Семь способов познания – общее применение

В буддийском анализе способы познания объясняются как часть общей карты ума и эмоций. Также там предлагается очень подробный анализ разных типов сознания и ментальных факторов. Это всестороннее объяснение принципов работы нашего ума, того, как мы взаимодействуем с реальностью, обрабатываем информацию и так далее. Там также рассматриваются другие аспекты, например разные типы глубокого осознавания. В этой сложной, тщательно проработанной карте ума множество элементов.

Мне кажется крайне важным получить ясное представление о буддийской карте ума и научиться ей пользоваться. Чем лучше мы будем понимать эту тему, тем проще нам будет анализировать и правильно различать во всех подробностях, что происходит в нашем уме, и тем легче будет исправлять проблематичные аспекты, возникающие в нашем восприятии в любой момент.

В буддизме эту тему способов познания изучают в контексте философской системы саутрантики, одной из систем хинаяны. Она основана на текстах Дигнаги и Дхармакирти – выдающихся философов и практиков индийского буддизма, очевидно, достигших высокого постижения. Изучая буддийские объяснения, мы обнаруживаем, что разные темы объясняются в разных философских системах с разных точек зрения. С одной стороны, это может сбить нас с толку и вызывать недоумение, зачем нужно столько систем и столько усложнений. Мы можем начать жаловаться по этому поводу, и это правда: данный материал действительно очень сложен. С другой стороны, он также очень полезен.  

Пытаясь понять какой-нибудь очень сложный предмет, например принципы работы нашего ума, если мы начнём с самого сложного объяснения, возможно, нам не удастся добиться ясного понимания или мы можем сильно упростить изученное из-за отсутствие у нас фоновых знаний. Чтобы этого избежать, сначала лучше изучить более простое объяснение. Это особенно очевидно при изучении пустотности (пустоты). Сначала мы знакомимся с более простым изложением этой темы, а затем углубляем своё понимание. То же самое касается способов познания. Сначала мы знакомимся с саутрантикой, а затем переходим к другим философским системам. В разных системах мы увидим разные позиции, но сначала нам нужна база из саутрантики, перед тем как мы перейдём к более тонкому объяснению прасангики.

В анализе саутрантики говорится о семи способах познания:

• обнажённое познание (mngon-sum),
• познание, основанное на выводах (rje-dpag),
• последующее познание (bcad-shes),
• неопределённое познание (snang-la ma-nges-pa),
• предположение (yid-dpyod),
• нерешительное колебание (the-tshoms),
• искажённое познание (log-shes).

В этом цикле лекций мы рассмотрим их все. Этот список неполон, но это стандартный перечень, который обычно изучают. Тем не менее в самих объяснениях также упоминаются дополнительные способы познания. Также есть несколько классификаций способов познания. Перед тем как перейти к более подробному объяснению каждого из них, может быть полезным немного поговорить о том, почему эта тема вообще актуальна и как применять эти знания в повседневной жизни. Если у нас будет общее представление об этом и мы увидим ценность этого материала, поскольку он помогает нам описать наш опыт, мы будем больше мотивированы изучать его подробно.

Представьте, что нам навстречу идёт подруга, но мы не видим её, потому что забыли надеть очки. Мы смотрим перед собой, но что мы видим? Мы видим, что к нам приближается расплывчатое пятно. Наше зрительное восприятие искажено, поскольку, разумеется, никакого пятна там нет. Это искажённое познание. То, что мы воспринимаем, не соответствует действительности.

Затем мы надеваем очки и смотрим по сторонам. Наше зрительное восприятие становится несколько более ясным, но оно неопределённое, потому что мы не уверены, кого мы видим. Человек слишком далеко. Мы можем различить, что это человек, но у нас нет уверенности в том, что это наша подруга. То, что это человек, достоверно, но у нас нет определённости или уверенности в том, кто это. Мы можем осознать, что нам нужно подождать, пока человек не подойдёт поближе, и тогда мы узнаем его. Это также достоверно. Или мы можем сделать поспешный вывод и подумать, что это наша подруга. Это может оказаться правильным или неправильным, потому что на самом деле мы не знаем.

Это очень актуально. Иногда мы слушаем объяснение или нам просто что-нибудь говорят и нам кажется, что мы уже заранее прекрасно понимаем, что человек имеет в виду, и не даём ему или ей закончить. Мы делаем поспешный вывод, что говорящий имеет в виду то-то и то-то, потому что нам не хватает терпения дослушать до конца. Затем может оказаться, что мы совершенно неправильно поняли, что человек говорил или что он имел в виду. Благодаря правильному познанию мы бы поняли, что нужно подождать, пока человек закончит свою мысль, и тогда мы поймём его лучше, и это гораздо полезнее. Важно помнить об этом и не делать преждевременных выводов, думая, что мысль другого человека очевидна, хотя на самом деле такой определённости нет. 

Конечно, нужно проявлять здравомыслие, потому что некоторые люди повторяют всё по нескольку раз и это может быть очень утомительным. Если нам действительно понятно, что они имеют в виду, мы можем сказать, что мы поняли. Однако важно оценить, действительно ли мы поняли человека. Нужно ли задать ещё один вопрос, если объяснение не до конца нам понятно? Часто мы делаем вывод на основании не очень ясного объяснения, вместо того чтобы уточнить. Понимание, что нам нужно попросить разъяснений, – ещё один достоверный способ познания. Мы оцениваем своё понимание и приходим к выводу, что не конца поняли, поэтому нам нужно задать следующий вопрос. Может оказаться, что теперь уже другому человеку кажется, что его слова самоочевидны, и он даже может разозлиться, если ему не хватит терпения.

