Пустотность и вдохновение в медитации махамудры

Другие языки

Необнаружимость ума

И часто, слушая изложение учений о пустотности, мы слышим о необнаруживаемости чего-либо при скрупулезном, абсолютном, элементарном анализе. Мы ищем, где что-то, или сущность чего-то, или где мой ум: у меня в носу, подмышкой, где? И здесь важно понимать, что мы не занимаемся тривиальным, банальным поиском. Вполне ясно, любой понимает, что мы не ищем ум в носу или подмышкой, и в здравом уме никто его там искать не будет. И опять же, заявление, которое, например, мы встречаем часто в текстах традиции карма-кагью, где ум описывается как не имеющий формы, не имеющий очертаний, не имеющий света, запаха и прочего. Опять, что это такое? Вполне очевидно, что ум всего этого не имеет, это довольно детское и тривиальное описание нематериальности чего-то.

Что важно понимать из каких-то дискуссий, всех этих описаний, изложений – то, что они относятся к необнаруживаемости, к ненаходимости, к нашей неспособности указать на, идентифицировать этот подразумеваемый объект в основе для обозначения, там в нём существующем с его стороны, вещи в себе.

Один из образов, которые использует автор этого текста Четвёртый Панчен-лама в своём труде, – это образ размахивания, или человека, размахивающего над головой палкой, палкой постижения пустотности, и нет ничего, что остановило бы эту палку, обо что она ударится. Нет никакого подразумеваемого объекта – какого-то существования, которое бы остановило её, которое бы встретилось с ней, она размахивает в пустоте.

Он говорит: «В состоянии пустотности следует вращать пикой осознавания, – это такая большая палка, которая используется как оружие. – Правильное воззрение [о реальности] не является ощутимым препятствием». Это цитата из слов Падампы Сангье, когда он обращался к собранию жителей Дингри.

Понимая, что не существует этого подразумеваемого феномена, вещи, которая была бы в самом объекте, в самой основе для обозначения, не зависящая от нашего ментального обозначения, от номинации этой, мы утратим основание для серьёзного, искреннего цепляния за что-то: «О, это какая-то омрачённая эмоция, это какое-то страдание или это какое-то эмоциональное негативное состояние, или это счастье, за него стоит держаться, или любовь, или сострадание, или некое постижение и так далее, достижение великое». Все эти вещи не являются независимо существующими феноменами сами в себе, некими, опять же, теннисными мячиками, обведёнными жирной чертой, и самосущными, и самобытными – омрачениями или достижениями, постижениями, любовью, состраданием, мудростью или гневом, наоборот. Следует понимать их бытие, или существование, в контексте взаимозависимого происхождения.

Они как феномены обусловленного существования, относительной реальности, возникают через опору на различные причины и условия, порождающие их; они возникают и существуют через опору на свои собственные составные части; и на тончайшем уровне, на уровне тончайшей истины они существуют в силу сделанного нами ментального обозначения. Итак, мы понимаем взаимозависимое порождение, или взаимозависимое происхождение, с точки зрения обеих истин.

Омрачённые эмоции нашего сознания, омрачённые состояния ума, или клеши, возникают в силу различных причин и условий, их породивших, и пресечение их, исчезновение, также наступит в силу соответствующих причин и условий. Достижение различных благих качеств, различных духовных свершений также наступит в силу созданных для них, предшествующих им причин и условий. И поскольку все эти омрачённые состояния сознания, клеши, не являются чем-то стабильным, чем-то незыблемым, самосущим и истинно существующим, но есть зависимые порождения, породив причины для их исчезновения, мы можем избавиться от них и не сталкиваться с ними более.

И то же самое верно для благих качеств: не являясь таковыми, самосущими, они, при создании должных причин и условий, порождающих их, они неминуемо возникнут. Так, ум может принять любой объект и фокусироваться на нём, концентрироваться на нём, воспринимать его, медитировать на этом объекте. И ум может развить все те благие качества, достигнуть тех целей, которые мы перед собой ставим, и в конечном итоге довести свои благие качества до совершенства и достичь в себе эти конечные духовные цели, к которой мы стремимся. И как мы уже говорили, омрачённые состояния сознания, или клеши, не являются имманентно присущими характеристиками ума, не являются его неотъемлемой частью, они преходящи, они сиюминутны. Природа их не преходяща в том, что это относительная природа ума как возникновение объекта, ясность, когнитивность его познания, постижения, в этом они есть часть природы ума. Но в контенте они преходящи, контент их не является присущей ему некой природой, от которой невозможно избавиться.

