Диск с острыми лезвиями: определяем истинного врага

В основе разрушительного поведения, в основе трёх ядовитых состояний ума, из-за которых мы ведём себя разрушительно, лежит цепляние за истинное «я». Слово «истинное» используется в том смысле, что существам, которые не развили глубинное понимание и постижение пустотности (пустоты), кажется, что переживаемое ими «я» – это истинное «я», которое истинно доказано. Однако это не так: так называемое «истинно доказанное я» не существует вовсе. Оно не соответствует действительности.

Веря, что мы существуем как истинно доказанное «я», мы начинаем лелеять себя. Лелеяние себя (себялюбие) – это состояние ума, когда мы считаем, что существуем в виде невозможной, прочно существующей сущности, считаем её самой важной вещью в мире и хотим заботиться только о ней. Из-за этого возникает эгоизм, озабоченность собой и множество других проблем, которые описаны в западной психологии. К тому же мы перестаём замечать других людей.

В традиции уравнивания себя с другими и обмена себя на других, в которой мы обнаруживаем практики тонглена, делается большой акцент на том, чтобы осознать достоинства заботы о других и недостатки себялюбия. Примеры последнего можно увидеть в нашем тексте. Осознание этих достоинств и недостатков помогает нам почувствовать мотивацию практиковать тонглен и желание принять на себя страдания и проблемы всех существ.

Давайте начнём рассматривать третью часть текста, в которой Дхармаракшита определяет истинного врага, заставляющего нас сильно вредить самим себе. Истинный враг – цепляние за истинно доказанное «я». Как возникает это цепляние? Наш ум естественным образом создаёт и проецирует видимость истинно доказанного «я». Затем у нас появляется так называемое «неведение». Я предпочитаю говорить «неосознавание», потому что «неведение» звучит так, как будто мы тупые, но проблема не в этом. Есть два определения неведения, или неосознавания. Согласно первому определению, мы не знаем, как вещи существуют, не знаем, что видимость истинно доказанного «я» не соответствует тому, как мы на самом деле существуем. Согласно второму, мы верим, что эта видимость соответствует реальности, и думаем, что существуем именно так, что на самом деле является полной противоположностью того, как мы существуем.

У цепляния за истинно доказанное «я» также есть два аспекта, потому что слово, которое переводят как «цепляние», также означает «принимать что-либо в качестве объекта познания». Первый аспект: наш ум создаёт ложную, обманчивую видимость истинно доказанного «я», которую мы принимаем в качестве объекта познания. Это происходит всё время естественным образом, потому что наш ум ограничен и находится под влиянием постоянно длящейся привычки порождать такую видимость. Эта ложная видимость возникает, и мы её воспринимаем. Второй аспект: нам кажется, что эта видимость соответствует реальности, мы верим, что всё так и есть.

Обычно именно второй аспект называют «цеплянием», по крайней мере это соответствует коннотации английского глагола to grasp (цепляться). Мы верим, что существуем именно так. Для начала нам нужно преодолеть это ложное убеждение. Чем больше мы видим отсутствие чего бы то ни было реального, что соответствовало бы той чепухе, которую создаёт наш ум, другими словами, чем больше мы сосредотачиваемся на пустотности (полном отсутствии этого), тем больше мы ослабляем инерцию нашего ума, проецирующего обманчивую видимость. Чем больше мы привыкаем к неконцептуальному сосредоточению на отсутствии истинно доказанного «я», тем ближе момент, когда наш ум прекратит создавать обманчивые видимости, которые выглядят как невозможное «я».

Чтобы прояснить и понять, что мы имеем в виду под неконцептуальным познанием, сначала нам нужно дать определение концептуального познания. Концептуальное познание – это познание объекта с помощью категории. «Познавать» – это наиболее общее слово, которое значит «осознавать объект». Термин «категория» иногда переводят как «универсалия» или «общее», однако эти варианты не кажутся мне очень полезными.