Когда два человека общаются, важно быть чуткими к тому, что иногда наша мысль или мысль собеседника может быть очевидной, а может быть вовсе не очевидной. Если она неочевидна, нам нужно объяснить подробнее, вместо того чтобы просто говорить громче или повторять то же самое. В этой ситуации может возникать много проблем и недопонимания между собеседниками. 

Возвращаясь к нашему примеру с девушкой, которую мы видим на улице, предположим, что мы приняли решение проявить терпение и подождать, пока она подойдёт поближе, поскольку мы пока не уверены, кто это. Но также мы можем понадеяться, что это наша подруга, у нас может появиться концепция, что это действительно она, и мы можем спроецировать её образ на женщину, которую мы увидели. Однако это концептуальное понимание на самом деле является проекцией нашей подруги на этого человека, и это так называемое познание, кажущееся обнажённым (mngon-sum ji-ltar-ba). Нам кажется, что мы видим свою подругу, но в действительности это проекция. Как говорится в объяснении концептуального познания, у нас есть категория (концепция) «моя подруга», напоминающая ментальный ящик, и мы помещаем этого человека в ящик «моя подруга» в нашем уме. На самом деле мы не знаем, соответствует ли человек этому ящику, но мы надеемся.

Это разновидность концептуального познания, известная как надежда: мы надеемся, что это наша подруга. В этом нет уверенности, мы на самом деле не знаем, поэтому это не достоверный способ познания. Мы заблуждаемся, потому что наше концептуальное познание обманчиво. Здесь используется слово «обманчивое», потому что подобное концептуальное познание нас дурачит: мы не сомневаемся в том, что это наша подруга, но наше ожидание может оказаться ложным.

На самом деле мы очень часто сталкиваемся с обманчивым познанием. Мы ожидаем, что какой-либо человек будет вести себя определённым образом или разговаривать с нами определённым образом. Мы ожидаем множество прекрасных событий, а если мы сильно беспокоимся, то ожидаем, что будут случаться всевозможные неприятности. Например, мы можем быть уверены, что непременно потерпим неудачу. Важно осознавать, что это проекции, которые не соответствуют действительности. У нас есть ментальные ящики (разумеется, очень абстрактные, поскольку на самом деле мы не обнаружим в нашем уме никаких ящиков или категорий), и мы раскладываем вещи по полочкам, не исследуя внимательно, действительно ли они им соответствуют.

Предположим, мы не просто надеемся, что нам навстречу идёт наша подруга, это не просто интуитивное чувство или вообще надежда без реальных причин. «Мне так кажется», – недостоверная причина для того, чтобы ожидать, что наше восприятие верно. Допустим, вместо это мы делаем логический вывод, что это наша подруга. Мы думаем, что это она, и мы убеждены в том, что нам не нужно ждать, пока девушка подойдёт поближе, чтобы убедиться. Как мы можем прийти к такому выводу? Вывод может быть основан на умозаключении: наша подруга должна прийти на встречу в такое-то время, и к нам приближается какая-то девушка; наша подруга девушка, а сейчас именно то время, когда она должна прийти, следовательно это наша подруга. 

Однако эта логика основана на ложной цепочке умозаключений, так как она не исключает возможность, что перед нами другой человек. Если мы видим, что нам навстречу идёт девушка, и наша подруга – девушка, и сейчас время встречи, из этого необязательно следует, что перед нами наша подруга. Это ошибочный вывод.

В буддизме есть очень глубокие объяснения логики, которые тесно связаны с темой способов познания, так как некоторые из способов познания основаны на логике. Нам нужно анализировать правильность наших доводов. Если мы были уверены, что к нам идёт наша подруга, но это оказалась другая девушка, значит наши выводы были ложными. Если мы не были уверены, и просто предположили, что это наша подруга, и угадали, значит это была правильная догадка. Это предположение. Можно сделать правильное предположение на основе ошибочной цепочки умозаключений. Есть много типов предположений.

Предположение также может быть основано на правильной цепочке умозаключений, которую мы не очень хорошо понимаем. Например, мы можем увидеть правильную цепочку умозаключений в тексте и подумать: «Да, всё пустотно и лишено истинно доказанного существования, поскольку цепочка умозаключений “ни одно, ни множество” верна», но при этом мы можем не понимать эту логическую цепочку. В этом случае мы предполагаем, что пустотность верна. У этого есть основания, но мы лишены уверенности. В таком случае наше понимание пустотности не будет достоверным, пусть даже мы знаем правильную цепочку умозаключений и можем произнести её вслух.

Мы также можем чувствовать неуверенность по поводу того, кто идёт по улице – наша подруга или нет. Мы колеблемся между двумя вариантами: это она или кто-нибудь другой? Каков результат нерешительного колебания? Оно вызывает напряжённость. Мы чувствуем неуверенность, поскольку не владеем ситуацией. Мы на самом деле не знаем. Эта девушка может оказаться кем угодно. Вот почему в буддизме нерешительное колебание считается коренным заблуждением. Это беспокоящее состояние ума, которое действительно приносит нам проблемы.

