подобным образом, когда мы разговариваем с кем-нибудь по телефону, мы просто слышим звук. Однако мы можем достоверно сказать, что мы разговариваем с человеком, потому что человек – это приписывание на основе его частей и то, что мы слышим, – это тоже часть, соответствующая категории «этот человек». На самом деле мы слышим даже не голос, а электронное воспроизведение голоса. И тем не менее мы можем достоверно сказать: «Я разговариваю с человеком, я его слышу». Это невероятно, не правда ли?

Также у нас есть фиксированная идея о человеке со всеми различными ассоциациями и эмоциями, которые ей сопутствуют. Это умственное обозначение посредством идеи, концепции, категории. Когда я слышу по телефону голоса разных людей, они сильно отличаются, не правда ли? Я слышу голос Дениса, а не Марии. На условном уровне это Денис, это не Мария. Но Денис – не то же самое, что моё представление о Денисе со всеми эмоциональными ассоциациями. Каждый раз, когда я вижу Дениса, я обозначаю его посредством этой концепции, этой фиксированной идеи.

Давайте немного об этом поразмышляем. Это очень тонкий вопрос, но он по-настоящему важный. Мы немного отклонились от темы, но эта разница между приписыванием, умственным обозначением и наименованием часто упускается из виду. Я существую. Я человек, а не просто концепция человека. Есть я, и есть концепция «я» – моё представление о себе и представления других людей обо мне. Это не одно и то же. Но вопрос, который мы задаём – существует ли истинное «я», обнаружимое внутри меня и делающее меня мной, а не вами. Давайте подумаем об этом.

[пауза]

Разобравшись с основами, теперь мы можем перейти к самой сути. Я использую аналогию с формой для печенья. Вы знаете, что это? У вас есть тесто, и с помощью этой формы вы вырезаете кусок текста, чтобы сделать печенье. Это аналогия.

Мы, люди, совершаем множество действий, и всё это постоянно меняется. Это подобно тесту. У нас есть концептуальная форма для печенья – умственное обозначение. Из многочисленных действий мы вырезаем печенье и даём ему определение и название, например «изучение» или «преподавание». Но на самом деле мы просто вырезали и изолировали это действие, отделив от всех остальных наших занятий, не правда ли? На условном уровне вы учитесь, а я учу. Отрицать это было бы крайностью нигилизма. Думать, что в этот момент мы не делаем ничего другого (хотя мы сидим, дышим и так далее) или что мы вообще не делаем ничего, кроме изучения чего-либо и преподавания, – это крайность абсолютизма.

Далее, как доказать, что мы учимся или учим? У нас есть умственная форма для печенья – концепция. Существование вашего действия как «изучения чего-либо» возникает зависимо от умственного обозначения с помощью концепции «изучение», которой обозначается ваше действие. Если бы не было категории, которой люди дали определение и присвоили слово «изучение», то вы бы всё равно учились. Отрицать это было бы крайностью нигилизма. Нельзя сказать, что вы здесь ничего не делаете. Вы чем-то занимаетесь, вы учитесь.

Но как установить, что ваше действие – это изучение чего-либо? На основе того, что мы проводим эти границы, соотнося наше действие с категорией «изучение». Мы вырезаем его из теста всех остальных наших действий и называем его словом с определённым звучанием. При этом нам кажется, что наше действие является самодоказанным обучением, но на самом деле оно существует как обучение в зависимости от умственного обозначения с помощью категории и наименования с помощью слова, которым мы дали то или иное определение, договорившись по поводу этой условности. Что такое изучение чего-либо? Это просто то, к чему относятся концепция и слово «изучение» на основе ваших действий, когда вы сидите в этой комнате и слушаете мои слова.

Опять же, нельзя сказать, что вы ничего не делаете. Вы учитесь. Вам не нужно активно думать или говорить: «Я учусь», чтобы это было правильным и достоверным. Умственное обозначение не создаёт тот факт, что вы учитесь. По своей поверхностной сущностной природе ваше действие – это обучение, а не игра в футбол, и при этом нам кажется, что изучение чего-либо – это действие, которое само по себе доказано как «изучение». Кажется, как будто вокруг этого действия есть граница, делающая его прочной сущностью в пластиковой упаковке, то есть отделяющая его от всех остальных действий. Однако это не соответствует тому, что на самом деле доказывает, что это отдельное действие и что это изучение. Это действие предстаёт как «изучение» лишь в зависимости от того факта, что у людей есть концепция, или категория «изучение», по поводу которой на уровне условностей была достигнута договорённость и которая, подобно форме для печенья, отделяет это действие от всех остальных ваших действий. Но это не значит, что все ваши действия лежат в каком-то месте, подобно большому куску теста. 