Категория похожа на ментальную коробку, в которую мы кладём вещи. Например, у нас есть ментальная категория «яблоко». Когда мы видим множество похожих плодов на прилавке магазина, мы смотрим на них через категорию «яблоко» и знаем, что все они относятся к одной категории объектов, к одному виду объектов. Вдобавок для этой категории придуманы различные наименования в разных языках. В английском используется слово apple. С помощью категории эти наименования также применяются к объектам, относящимся к этой категории. 

Когда мы говорим о категориях «яблоко, «собака» или «кошка», довольно легко увидеть, что к этим категориям относятся много похожих объектов. Однако что можно сказать о категории «я»? Чтобы было понятнее, я обычно привожу такой пример: представьте себе серию фотографий, сделанных в течение нашей жизни. Просматривая их, мы можем поместить их в ментальную коробку «я» и назвать их все «я». Все эти фотографии – фотографии «меня», и в этой жизни у этого «я» также есть индивидуальное имя «Алекс».

Эти ментальные коробки становятся немного более сложными, когда мы говорим об эмоциях. У нас есть ментальная коробка «я люблю» и ментальная коробка «мне нравится», как в выражениях «я тебя люблю» и «ты мне нравишься». У всех разные чувства и разные эмоции. В какую коробку нам поместить чувства, которые мы испытываем к человеку? Это очень интересно. В каких случаях наши чувства к другому человеку подходят для коробки «ты мне нравишься», а в каких – для коробки «я тебя люблю»? Объект будет подходить или не подходить к определённой коробке в зависимости от определяющих характеристик, или, другими словами, от определения, которое мы назначаем для каждой коробки.

Проблема концептуального мышления в том, что мы всегда мыслим категориями, всегда помещаем вещи в коробки. Определения могут быть либо личными, либо словарными. С категориями могут быть связаны слова, однако это необязательно. Например, животные также воспринимают вещи с помощью категорий. Корова воспринимает «свой сарай», собака воспринимает «своего хозяина» или «еду». У них есть категории, но им совсем не обязательно иметь слова, с ними связанные.

Проблема восприятия вещей с помощью категорий, или с помощью ментальных коробок, в том, что вещи не существуют в коробках. Категории и слова – это просто условности, которые позволяют нам понять свой опыт и донести его до других людей. Существуют условности «я люблю» и «мне нравится», однако мы переживаем целый спектр эмоций. Все переживают что-то своё, переживания возникают в каждый момент времени, и каждый раз эти переживания чем-то отличаются. Категории и слова помогают нам осмыслить наш опыт.

Проблема концептуального познания в том, что концептуальное познание создаёт видимость того, что вещи действительно существуют в коробках, что они действительно соответствуют той или иной коробке и что со стороны объекта есть нечто, что доказывает его соответствие той или иной категории, – некая обнаружимая определяющая характеристика.

Если вспомнить о пяти совокупностях, одну из них часто называют «узнаванием». Я предпочитаю термин различение. Когда мы воспринимаем объекты в перцептивном поле, например в поле зрения, мы соединяем цветные формы и воспринимаем условные объекты. Мы также отличаем один объект от другого, различаем человека на фоне стены или подушки, а также на фоне остальных людей вокруг. Совокупность различения функционирует всё время – иначе мы бы просто видели поле цветных форм или пикселей, а не условные объекты. Однако мы видим не просто пиксели. Мы отличаем каждый объект от всего остального вокруг него.

Чтобы отличить объект от других вещей, мы различаем его индивидуальную определяющую характеристику – что-то, например, на этом фото, что позволяет нам сказать: «Это я». Каждый достоверно познаваемый объект обладает условной определяющей характеристикой. Иначе вещи не были бы индивидуальными. Итак, мы различаем какую-либо условную определяющую характеристику «я» на фото, которая позволяет нам верно определить данный объект как «я», а не как кого-то другого. 