Речь идёт не просто о сомнениях по поводу того, как сегодня одеться или что выбрать в меню, хотя даже это вызывает дискомфорт. Когда мы не можем принять решение, это не очень приятное состояние. Мы как бы оказываемся парализованы. Но коренное беспокоящее состояние ума – это когда мы не уверены по поводу того, какие действия лучше всего предпринять, чтобы помочь другим, и особенно когда мы не уверены по поводу реальности. Правильно ли я понимаю, что происходит в моих отношениях? Правильно ли я понимаю, кто я и что я делаю в этом мире? Когда мы не знаем ответов и просто колеблемся, это беспокоящее состояние ума. Мы чувствуем неуверенность в себе, и часто у нас возникает неуправляемое беспокойство. В нашем примере мы не уверены, что видим на улице нашу подругу. Мы также можем сомневаться, а вдруг она хочет нас бросить или, может быть, она нас больше не любит. Всё это очень неприятные ментальные истории, полные беспокойства и тревоги. Они появляются у нас, когда мы точно не знаем, что происходит.

Ещё один пример: «Что она имела в виду, когда сказала это?» Опять же, это возвращает нас к достоверному пониманию того, когда нам нужно переспросить. Нужно получить больше информации, вместо того чтобы оставаться в состоянии неуверенности. Это необходимо во многих случаях. Девушка что-то нам сказала или не пришла на встречу, и мы делаем вывод, что она нас больше не любит или что она на нас сердится и так далее. Мы или делаем поспешный вывод, или просто не знаем и испытываем нерешительные колебания: «Может быть, произошло это, а может быть, произошло то», и расстраиваемся. Вам это знакомо? Если мы разбираемся в способах познания, то увидим, что это беспокоящее состояние ума, которое нам не нужно. Мы будем полны решимости быть свободными от него, и тогда спросим у девушки, что произошло. Может быть, опоздал автобус, или у неё был важный телефонный звонок, или она забыла. Вот что такое нерешительное колебание.

Теперь мы можем начать анализировать, что мы видим. Наша подруга слишком далеко, и наше зрительное восприятие недостоверно. Что мы видим? Если проанализировать зрительное восприятие, то в один момент времени мы видим один объект, а в другой момент видим нечто немного другое. Размытый силуэт становится немного ближе. На самом базовом уровне мы видим цветные формы, или можно сказать, что мы видим цветные пиксели. Мы сначала видим один момент цветных форм, а затем – другой момент. Мы видим только цветные формы? В некоторых теориях познания утверждается, что мы видим только цветные формы, но в соответствии с тем, как саутрантика объясняется в школе гелуг, мы видим не только цветные формы, но и целые объекты, в данном случае тело человека. Это объекты в общепринятом смысле слова, которые можно видеть, слышать или чувствовать, например, если мы пожмём друг другу руки. Это общепринятый объект, который длится во времени, а не просто одну секунду. Мы видим настоящее живое существо, которое идёт по улице. По улице не просто идут цветные формы.

Это может казаться немного очевидным, но далее возникает следующий вопрос: когда мы видим тело, мы видим только тело или мы также видим человека? Мы бы сказали, что воспринимаемый нами объект – не просто объект, а объект определённого типа. Также было бы неправильно утверждать, что мы видим ничто. Это не пустой лист бумаги или нечто подобное. Мы на самом деле что-то видим. С объективной точки зрения это тело, и не просто тело зомби, которое идёт по улице. Это живой человек. Вот какой тип объекта мы воспринимаем. Вопрос в том, чем является этот общепринятый объект: это просто концепция, спроецированная на цветную форму или на пиксели? Или мы видим некую условную реальность, то есть условные общепринятые объекты действительно существуют и вселенная состоит не просто из световых пикселей?

Это очень интересный философский вопрос. Что такое объективная реальность? Это просто атомы и пиксели света или существуют реальные объекты? Очень глубокая и интересная тема. Есть ли вокруг скопления атомов нечто вроде пластиковой упаковки, которая делает их объектами? Где граница, после которой прекращается объект и начинается воздух вокруг него? Этот анализ может быть очень глубоким, и он основан на теории познания.

Если мы хотим понять наставления о пустотности, или о реальности – о том, как вещи существуют на самом деле, – нужно совместить их с теорией познания. В обратном случае картина будет неполной: мы не будем понимать, почему в одной системе говорится, что условные объекты – это просто концептуализация, а в другой системе считается, что условная реальность существует на самом деле. Вещи могут казаться нам существующими невозможными, странными способами, но мы не можем полностью отрицать условную реальность. В обратном случае наше понимание станет нигилистическим и будет очень трудно оправдать сострадание к кому бы то ни было, ведь объективная реальность – это просто скопления атомов и пикселей света. К кому мы будем чувствовать сострадание? Из теории познания вытекает очень многое.

Вот почему очень важно систематическое буддийское образование. Всё приобретает более глубокий смысл, только когда мы складываем много разных аспектов учения. В конце концов буддийское учение представляет собой холистическую систему, и мы видим лишь часть. Здесь можно привести пример с несколькими слепыми, которые прикасаются к слону. Один из них трогает слона за ухо, другой за хобот, третий за живот, четвёртый – за хвост. Все они ощупывают слона, верно? Да, мы бы сказали, что все они трогают слона. Они не просто трогают хобот слона. Однако они также трогают хобот. В чём разница между тем, чтобы прикасаться к хоботу и прикасаться к слону? Слон представляет собой все эти части. Опять же здесь можно многое проанализировать, и из этого анализа последуют важные выводы.

Возвращаясь к нашему примеру, мы действительно видим человека – условного человека, у которого есть ум, эмоции, чувства. Мы видим не просто цветные формы или пиксели света, идущие по улице.