Постигнув глубочайшую, пустотную природу ума, мы можем работать с относительной природой ума, очищая этот негативный, тревожащий наш ум контент, содержание, работать с негативными состояниями ума, устраняя их и всячески культивируя, развивая и укрепляя состояния сознания позитивные. И успех в этой практике во многом будет зависеть от подготовительных шагов. Если мы не накопили достаточное количество той благой, позитивной энергии, или потенциала, о котором мы говорили, если мы не выполнили в достаточной степени то очищение, опять же, о котором мы говорили, то в нашем уме будет слишком много этого мусора, слишком много препятствующих, блокирующих факторов для того, чтобы работать с ним успешно, постичь его природу, медитировать на ней.

Роль вдохновения

И то, что оживит наш ум, наполнит его эмоциями в положительном, в конструктивном ключе, как я уже говорил ранее, и сделает нас способными выполнить всю эту работу наиболее эффективно, – это здоровые отношения с духовным наставником. В противном случае, при отсутствии такой связи – живой, искренней, близкой связи с духовным наставником, – практика наша, ум наш будет лишён такой вот эмоциональной, живой, энергичной составляющей, как бы не будет в нём вот этой искры, которая необходима для успеха. Если мы лишены вот этой самайи, этого тесного контакта, тесной личной связи.

Мы ищем вовне источники вдохновения, мы обращаемся за вдохновением, воодушевлением, благословением к Трём Драгоценностям, но для большинства из нас Три Драгоценности – это некие абстракции, которые нам даже порой трудно себе представить, что они такое. Если мы учились, обучались буддийской науке, философии долгое время, мы можем составить, не задумываясь, обширный список качеств Трёх Драгоценностей, характеристик и так далее. Но опять же, это всё на интеллектуальном уровне, а что такое они, представить их, и уж не говоря о том, что мы как-то вдохновимся от этого, представив их, для нас, для большинства, это недоступно.

Вдохновение и воодушевление приходят к нам не только по нисходящей, сверху, как бы, условно говоря, «сверху» – от будд, бодхисаттв, то есть при размышлении о благих и продвинутых существах, о Трёх Драгоценностях и так далее. Но также способно оно прийти, и условно опять же говоря, «снизу», по вертикали, но снизу – от размышлений о, например, страждущих живых существах, об их доле, об их участи, о том, как было бы замечательно, если бы мы смогли исправить ситуацию, помочь им. И это ведёт нас к воодушевлению, к энтузиазму, к порождению бодхичитты. И, пожалуйста, никогда не недооценивайте тот человеческий фактор, который вовлечён, участвует во всём этом буддийском деле: человеческий контакт с учителем, контакт со страждущими существами, – это оживляет, это вдохновляет, это эмоционально заряжает весь этот духовный путь.

И тибетская традиция уделяет огромное внимание всему этому делу – вдохновению, или тому, что принято называть благословением. И важно понимать, что есть содержание этого благословения, того, что принято называть благословением: что это не некая низливающаяся какая-то там магическая субстанция и так далее, энергия и прочее. Что мы получаем от всех тех существ, по отношению к которым мы испытываем глубокую веру, преданность, почтение, которые вселяют в нас надежду и перед которыми мы благоговеем? Это именно то вдохновение, которое они нам даруют, которое меняет наш ум, а не некое там «нектар благословения».

И никогда не следует недооценивать тех живых существ, страдающих живых существ, с которыми мы входим в живой человеческий контакт, ибо из общения с ними, из контакта с ними, из наблюдений за их ситуацией, сопереживания, сострадания по отношению к ним и из видения их природы будды и уважения, почтения перед их природой будды, – всё это движет нас, продвигает нас в направлении, когда мы преисполняемся решимостью и готовы сделать всё, что от нас зависит, продвинуться так далеко по духовному пути, как это нужно, чтобы быть способными, стать способными помочь им наилучшим образом. То есть, опять же, мы заряжаемся от них огромным «благословением», в кавычках, – воодушевлением.

И структура этого анализа и извлечение благословения, или воодушевления, вдохновения при взгляде вверх и при взгляде вниз, условно, одинакова. Поскольку, глядя на учителей, на будд, мы думаем, опять же, об учителях, мы думаем об их милосердии по отношению к нам, об их доброте, об их благих качествах и мы по достоинству оцениваем эти качества, мы смотрим на их природу будды и учимся видеть в них будд. Глядя вниз, условно, на живых существ, которые страдают и мучаются и погрязли в сансаре, мы, опять же, наблюдаем их природу будды, думаем об их природе будды, оцениваем её по достоинству. Мы думаем о их милости, о их доброте по отношению к нам, ибо все они однажды, когда-то, бесчисленное множество раз были нашими матерями и выказывали по отношению к нам безграничную доброту. Опять же, оценивая это, мы питаемся вдохновением.

И пожалуйста, не делайте далеко идущих выводов из этой терминологии – «вверх», «вниз». Это лишь условная терминология, не означающая никоим образом, что мы как-то сверху надменно взираем на этих страждущих, валяющихся где-то никчёмных живых существ. Это просто образное выражение. В тибетском говорят «верх-низ» или «вверх-вниз», это условно.