Однако, как я уже сказал, когда мы представляем, что вещи существуют в коробках, и нам кажется, что их существование в коробках истинно доказано, то нам начинает казаться, что определяющая характеристика истинно доказана и обнаружима со стороны самого объекта. Это не так. На самом деле определяющая характеристика – это часть ментальной коробки, с помощью которой мы концептуально познаём объект. Другими словами, определяющая характеристика является условностью, точно так же как и сама ментальная коробка.

Определяющую характеристику «я» увидеть сложно. Давайте посмотрим на простой пример. У нас есть ментальная коробка «я люблю» и «мне нравится», и мы дали определение этим двум условностям или посмотрели определения в словаре. Затем мы воспринимаем эти эмоции в свете данных определений.

Как доказать на условном уровне, чем объект является? Это можно сделать только с точки зрения умственного обозначения. Объекты являются лишь тем, к чему относятся соответствующие концепции и слова. В самом объекте нет ничего, что доказывало бы его существование (даже условное) как той или иной эмоции, как «меня» или «вас».

Это не очень просто понять. Эту тему нужно тщательно обдумывать и анализировать.

Пожалуйста, не думайте, что неконцептуальное познание означает, что мы просто заглушаем голос в голове и когда «бла, бла, бла» умолкает, мы достигаем неконцептуального состояния. Находиться в неконцептуальном состоянии – значит познавать объекты без помощи категорий, или ментальных коробок. Успокоение вербальных мыслей в уме – это только первый шаг на пути к неконцептуальному состоянию. У нас также есть многочисленные невербальные концепции: предрассудки, предпочтения и так далее. Всё это невербальные концепции, через которые мы постоянно познаём вещи, будто через фильтр.

Всё это концепции. Например, мы можем познавать человека через призму ментального обозначения «иностранец». К тому же с ментальными коробками у нас связано множество ассоциаций, например определяющие характеристики объекта и качества, которые мы ему приписываем. Это ещё один пункт, который нам нужно осознать: качества, будь они плохими или хорошими, – это тоже условности, доказанные концептуализацией. Их существование невозможно доказать со стороны объекта.

Говоря простым языком, мы бы сказали, что концептуальное познание подразумевает, что у нас есть представление об объекте и мы познаём вещи через призму своих представлений о том, какими они являются или какими им следует быть. Например: «У меня есть представление о том, что такое любовь», или: «У меня есть представление о тебе». Таким образом, когда мы видим этого человека, мы подгоняем его под свои представления о нём.

Представления подобны предрассудкам. Например, у нас может быть предубеждение о том, как человек себя поведёт. У нас есть представление о том, как этот человек вёл себя в прошлом, и убеждение, что этот человек снова поместится в эту ментальную коробку, потому что мы верим, что стиль его поведения доказан с его стороны: «Ты такой человек», «Я такой человек». У нас также есть подобные предрассудки о себе, это часть нашего представления о себе.

На условном уровне, конечно, паттерны существуют. Мы не собираемся отрицать или полностью отвергать условную истину. Однако ещё один вариант перевода термина «условная истина», более дословный перевод тибетского и санскритского термина – «поверхностная истина». Под ней скрывается что-то более глубокое, в то время как эта истина находится на поверхности.

Например, на поверхности кажется, что я – истинно доказанная, прочно существующая личность, сидящая перед вами. Однако глубочайшая истина в том, что я – не доказанная со своей стороны личность. То, что я личность, можно доказать лишь в силу того, что концепции «я» и «личность» к чему-то относятся. Тем не менее я не просто концепция. «Я» или «личность» – это не просто концепция. Смысл не в том, что после достижения неконцептуального познания «я» исчезну и больше не буду существовать как личность. Это абсурдно. Дзенский мастер ударил бы нас палкой, скажи мы ему такое. Конечно, я личность, я сижу здесь и разговариваю с вами. Дело не в том, что здесь никого нет или что с вами не я, а кто-то другой.