Предположим, что это действительно наша подруга Мэри. Пока ещё мы этого не видим, она слишком далеко, но это на самом деле она. Когда мы наконец её увидим, мы увидим только человека или мы также увидим Мэри? Другими словами, Мэри – это просто концептуальная идея в нашей голове или эта девушка – действительно Мэри?

Если она не Мэри, то кто она? Это какая-то другая девушка или это никто и звать её никак? Но ведь это на самом деле Мэри. Если мы спросим у неё, кто она, то она согласится, что она Мэри, как и все люди, которые её знают. С объективной точки зрения мы должны признать, что видим Мэри. Но когда она слишком далеко, так что мы не можем её узнать, мы просто не знаем, что это она. Тем не менее, если это Мэри, то мы видим Мэри, а не кого-то другого и не никого. Это связано с вопросом о том, существуют ли объективные факты. С точки зрения саутрантики так называемая объективная реальность существует. 

Когда наша подруга подходит достаточно близко и мы можем достоверно понять, что это Мэри, как мы это понимаем? Как происходит узнавание? Мы понимаем это концептуально. «Концептуально» означает, что мы познаём объект посредством ментальной категории. Другими словами, каждый раз, когда мы получаем сенсорную информацию об этом человеке, мы складываем её в ментальный ящик «Мэри» – каждый раз, когда мы её видим, слышим её голос по телефону, пожимаем её руку, обнимаем её и так далее. Что бы она ни делала, как бы ни одевалась, каким бы ни было её выражение лица, что бы она ни говорила, мы относим всё это к одной и той же категории «Мэри».

Теперь мы понимаем, почему говорится, что сами ментальные категории фиксированы, например ментальная категория «Мэри», представляющая нашу подругу. Конечно, мы можем связывать с этой категорией всевозможную информацию и разные качества, но если говорить о самом ментальном ящике, это просто ящик, означающий конкретного человека, который отличается от других людей. Затем мы даём ящику имя. Например, мы можем снова и снова различать конкретного человека, которого постоянно видим на кассе в супермаркете, но не знать его имени. У нас необязательно должно быть имя, связанное с категорией отдельного человека. Однако имя может быть, в данном случае это «Мэри». 

Ментальная категория статична, то есть она ничего не делает. Это будет легче понять, если описать категорию как ментальный ящик. У нас огромное количество таких ящиков. Можно называть их концепциями или идеями, например, у нас есть идея о том, кто такая Мэри. Или можно называть их мнениями, если мы ассоциируем с ними определённый набор качеств. Всё зависит от того, как мы пользуемся этими ментальными ящиками. Очевидно, их нельзя обнаружить в нашей голове. Но так работает концептуальное познание: у нас есть ментальные ящики, или концепции об объектах, есть слова и смысл слов.

Давайте рассмотрим звучание слова «Мэри». Кто бы ни произносил эти звуки, независимо от голоса, громкости или особенностей произношения, мы поместим их в ментальный ящик звуков одного и того же слова «Мэри». Как мы это понимаем? Звуки могут быть совершенно разными, это не один и тот же звук, если его произносят разными голосами или с разной громкостью. Мы можем понимать язык только благодаря так называемым звуковым категориям. Это ящики, в которые мы помещаем звуки, а затем связываем с ними определённый смысл. Конечно, смысловой ящик, который мы ассоциируем с каким бы то ни было звуковым ящиком, может сильно отличаться у разных людей.

Например, я могу понимать слово «любовь» совершенно иначе, чем вы. Разные люди по-разному могут понимать разницу между ящиками «мне нравится этот человек» и «я люблю этого человека». Откуда мы знаем, что наши чувства соответствуют ящику «я люблю тебя», а не просто «ты мне очень нравишься»? Это очень интересный вопрос, связанный с тем, какие определения мы даём этим ментальным ящикам и как находим подходящие ящики для разных вещей.

Это особенно актуально для наших эмоций, потому что часто они не очень однозначные. Что мы на самом деле чувствуем? Мы можем задаться вопросом, полезно ли вообще раскладывать наши чувства по ментальным полочкам и становятся ли они реальными только в том случае, если мы нашли для них ментальную коробку? Можем ли мы чувствовать любовь, не называя это любовью? Мы хотим, чтобы другой человек сказал: «Я тебя люблю», чтобы мы могли отнести это к ящику «он меня любит» или «она меня любит». Если человек не говорит этого вслух, нам кажется, что его чувства не считаются и эта любовь нереальна. Мы думаем, что любовь становится реальной, только если мы относим её к соответствующему ящику и соотносим со словами: «Я тебя люблю». Однако это нелепо. 

Это очень интересно и помогает преодолеть навязчивую неуверенность, из-за которой мы хотим, чтобы наш партнёр каждый день говорил нам: «Я тебя люблю». Из-за нашего нерешительного колебания по поводу того, к какому ментальному ящику относятся чувства другого человека, мы чувствуем, что он должен прислать нам открытку с поздравлением в День святого Валентина. Иногда вещи действительно должны соответствовать ментальным ящикам, чтобы мы понимали, что происходит, но в остальное время это может превратиться в одержимость ментальными ящиками. Нам может казаться, что человек любит нас, только если постоянно говорит: «Я тебя люблю». В обратном случае его любовь не считается или нам даже кажется, будто такое поведение явным образом показывает, что он нас не любит.

Важно разобраться с концептуальным пониманием. Откуда мы знаем, что человека, которого мы видим на улице, можно отнести к категории «Мэри»? Для этого нам нужно различить особую характерную черту человека, которого мы видим, и общую черту категории «Мэри». Это связано с ментальным фактором различения (’du-shes), который иногда называют узнаванием. Как мы отличаем одного человека от другого?