Если у нас есть какая-либо концепция или идея о чём-либо, в некотором смысле наш ум изолирует эту вещь от всего остального. Из-за этого она кажется самодоказанной. Вот почему говорится, что условная природа кажется самодоказанной, хотя на самом деле она такой не является: она возникает зависимо от умственного обозначения. При этом она может быть названа или не названа каким-либо словом. Это верно даже для червя, хотя он не даёт вещам названий. Из всех вещей, которые воспринимает червь, он выделяет категорию «съедобное». Это умственное обозначение, происходящее без слов.

Вот что имеется в виду, когда говорится, что существование любой вещи может быть установлено только в контексте того, к чему относится категория (концепция, умственное обозначение), применяемая к основе для обозначения.

Теперь давайте попробуем поразмышлять о практическом применении этих знаний. Пример, который приходит мне на ум, – можем ли мы одновременно быть для наших детей и родителем, и другом? Или быть для наших подчинённых и начальником, и другом? Какие совместные действия из всех моментов общения с ребёнком мы можем вырезать с помощью формы для печенья и назвать «взаимодействие как родитель», а какие мы можем вырезать и назвать «взаимодействие как друг»? Являются ли они совершенно отдельными друг от друга? Или они пересекаются? Как их воспринимает наш ребёнок?

Это очень интересно. Если я могу быть для своего ребёнка и родителем, и другом, как избежать трудностей и проблем, которые могут возникнуть при этом у меня и у него? Или я должен выбрать одну роль? Что означает быть родителем и быть другом? Многое зависит от того, как мы определяем, кто такой друг, не правда ли? Мы можем определять дружбу как «отношения, в которых обе стороны равны» и думать: «Я готов выслушать ребёнка, когда он говорит о своих проблемах, и точно так же я могу рассказать ему о моих проблемах и трудностях, ведь таково моё представление о дружбе», но это будет неуместно. В то время как другие части того, что для нас означает дружба, будут уместны; например, мы можем играть с ребёнком в мяч. Все эти вопросы очень уместны в контексте ролей, которые мы играем в отношениях с разными людьми. Эти роли, в конце концов, подобны формам для печенья.

Если у нас есть фиксированные представления: «Я родитель. Определение хорошего родителя такое-то, а значит я всегда должен быть таким-то», мы станем совершенно негибкими. Мы превращаем концепцию «родитель» в прочную вещь. Если мы неправильно понимаем умственное обозначение, концепции и категории, то возникнут всевозможные затруднения.

В частности, сложности могут возникнуть, когда мы играем несколько ролей в жизни другого человека. Я знаю это по собственному опыту отношений с несколькими людьми. Я их учитель, начальник (я их нанял и плачу им зарплату) и друг. Иногда я говорю как друг, но они могут обозначать меня как начальника: «Почему начальник говорит со мной как с другом? Он должен вести себя как начальник». В межличностных отношениях могут возникать разные загвоздки и трудности, когда мы играем несколько ролей.

Одно из возможных решений – играть только одну роль. Это самое простое. Играть несколько ролей так, чтобы ни одна из сторон не путалась, гораздо сложнее. Но на самом деле в жизни часто бывает, что мы играем несколько ролей. Так что очень полезна идея о том, что ни одна роль не является самодоказанной и доказывается с точки зрения условности. Нам нужно над этим работать: я не могу дать вам сейчас простой ответ. Но у вас теперь есть инструменты, и вы можете начать анализировать. Роль – это концепция, категория, подобная форме для печенья. Она кажется самодоказанной и отдельной от всего остального, но это не так.

Я приведу ещё один пример, и нам нужно заканчивать. Когда Его Святейшество Далай-лама даёт учение, он говорит: «Я просто человек, как и все остальные». Когда он даёт посвящение и сидит на высоком троне, он говорит: «Теперь, пожалуйста, смотрите на меня как на тантрического мастера». Это совершенно другая роль. Он даёт людям подсказки, произнося вслух, какую роль он сейчас играет и как его воспринимать. Это хороший совет: если мы играем несколько ролей и это сбивает с толку, мы можем сказать: «Сейчас я говорю как твой друг», «Сейчас я говорю как твой отец», «Сейчас я говорю как женщина», «Сейчас я говорю как мужчина».

Далай-лама не существует как истинно доказанный обычный человек или как истинно доказанный тантрический мастер, но на условном уровне он может быть тем или другим. Он подсказывает нам, как работать с этим материалом. Поняв зависимое возникновение в контексте умственного обозначения, мы сможем избежать крайности абсолютизма («Я играю только одну роль, потому что это моя настоящая роль по жизни») и крайности нигилизма («Я не играю в жизни других никакой роли»).

Давайте закончим посвящением положительной силы. Мы думаем: «Пусть всё понимание и положительная сила, которые появились на этом семинаре, становятся всё глубже и служат причиной, благодаря которой существа преодолеют заблуждение относительно того, как существуют вещи и как мы объясняем или доказываем существование вещей, и достигнут просветлённого состояния будды ради всеобщего блага». Спасибо.