Как доказать, что это «я», и что я личность? Менее глубокие буддийские философские школы, или системы, такие как саутрантика, говорят, что вещи истинно доказаны, так как они функционируют. Они объективно реальны, потому что подвержены влиянию причинно-следственной связи. Категории не являются истинно доказанными, потому что они ничего не делают. Саутрантика называет категории «метафизическими сущностями».

Дхармаракшита специализировался на преподавании воззрения традиции вайбашика, хотя это необязательно значит, что это конечная ступень его личных философских взглядов. Вайбашика говорит, что даже категории истинно существуют, потому что они функционируют как объекты познания. Однако высшие школы не согласны с этим: они считают, что категории ничего не делают. Тем не менее в соответствии с позицией саутрантики нестатичные объекты, например «я», истинно доказаны в силу своего функционирования. Эти объекты производят результаты, которые мы можем воспринять.

Что имеется в виду, когда мадхьямака говорит, что вещи истинно не доказаны? Если нам кажется, что объект функционирует, это не значит, что возникающая видимость соответствует реальности, потому что видимости кажутся нам видимостями истинно доказанного существования. Например, мне кажется, что вы действительно раздражающий человек. Эта видимость функционирует: я начинаю на вас злиться. Это не доказывает, что вы истинно существуете как раздражающий человек, не так ли? Однако видимость функционирует, потому что у меня возникают такие переживания. Вот что опровергает мадхьямака.

Когда мы говорим, что истинного «я» нет, мы имеем в виду следующее: то, что кажется нам истинно доказанным со стороны объекта (в данном случае «я»), не является истинно доказанным. В объекте нет ничего обнаружимого, что могло бы доказать его существование в виде «меня» или «тебя», «этого» или «того». Мы можем доказать, что объект условно является «этим» или «тем», только с точки зрения умственного обозначения концепциями и наименования словами.

Например, мы ментально обозначаем «я» поверх этих фотографий. Фотографии – это основа для обозначения категории «я». Далее, слово «я», которым названа эта категория, к чему-то относится. Оно относится ко «мне», а не к «тебе» или ни к никому. Оно относится ко «мне», однако оно не соответствует какой-то вещи, существующей со стороны всех этих фотографий, на которую мы можем указать и сказать: «Вот оно, “я”». Именно это отсутствует. Помните: концептуальное познание производит такое впечатление, словно вещи истинно существуют в ментальных коробках. Концепция «я» в таком случае относится к условно существующему «я», однако не соответствует истинно существующему «я».

В тибетском есть ещё одно слово, миг-тен (dmigs-rten), то есть «подпорка» – нечто, что поддерживает объект, как будто находясь с его стороны. Со стороны условного «я» нет ничего, что подпирало бы его и соответствовало бы категории или слову «я», – нет никакого истинно существующего «я». Однако категория и слово «я» к чему-то относятся. Нам нужно провести разграничение между тем, к чему на условном уровне относятся категории и слова, и тем, что действительно соответствовало бы истинно существующему объекту, существование которого предполагается, потому что вещи, как нам кажется, действительно соответствуют ментальным коробкам. 

Кроме того, ментальное обозначение может быть точным или неточным, что зависит от общепринятых договорённостей и достоверного познания. Если я помещу всё в категорию «мутное пятно», потому что я снял очки и ничего не вижу, другие люди не согласятся, что я и они – мутные пятна. Существуют различные критерии с точки зрения ума, которые доказывают точность или неточность условной истины о том, чем являются вещи. На условном уровне должно быть согласие между людьми.

Пустотность, таким образом, – это отсутствие чего-либо обнаружимого на стороне объекта, что доказывало бы, что он на условном уровне существует в виде того, чем он условно является. Подумайте об этом минутку. Это довольно сложная тема.

Хороший пример – наши эмоции, которые мы помещаем в ментальные коробки. На самом деле это условности, как в случае с разницей между любовью или приязнью к человеку. Есть ли чётко установленная граница в самих наших чувствах, которая их разделяет? Мы как будто пересекаем эту линию и тогда испытываем другое чувство, которое соотносится с другой коробкой? Или эти коробки и граница между ними придуманы умом?