Можно попробовать очень сложный и очень интересный анализ прасангики. Чтобы это проиллюстрировать, я часто использую пример с серией наших фотографий в младенческом, детском, подростковом, взрослом и пожилом возрасте, если такие фотографии у нас есть. Откуда мы вообще знаем, что на всех этих фотографиях «я»? Все они выглядят совершенно по-разному. Где в каждой из фотографий определяющая характеристика, которая делает их «мной», а не «тобой» или кем-либо ещё? Но на фотографиях кто-то изображён, это не никто. У всех фотографий должна быть индивидуальная характерная черта, которую мы должны быть способны различить, хотя найти её очень трудно. Саутрантика считает, что такая определяющая характеристика существует и её можно обнаружить на стороне всех этих людей на фотографиях; эта характеристика сама по себе доказывает, что на фотографиях изображён «я». Прасангика согласна, что на условном уровне такая определяющая черта существует: в обратном случае мы не смогли бы правильно различить, кто изображён на фотографии. Однако такую черту, которая могла бы доказывать, что это «я», невозможно обнаружить на стороне изображённого человека.

Возвращаясь к нашему примеру с Мэри, существует условная определяющая характеристика голоса Мэри или её внешнего вида, вне зависимости от того, во что она одета, какого она сейчас возраста и так далее. Также существует так называемая общая черта ментального ящика. Это обобщение, сделанное на основе разных моментов, когда мы видели Мэри. Это общая характеристика, которая характеризует этот ментальный ящик как ментальный ящик «Мэри», а не кого-либо ещё. Затем мы сравниваем и сопоставляем индивидуальную определяющую характеристику человека, Мэри, которую мы видим, с ящиком, у которого есть данная общая определяющая характеристика «Мэри».

Часто в нашем познании возникает ошибка: мы проецируем определённый ментальный ящик на то, у чего нет определяющей характеристики, в силу которой данный объект можно было бы включить в множество вещей, относящихся к этому ящику. Это часто происходит, когда мы неправильно понимаем, что человек имел в виду, кем является тот или иной человек или даже неправильно понимаем свои чувства. Мы различаем свои чувства и относим их к определённому ментальному ящику, как если бы эмоции на самом деле существовали в ящиках и мы бы чувствовали то одну, то другую эмоцию, беря их из коробок.

Однако эмоции не существуют таким образом, не правда ли? Смысл не в том, что эмоции разделены на ящики, и то, что мы чувствуем сейчас, находится в одном ящике, а то, что мы чувствуем после этого, – в другом. Мы переживаем большое разнообразие эмоций, но, чтобы понять их по-настоящему, важно добавить к нашему анализу вопрос о том, как существуют явления.

Как бы там ни было, работая с ментальными категориями, или ящиками, мы учимся отличать одну вещь от другой. Откуда мы знаем, что это Мэри? Когда я её вижу, я различаю определённую индивидуальную определяющую характеристику и отношу эту характеристику к ментальному ящику «Мэри». Я делаю вывод, что это Мэри, на основе цепочки умозаключений: если у человека есть такая-то и такая-то особая определяющая характеристика, то он соответствует определённому ментальному ящику, обладающему этой обобщённой определяющей характеристикой. Другими словами: «У человека есть эта особая черта. Все явления, обладающие этой чертой, относятся к такому-то ящику. Нет явлений, которые обладали бы этой чертой, но не относились бы к этому ящику. Следовательно, этот человек соответствует данному ментальному ящику».

Если, видя эту девушку на расстоянии, мы ошибочно принимаем её за Сюзан, то относим её к категории «Сюзан». Мы помещаем её не в тот ментальный ящик. Это неправильное восприятие. Мы приняли особую характеристику Мэри за особую характеристику Сюзан. Мы думали, что у этой девушки есть характеристика Сюзан, хотя на самом деле у неё есть характеристика Мэри. На основе этого мы сделали ошибочный вывод, что видим Сюзан, так как неправильно различили категорию, к которой она относится. Мы концептуально спроецировали Сюзан на Мэри, и это концептуальное познание было обманчивым.

Есть целый список обманчивых способов познания, которые вводят нас в заблуждение. Другими словами, нам кажется правильным то, что на самом деле неправильно. Например, нам показалось, что мы видим Сюзан, просто потому, что девушка была слишком далеко; однако мы ошиблись. 

Когда девушка подошла поближе, с помощью концептуального познания мы поняли, что это Мэри, и отнесли её к ящику «Мэри». Что мы теперь узнали? Мы узнали, что это не Сюзан. Мы думали, что это Сюзан, но оказалось, что это не так. Мы опровергли, что это Сюзан. Как происходит такое познание? Когда мы увидели человека и поняли, что это Мэри, как мы в то же самое время осознаём, что это не Сюзан? Это подводит нас к теории отрицающих явлений, где обсуждается, как мы понимаем, что познаём одно, а не другое.

Прежде всего, мы поймём, что это не Сюзан, только если мы раньше были знакомы с Сюзан. Если мы с ней не знакомы, то не сможем исключить или опровергнуть, что это Сюзан. Вот почему Цонкапа в своём объяснении пустотности делает такой акцент на правильном определении отрицаемого объекта. Если мы не можем определить, что мы опровергаем, нам не удастся это опровергнуть. Он возвращается к тому, что имел в виду Шантидева, когда говорил, что, не видя цели, мы не сможем поразить её стрелой. Возможно, один раз нам повезёт, но стабильного результата мы не достигнем. Точно так же нам нужно знать, кто такая Сюзан, чтобы увидеть, что перед нами не она.