Вопросы

Необходимость устной передачи

У меня есть вопрос. Значит, в пятницу, в первый вечер семинара, когда господин Берзин рассказывал о том, что его учитель в следующей реинкарнации попросил его устную передачу текста и он прочитал ему текст, который был ему не особо известен, который он не изучал. А зачем вообще всё это надо: не проще бы было, чтобы учитель сам его прочитал, зачем нужно, чтобы тебе читал другой человек?

Здесь вопрос состоит, суть вопроса, в линии передачи. И, безусловно, молодой, новый Серконг Ринпоче изучает этот текст и читал его многократно сам, и на самом деле он заучивает его сейчас наизусть и уже может его начитывать самостоятельно.

То, что он хотел получить с передачей этого текста, то, на что он ориентировался, – это как раз передаётся тем же тибетским термином, который мы только что с вами обсуждали, «джин гьи лаб» па, или «джинлаб». «Джинлаб» – это волна благословения, или духовной благости, это то, что переводится у нас как «благословение», то, что я считаю немного обманчивым переводом, который подразумевает некие мистические субстанции, эфиры и прочее, являясь на деле вдохновением. Именно к этому он стремился – к тому вдохновению, которое дарует передача учения по линии. А с линией передачи учения связано некоторое чувство, или ассоциация, от связи, связанности, сопричастности и потока непрерывности линии. Вдохновение здесь, пожалуй, происходит от сознания непрерывности изустной передачи этого текста, доходящей до слушающего, а не, наверное, из передачи постигнутого смысла слушающим.

Прежний Серконг Ринпоче получил передачу этого текста, изустную передачу этого текста от своего отца, и нет нужды говорить, что они были весьма и весьма близки. Я же был очень близок с прежним Серконгом Ринпоче и провёл рядом с ним неотрывно девять лет. Учился рядом с ним, путешествовал рядом с ним, переводил с ним, работал на него, составлял его корреспонденцию и вёл его дела. И также меня связывают очень близкие отношения, связь с молодым Серконгом Ринпоче. И когда я увидел его первый раз, ему было четыре года. И когда я первый раз встретился с ним в Дхарамсале, я когда вошёл в комнату, его помощник спросил его: «А знаешь ли ты, кто это такой перед тобой, тот, с кем мы находимся в комнате?» Он сказал: «Ты что, меня за дурака считаешь? Конечно, я знаю, кто это».

И хотя со своей стороны я не был уверен, от меня потребовалось некоторое время, чтобы эту ситуацию проверить и утвердиться в ней, в его перерождении, но с его стороны изначально, четырёхлетний ребёнок, была полная ясность и близость по отношению ко мне и контакт со мной, которого с другими людьми у него не было. И это чувство сопричастности, нахождения в этой линии передачи сродни чувству родства в семье. И как-то не зависит это особо от передачи понимания, поскольку до этого я считал, что дело обстоит именно так, а вот после всех этих ситуаций, после этих объяснений я теперь понимаю вот таким образом. Я думаю, что ориентир вот здесь в этом.

Я всегда задавался вопросом, слыша такой термин, как «сердечный ученик», – что это на самом деле означает. И чем глубже мой жизненный опыт, чем обширней мой жизненный опыт и чем больше я размышляю и узнаю, тем больше я убеждаюсь в том, что относится это не к тому, кому вы передаёте сущность, некую потаённую сущность, сокровенную сущность своего учения. Но помимо этого, или сверх этого, это тот ученик, с которым у вас устанавливается исключительная, близкая, сердечная, или душевная, связь, базирующаяся, или основанная, на долгой, многолетней и многожизненной, связи типа самайи, священной связи, которая не смешана с какими-то омрачёнными эмоциями и мотивациями, сильная, энергичная какая-то эмоциональная мощь, сила отношений.

Рассматривая термин «преданность», я всегда испытывал большие проблемы, сталкиваясь с этим термином «преданность», devotion на английском. Для меня это было вопросом: «Что это такое?» И я написал на самом деле статью на эту тему, где разбирал различные подходы к Дхарме: подход эмоциональный, подход преданности, веры и подход интеллектуальный, рассудочный. Та преданность, о которой я здесь говорю в позитивном ключе, – это эмоциональная сила, или энергия, никоим образом не омрачённая какими-то ненужными негативными мотивациями или омрачёнными состояниями сознания, будь то по отношению к практике, будь то по отношению к гуру, будь то по отношению к йидаму, божеству.

Это эмоция связи, или близости, взаимозависимости и так далее, приподнятое состояние, или некое воодушевление, вдохновение, которое мы получаем, и, мне кажется, именно оно важно и к нему, к получению этой энергии стремятся люди, передавая и принимая линии, то есть эти «лунги».