[пауза]

Есть общепринятая условность по поводу того, что такое любовь: есть множество песен, в которых поют: «Я тебя люблю», и тому подобное. Хотя истинная любовь не существует где-то вовне, тем не менее мы что-то чувствуем. В этом и суть. Мы действительно что-то чувствуем, мы чувствуем любовь. Смысл не в том, что мы ничего не чувствуем.

[пауза]

Нам крайне важно определить объект, который мы будем опровергать. Нам нужно узнать нашего истинного врага, как говорится в тексте. Чтобы что-либо опровергнуть, или, как говорят, чтобы попасть стрелой в цель, нам нужно увидеть цель. Чтобы опровергнуть ложное «я», нам нужно научиться замечать и определять его в своём опыте.

Как нам его распознать и определить? Сначала мы изучаем и пробуем на практике подходы так называемых низших философских систем, выражающих различные буддийские философские позиции. Эти буддийские системы опровергают, что ощущаемое нами «я» – это постоянное, то есть статичное, неизменное «я», на которое ничто не может повлиять. Они опровергают, что «я» – это нечто прочное, монолитное, неизменное, что может существовать независимо от тела и ума. Они в частности опровергают, что в состоянии освобождения, мокши, «я» может освободиться от перерождений и продолжать прочно существовать в каком-то месте независимо от тела или ума. На самом деле «я» – это постоянно меняющееся приписывание поверх постоянно меняющейся основы – тела, ума, эмоций и так далее.

Думаю, нам будет проще понять, к какому типу явлений относится «я» как приписывание на определённой основе, если мы вернёмся к примеру целого и его частей. Целое – это приписывание на основе частей. Если проводить различие между тем, что в этих системах называют «объективными сущностями» и «метафизическими сущностями», то целое и его части в этих системах считаются объективно реальными. Они не относятся к метафизическим явлениям, которые не функционируют, как, например, категории. И целое, и части функционируют.

Части «я» – это тело, эмоции, то, что мы воспринимаем, наше понимание, внимание, которое мы направляем на вещи. Всё это части целого, «я». И части, и целое «я» объективно реальны и функционируют. Мы можем использовать пример Чандракирти с колесницей или его более современный вариант с машиной – более понятным примером объекта, который всё время меняется и функционирует. Целая машина – это приписывание поверх частей, которые служат основой для приписывания. Так же как части машины функционируют и движутся, то же верно и для самой машины. Это же касается «я» и его частей, на основе которых оно приписано.

Наше тело постоянно меняется, ничто не остаётся неизменным в течение жизни. Если меняются части, как может целое «я» оставаться статичным и неизменным? Это нелогично. Если целое основано на частях, то мы не можем сказать, что целое монолитно и не имеет частей, потому что оно зависит от частей. Точно так же мы не можем сказать, что целое может существовать отдельно от своих частей.

К тому же «я» всё время меняется, потому что это приписывание поверх частей: тела, чувств, эмоций и воспринимаемых объектов, которые постоянно меняются. Даже условно мы говорим «моя семья», «моя работа», «мои занятия спортом» или «мой досуг» и тому подобное. У нашей личности есть грани, и мы об этом тоже говорим. Это значит, что мы не существуем как прочная сущность, которая никогда не меняется. Серия фотографий «меня» различных лет показывает, что я не застывший объект.