Когда мы познаём Мэри, мы также одновременно с этим познаём «не Сюзан», однако в нашем уме не появляется пустое место или нечто наподобие «не Сюзан». Когда мы видим, что перед нами Мэри, мы исключаем всех остальных, кроме Мэри. Перед нами никто другой, кроме Мэри, и именно это определяет, что перед нами на самом деле Мэри. Это ограничивает круг людей. Это никто другой, и это в том числе исключает, что это Сюзан.

Мы видим Мэри, и мы убеждены, что это она. Это предполагает, что мы знаем, что это никто иной. Это не предполагает, что мы должны знать абсолютно всех людей на планете и исключить их по очереди, чтобы познать, что перед нами никто иной, кроме Мэри. В таком случае мы никогда не смогли бы достичь уверенности при познании любого объекта. Однако если мы хотим по-настоящему быть уверены, что это не Сюзан, нам нужно знать, что Сюзан входит в число всех, кто был исключён, – всех остальных, кроме Мэри.

Когда мы достигнем уверенности по поводу пустотности, мы будем знать, что пустотность – не этот стол и не этот цветок. Это очевидно. Однако «ничто иное, кроме пустотности» – слишком расплывчатое понятие, даже если оно кажется очень конкретным. Чтобы быть убеждёнными в пустотности, нам нужно исключить неправильное или частичное понимание, которое может у нас быть. Это опровержение может быть очень общим, как в случае с «ничто иное, кроме этого», и просто исключать всё остальное. Или мы в дополнение к этому можем исключить определённые ошибочные воззрения, в частности нигилизм и этернализм.

Исключение – очень большая тема, изучаемая в буддийской теории познания, когда речь идёт об отрицающих явлениях. Эта тема обсуждается очень подробно, и её очень важно понять, чтобы знать, как сосредотачиваться на пустотности. Пустотность – это отсутствие невозможного, того, чего вообще не может существовать. Как мы на этом сосредотачиваемся? Есть разные методы.

Например, мы думали, что в холодильнике есть молоко. Мы идём к холодильнику, заглядываем в него и видим, что молока там нет. Что именно мы видим? Мы видим пустой холодильник. Мы не видим «нет молока», но мы знаем, что пустота в холодильнике означает отсутствие молока, потому что мы искали молоко. Таким образом мы постепенно начинаем понимать, как сосредотачиваться на пустотности. Для этого изучают весьма обширную тему исключений и отрицающих явлений.

Наконец, когда мы узнали Мэри, первый момент нашего познания, основанного на выводах, был «свежим». Познание, основанное на выводах, относится к концептуальным типам познания. Мы подумали: «О, это Мэри». Это свежий, очень сильный момент. После этого мы уже не думаем: «Это Мэри», в каждый момент нашего общения. Тем не менее мы знаем, что это Мэри, однако это знание сильно отличается от первого, свежего момента. То, что мы переживаем после первого момента узнавания, называется последующим познанием. Оно по-прежнему правильное, мы знаем, что это Мэри. Она не превратилась в Сюзан и не стала никем. Мы по-прежнему знаем, что рядом с нами Мэри, однако такое познание уже не является свежим, в отличие от первого момента познания, когда мы сделали вывод, что видим Мэри. 

Последующее познание – это тоже один из способов познания. Важно узнавать его во время медитации, когда мы на чём-либо сосредотачиваемся, например на пустотности или на сострадании. Мы развиваем сострадание, например, посредством цепочки умозаключений о том, что все были нашими матерями, были к нам добры и так далее. Когда мы таким образом вызываем сострадание, сначала оно сильное, но затем становится слабее. Это происходит потому, что наше сострадание стало последующим познанием. Оно больше не свежее. Если оно станет совсем слабым, так что мы перестанем что-либо чувствовать, нам нужно развить и вызвать его снова, чтобы у нас опять появилось свежее познание, основанное на выводах. Если мы знаем об этих двух типах сострадания – о достоверном, свежем состоянии и о несвежем состоянии, подобном чёрствому хлебу, как будто у сострадания закончилась энергия, мы поймём, что нам нужно вызвать это состояние снова. Это очень важная инструкция для медитации.

Я пытаюсь показать, что семь способов познания – не просто скучный список, который мы увидим в буддийском учении и засомневаемся, действительно ли нам нужно это знать и не лучше ли просто сесть и помедитировать. На самом деле это очень полезный инструмент, с помощью которого можно проанализировать, что происходит в нашей медитации, при необходимости исправить её и понять, как вызвать нужное состояние ума, например правильно сосредоточиться на пустотности или бодхичитте. 

Как мы можем быть уверены, что мы медитируем на нужном объекте? Мы можем думать, что медитируем правильно, хотя это не так. Часто люди думают, что медитируют на бодхичитту, хотя на самом деле они медитируют на сострадание. В медитации на сострадание нет ничего плохого, но это не то же самое. Возможно, мы не знаем, на чём сосредотачиваться в медитации на бодхичитту. Это связано с темой ментальных факторов, участвующих в познании. На что должен быть направлен наш ум, каким образом он должен воспринимать объект, какие факторы должны присутствовать в нашем состоянии ума, каким образом происходит познание объекта? Есть ли у нас уверенность? Насколько наше познание точное? Мы различаем нужный объект или нет? Мы относим его к какому-либо ящику и смотрим на него через этот ящик, с различными проекциями и предвзятыми мнениями? Подходящий ли это ящик?