Потому что говорится традиционно, что, базируясь на этой устной передаче, лунге и на том воодушевлении, вдохновении, или подъёме, который мы получаем с ним, мы станем способны постичь смысл этого текста, изучая его. И ламы дают передачи текстов подобным образом, прочтением, многотысячным толпам учеников, собраниям. И дают огромные тексты, передачи которых длятся месяцами: весь Кангьюр – слова Будды в тибетском переводе, весь Тенгьюр – все шастры, комментарии в переводе на тибетский. И что, подобные передачи имеют одинаковый эффект, благой эффект на всех и каждого собравшегося? Вряд ли.

Тем не менее, такова традиция, и, тем не менее, определённая доля подъёма, определённая доля воодушевления, вдохновения от этого действительно достигает слушателей. Это действительно интересно, поскольку говорится также, что со стороны ученика всё, что требуется – это просто слушать и слышать эти слова. Понимание и какое-то постижение при этом вовсе не требуется. Когда Его Святейшество Далай-лама даёт какие-то передачи или некий лама даёт передачи Кангьюра, Драгоценный Кангьюр, то передача идёт на такой скорости, что просто невозможно там даже вычленить слова и всё это сливается, на огромной скорости даётся. И определяющим условием, квалифицирующим условием получения вами этой передачи является то, что в ходе её получения вы не уснули, то есть вы не пропустили минуту-другую этого текста, то есть всё, что звучало, входило вам в уши и вы были в сознании.

Это объясняет отчасти то, почему тибетские ламы редко относятся серьёзно к большинству своих западных учеников. Поскольку западные ученики имеют тенденцию пропускать, опаздывать, не являться на каждое занятие по причине того, что у них День рождения у кого-то, или показывают интересное кино, или у них вдруг заболела голова, лёгкое недомогание и так далее. Всё это для них, для традиционных тибетских учителей, является индикатором того, что намерения этого заданного ученика несерьёзны, он несерьёзно относится к получению непрерывной передачи, всего этого текста, и, соответственно, порождает аналогичное к нему отношение.

С тибетской традиционной точки зрения эти устные передачи играют важную роль, и не кажется мне, что они зависят как-то от постижения, или понимания, передаваемого текста. Нелёгкий это вопрос.

Функционирование не доказывает существования объекта

У меня вопрос про отсутствие истинного существование стола. Вот, предположим, мы с него сняли наш ярлык, что он красный, мы с него сняли название «стол», то есть у нас нет договорённости, что вот этот цвет называется «красным» и вот этот вот объект называется «столом». Мы можем даже не знать, что он существует, может стоять в соседней комнате. Но он же при этом ведёт некое своё существование?

В некоторых философских системах, как, например, система последователей сутры, или саутрантика, – это вторая «снизу» философская система буддизма – критерием определения истины является именно способность этого объекта выполнять функцию. Прасангика же не согласится с этим, потому что это будет для прасангики подразумевать наличие некоторого подразумеваемой «вещи», которая сидит там, в столе, и выполняет функцию. Мы сейчас о столе, который стоит где-то, мы его не видим, не знаем, не обозначаем, но на нём стоит стакан, соответственно, он выполняет функцию стола.

 То предположение, которое вы допускаете, говоря, что давайте уберём все эти ярлыки, нет ярлыка цвета, ярлыка «стол» и так далее, оно несостоятельно, поскольку не так работают эти вещи. А ярлык может относиться к цвету или к столу, к чему-то конкретному, «красный» или «стол», но ярлык также может относиться и к какой-то общей, наиболее общей категории, как «познаваемый объект», «объект, доступный восприятию», «объект, который можно знать», «нечто сущее, что имеется», что есть, что может быть достоверно познано. Это наиболее такой общий вывод, самая верхняя категория этого. Итак, что этот объект? Что это такое? Это объект, который может быть достоверно познан. И опять же, это не значит, что этот объект – некая заключённая в пластиковую капсулу сущность, нечто отдельное, самодостаточное, самостоящее, что кричит, заявляет о себе, когда я вхожу в комнату: «Вот оно, я».

 И неважно, как я называю это, называю это так, сяк, или я вообще не знаю никаких наименований и что это такое. И опять же, то, что он выполняет функцию – это никак не свидетельствует о наличии в нём истинного самобытия, столовости, которая спрятана в нём, его истинно существующая самодостаточная природа, которая и выполняет эту функцию. Потому что говоря об этом: «А, он способен выполнять функцию», – мы имплицитно полагаем вот наличие такой природы. Но опять же, выполнение функции происходит в силу причин и условий и прочее.

Давайте завершим это учение посвящением, чтобы тот благой потенциал, то понимание, которое нам удалось обрести в ходе этих занятий, чтобы они стали причиной достижения мной просветления на благо живых существ.

Top