Это первый уровень того, что нужно опровергнуть относительно «я». Первый уровень – это доктринальная вера в душу, как её определяют небуддийские индийские школы. Они утверждают, что душа, атман – это «я», которое никогда не меняется, не состоит из частей, а после освобождения, свободная от тела и ума, душа отправляется в мокшу. Такое утверждение доктринально. Нас должны были этому научить, а мы должны были в это поверить. Собака или младенец не станут мыслить таким образом. Веря, что «я» существует именно так, мы представляем, что такое «я» переживает страдание и причины страдания, оно может достичь освобождения и именно это «я» должно достичь понимания. Из-за нашей веры, что такая личность, или душа, – это «я», и я существую именно так, у нас появляются беспокоящие эмоции, потому что мы хотим защитить или утвердить это «я». Это так называемые «доктринальные эмоции» и связанные с ними проблемы. Вера, что мы существуем таким образом, – это заблуждение, от которого нам нужно избавиться в первую очередь.

Также у нас есть беспокоящие эмоции и состояния ума, которые возникают автоматически. Они появляются, потому что наш ум самопроизвольно создаёт обманчивую видимость «я», которое можно познать отдельно от его частей, отдельно от его основы для приписывания. Эта видимость возникает естественным образом, и мы верим, что она соответствует тому, как мы на самом деле существуем. Никто нас этому не учил. Например, мы пытаемся «узнать себя». Узнать «себя»? Как? Мы можем узнать себя, только узнавая что-нибудь о себе. Мы не можем просто познать своё «я» само по себе.

В качестве примера я часто привожу мысль: «Я хочу, чтобы люди любили меня за то, какой я есть, не за моё тело, не за мой ум или мои деньги, не за что-либо ещё. Хочу, чтобы просто любили “меня”». Как будто «я» можно любить отдельно от всего остального. Эта вера возникает самопроизвольно, и мы видим себя таким образом. Нам кажется, что есть прочное «я», которое может быть познано само по себе. Из-за самопроизвольно возникающего неосознавания того, что такой вещи нет, у нас естественным образом возникает страстное желание, из-за которого мы ведём себя разрушительно. Это тоже нужно опровергнуть.

Когда мы работаем с пустотностью, мы словно чистим лук, добираясь до всё более и более тонких слоёв обманчивых видимостей невозможного существования «я», или, если быть более точным, видимостей того, что наше существование доказано невозможными способами. Так как наш ум не может по-другому (это и есть неведение), из-за наших безначальных привычек цепляться за невозможные способы существования «я», наш ум создаёт видимость этих ложных способов существования. 

В буддизме, когда мы говорим «ум», мы имеем в виду ментальную активность. Ментальная активность – это одновременное возникновение ментальных голограмм и познание этих голограмм. Даже с западной точки зрения всё происходит именно так. Лучи света проникают в глаза, преобразуются в электрохимические импульсы, которые доходят до различных частей мозга, после чего мы воспринимаем ментальную голограмму. Вот что значит видеть объект или познавать объект. Возникающая ментальная голограмма включает в себя не только то, чем воспринимаемый объект является на условном или поверхностном уровне. Она также включает в себя информацию о том, что доказывает, что объект существует таким образом.

Когда мы думаем о себе, мы не считаем, что у нас есть постоянное, неизменное, лишённое частей, независимо существующее «я», что оно может быть познано само по себе как ментальная голограмма просто «я». Подумайте о себе. Подумайте о «я». Как вы размышляете о себе?

Если мы просто подумаем: «Я», у нас в уме прозвучит слово «я». Мы не можем подумать: «Я», без какой-либо основы, например в виде звука в уме. Или нам нужно подумать о нашем теле, личности, хоть о чём-нибудь. У нас в уме необязательно должен появляться образ нашего тела, однако в уме возникнет или звучание слова «я», или, если мы думаем о «я» невербально, возникнет какое-нибудь чувство. У нас есть чувство «я».

Говоря простыми словами, на самом грубом уровне мы думаем, что у нас есть застывшее «я», существующее независимо от тела и ума, а не приписанное поверх них. На более глубоком уровне мы думаем, что «я» может быть познано само по себе. На ещё более глубоком уровне нам кажется, что «я» само себя доказывает, то есть со стороны этого «я» есть самодоказывающая природа или определяющая характеристика, которая его подпирает и делает его «собой». У нас появляются беспокоящие эмоции разных уровней, а также компульсивное поведение, основанное на вере в каждый из этих уровней невозможного «я».