Все эти факторы важны, и не только в медитации. Они важны в нашем взаимодействии с другими людьми или существами. Когда мы чувствуем одиночество или страдание, когда мы считаем себя неудачниками, что именно мы различаем? К какому ящику мы себя относим и почему? Возможно, мы относим себя к категории «неудачник» и после этого чувствуем себя несчастными, поскольку делаем вывод из цепочки умозаключений: «Мои публикации в социальных сетях почти не набирают лайков или не набирают ожидаемое количество, и из этого следует, что я скучный лузер». Это ошибочная логика, не правда ли? Ещё один пример: сегодня нам никто не писал, и мы делаем вывод, что нас никто не любит и так далее. Это тоже ошибочный вывод. Возможно, у нас вообще разрядился телефон и нам лишь кажется, что нам никто не писал. Нужно проверить, что происходит на самом деле.

В частности очень важно осознавать свои проекции, когда мы общаемся с другими. Важно разобраться, как мы понимаем, что имеет в виду другой человек, когда он что-либо говорит. Не проецируем ли мы ничего? Мы действительно понимаем сказанное или наше понимание основано на предвзятых выводах? Нужно уметь оценивать, нужна ли нам дополнительная информация или мы задаём ненужные вопросы. И то и другое может иметь место. Это одна причин, почему наша тема актуальна.   

Возможно, у вас есть вопросы по поводу актуальности этой темы, перед тем как мы начнём разбираться в тонкостях. Я думаю, из сегодняшней лекции важно вынести, чем нам может помочь эта карта ума и эмоций, особенно если мы намерены работать со своими эмоциональными состояниями и подходим к этому научно и рационально. Может казаться странным, что мы используем рациональный метод для работы с эмоциями, но без систематичного подхода всё будет слишком расплывчатым. Слишком сложно работать с эмоциями, полагаясь лишь на интуицию и чувства и с их помощью пытаясь понять, что с нами происходит.

Например, если мы хотим обрести внутреннее спокойствие, оно возникает в силу множества факторов. Один из них – понимание, что происходит в нашей жизни. Если мы не понимаем, что происходит внутри нас и в окружающем мире, нам будет не хватать уверенности в себе, мы не будем чувствовать себя в безопасности. Когда мы чувствуем неуверенность, разумеется, у нас не будет внутреннего спокойствия. Ясность ума очень важна – помимо добрых мыслей и тому подобного. Вот почему говорят о важности сострадания и мудрости, которые сравнивают с крыльями, позволяющими нам лететь по духовному пути. Мудрость начинается со знания, как работает наш ум, и с ясного понимания инструментов, которые помогут нам анализировать свой жизненный опыт от момента к моменту. 

Как тема способов познания может помочь не только в медитации и в обычной жизни, но и когда мы слушаем учение Дхармы и пытаемся его понять?

Как мы можем применять её для правильного понимания Дхармы? Она связана и с тем, как мы слушаем учение, и с тем, как мы размышляем о его смысле, и с тем, как мы медитируем на него. Об этом трёхчастном процессе говорят довольно часто. Что мы получаем благодаря слушанию учения? Желаемый результат – это распознавание (shes-rab), возникающее из слушания. Распознавание часто называют мудростью. Нам нужна уверенность, что мы услышали слова правильно. Нам может показаться, что человек что-то сказал, хотя на самом деле он не говорил ничего подобного. В разговорах такое случается часто. Нам кажется, что человек это сказал, но на самом деле мы неправильно запомнили. Мы можем полагаться за аудиозаписи, но какие-то слова могут быть неразборчивыми даже в записи. Распознавание, возникающее благодаря слушанию, правильно и с уверенностью различает характерные черты услышанных нами звуков как звуков определённых слов.

Вспомните, как мы понимаем язык. У звучания слова есть определяющая характеристика, которая соответствует ментальному ящику слова с определённым значением. Соответственно, сначала нам нужно убедиться в том, что мы правильно услышали слова. Мы проверяем, и здесь работает обнажённое восприятие. Есть ли у нас нерешительное колебание? Учитель сказал то или это? В одном тексте сказано одно, но в другом переводе сказано другое. Речь идёт об одном и том же или сказано разное? Это становится важной проблемой при изучении Дхармы на Западе. Чтобы быть уверенными по поводу смысла, нам нужно понимать санскритское или тибетское слово, которое было переведено. Это перевод одного и того же слова или в оригинале использованы разные термины? Без глоссария это становится действительно трудно. У нас возникает большая проблема просто с различением слов, которые были сказаны или написаны.

Затем нам нужно размышлять. Так мы обретаем распознавание, возникающее благодаря размышлению. Для этого нужны два фактора. Во-первых, нам нужно правильное понимание. Нужно не только правильно услышать слова и быть уверенными в этом. Нам также нужно правильно и с уверенностью понять смысл. От некоторых способов познания нужно избавиться – от неправильного понимания, нерешительного колебания и от предположения, что мы поняли правильно, хотя на самом деле это не так. Нам нужна уверенность не только по поводу того, что мы поняли смысл учения, но и по поводу того, что это на самом деле правда. Мы можем понять смысл, но думать, что это полная нелепица.

Чтобы не прийти к поспешному выводу, что учение – это полная чушь, нам нужно проверять, соответствует ли оно нашему опыту. Тогда у нас возникнет уверенность, правильное оно или неправильное, полезное или нет. Для этого важно понимать, как применить учение на практике.

Чтобы развить распознавание, нам нужно знать определения буддийских терминов. Это и есть определяющие характеристики слов и смысла. В тибетском языке «определяющая характерная черта» и «определение» – это одно и то же слово mtshan-nyid. Когда мы слушаем учение, понять определения совершенно необходимо, и хорошо, если учитель способен их дать.

Например, когда Его Святейшество Далай-лама говорит о важности любви, близости, теплоты и так далее, мы можем подумать, что «близость» включает всевозможные сексуальные подтексты, однако сам Далай-лама совершенно не имеет этого в виду, когда использует данное слово. Он имеет в виду мягкость, любезность, доброту и так далее – без сексуальной коннотации. Подобным образом, необходимо разбираться с определениями и задавать вопросы. Мы можем предполагать, что у некоторых слов есть определённые значения, но может оказаться, что это не так. Именно из-за этого возникает недопонимание. Например, на Западе мы часто думаем через призму таких категорий, как вина, но им нет места в буддизме. Мы проецируем их на буддийские термины. Например, я предпочитаю термины «созидательный» и «разрушительный», потому что они не предполагают осуждения, в то время как «благой» и «неблагой» звучат как «хороший» и «плохой», как будто нас будут проклинать и наказывать в случае наших неблагих действий. Но это не имеется в виду. Всё это связано с размышлением о Дхарме, которую мы слушаем.

Затем мы собственно медитируем, и медитация – это привыкание к какому-либо созидательному состоянию ума, чтобы оно стало настолько привычным, что у нас появился новый нейронный путь и наш ум следовал по нему автоматически.

Например, в прасангике говорится о двух стадиях развития какой-либо привычки, например привычки чувствовать сострадание. На первой стадии мы развиваем сострадание к кому-либо с помощью выводов, то есть с помощью цепочки умозаключений. Например, мы видим на улице пьяного, который кричит и закатывает сцены. Чтобы вызвать сострадание, мы думаем, что в прошлой жизни он был нашей матерью, был к нам добр и так далее. Нам нужно прилагать усилия, чтобы почувствовать сострадание. Это сострадание с усилиями – первая стадия.

Вторая стадия наступает, когда сострадание стало настолько привычным для нас, что оно возникает естественным образом, без необходимости проходить по цепочке умозаключений. Мы просто естественным образом чувствуем сострадание, когда видим этого человека. Вот к чему мы стремимся, когда развиваем все положительные состояния, описанные в буддийском учении. В этом цель медитации. Мы хотим сделать нейронный путь настолько сильным и настолько ослабить старый нейронный путь, чтобы нужное состояние ума возникало автоматически, без необходимости прикладывать усилия. «Без усилий» (rtsol-med) – это технический термин, который предполагает, что мы, например, естественным образом понимаем непостоянство или пустотность какой-либо ситуации и то, что все наши проекции – это вымысел, полная ерунда. Нам не нужно опровергать их с помощью логики. Если мы просто вспоминаем о непостоянстве или пустотности, это автоматически избавляет нас от неправильного понимания.

В конечном счёте мы стремимся к тому, чтобы нужное состояние, например бодхичитта, было с нами всё время, чтобы нам даже не нужно было вспоминать о нём, потому что оно и так постоянно находится в нашем осознавании и мы всегда помним о бодхичитте. Есть два уровня памятования (dran-pa), которое подобно ментальному клею, не позволяющему нам забыть об объекте. Опять же нам важно посмотреть на определение термина. Это то же самое слово, что «помнить», но речь не о том, чтобы извлечь что-либо из памяти. Памятование означает, что мы удерживаем что-либо в уме и не забываем об этом. Один из типов памятования предполагает, что мы прикладываем усилия, сохраняя что-либо в уме. Мы направляем свой ум на объект, а затем поддерживаем внимание с помощью этого «ментального клея», чтобы осознавание не терялось. Второй тип памятования не предполагает усилий, и нужное состояние ума просто присутствует. Нет необходимости освежать, оно само присутствует всё время. Нам не нужно прикладывать усилия и стараться сохранять памятование, потому что мы помним естественным образом.

Есть ещё одна область на карте ума, с которой важно разобраться. Она связана с совместной работой ментальных факторов. Когда мы говорим о состоянии випассаны (на санскрите випашьяна), она предполагает способность понимать, что происходит в любой ситуации, в мельчайших подробностях. У нас есть не только совершенное сосредоточение, шаматха, но также эта невероятная острота ума, благодаря которой мы видим все нюансы без «шума» множества ментальных категорий и слов в нашей голове; нам необязательно говорить, что это памятование, а это другой ментальный фактор, мы просто понимаем. Это невероятно приподнятое состояние. Мы просто видим всё, что происходит, как будто видим вещи в фокусе и с высоким разрешением. Достигнув этого исключительно восприимчивого состояния випашьяны, за которой также стоит сила других факторов – сострадания, бодхичитты, правильного понимания пустотности и так далее, а в ануттарайога-тантре – также блаженного состояния ума, то у нас будет очень эффективный инструмент, позволяющий достичь просветления. Все эти факторы работают вместе, и это очень красиво.

Ещё кое-что, чего нам нужно избежать, так как это большая опасность, Мара со своими демоническими прислужниками, – оказаться загипнотизированными и очарованными красотой этой схемы. Это объяснение ума и способов познания настолько прекрасно, что мы можем впасть в искушение и увлечься всеми этими подробностями, потеряв ясность ума. Нужно быть внимательными. Эта система и этот анализ невероятны, но делать из мухи слона не нужно.