[звонит телефон]

Только что меня перебили, когда заиграла музыка от чьего-то звонящего телефона, и это отличный пример. В какую коробку мы отнесём услышанный звук на условном уровне? Мы можем поместить его в коробку «раздражение», «препятствие» или «помеха», и на этой основе у нас может возникнуть эмоция. У нас есть концепция помехи, и на этой основе возникает эмоция. Однако мы также можем отнести это к коробке «музыка» или просто «звук» и не более того, не вынося никаких суждений. Или мы можем отнести это к коробке «пример», который помогает проиллюстрировать то, что мы сейчас обсуждаем.

Мы можем превращать потенциально негативные обстоятельства в положительные, относя их к другой коробке. Это тренировка ума, тренировка нашего отношения к вещам: мы меняем своё отношение, то есть своё восприятие вещей, памятуя, что вещи не существуют в коробках и не принадлежат к каким-либо коробкам в силу своей природы. В зависимости от определения, которое мы даём коробке, у нас появляется эмоциональная «упаковка» для этой коробки: «Как чудесно, что зазвонил телефон», или: «Как ужасно, что зазвонил телефон, как это раздражает». Всё зависит от того, к какой коробке мы отнесём звук и какое определение мы дадим коробке или категории, не так ли?

То же касается «я». К какой коробке его отнести и какое дать определение? Какие качества мы ему приписываем, например, когда говорим: «Я всегда такой. Что бы ни случилось, я вот такой»? В этом случае кажется, что «я» не состоит из разных частей, оно прочное: «Во мне нет ничего хорошего», или: «Я прекрасен во всём». Это «я». «Я пытаюсь найти себя, быть собой, а ты мне мешаешь. Поэтому я на тебя злюсь». Или: «Если бы ты был всё время рядом, я бы чувствовал себя увереннее и это доказывало бы, что я существую». Исходя из всего этого, мы ведём себя разрушительно и попадаем в ситуации, когда другие люди ведут себя разрушительно по отношению к нам. Всё это мешает нам помогать другим существам.

Вот о чём мы говорим, когда пытаемся определить «истинного врага», источника всех наших проблем. Это вера, что мы существуем как невозможное «я», что это действительно «я», истинное «я», неизменное, монолитное, прочное, которое может существовать независимо от всего остального, может быть познано само по себе и само доказывает своё существование со своей стороны независимо от того, к чему относится концепция «я».

Например, с моей стороны мне может казаться, что это неприятный человек. А когда мы чувствуем романтическую любовь, то нам кажется, что другой человек прекрасен: «Если мы поженимся, все мои проблемы уйдут. Я буду самым счастливым человеком на свете, если ты скажешь, что мы поженимся».

Мы переходим на всё более и более тонкие уровни невозможного.

Дхармаракшита продолжает:

(49) Всё правда так! Поймать врага мне удалось! Поймал бандита я, воришку, сидевшего в засаде, обманувшего меня, мошенника, который притворившись «я», меня одурачил! Ага! Это цепляние за «истинное я»! Сомнений нет!

В некотором смысле, Дхармаракшита говорит, что это фантом, который притворяется истинным «я», а когда мы пытаемся отстоять, обезопасить и защитить этого обманщика, он приносит проблемы. Это не значит, что нам ничего не нужно делать. В английском у нас есть отличный термин self-conscious (озабоченный собой), и, возможно, похожее слово есть в норвежском. Ни в каких ситуациях нам не нужна эта озабоченность собой. Действуйте без «я, я», не беспокойтесь, что подумают другие люди. Нам нужно быть внимательными, но не становиться одержимыми своим «я» и тем, что другие о нём подумают.

«Все на меня смотрят», – так, например, думает подросток с акне, когда представляет, что люди смотрят на его лицо и испытывают отвращение, видя его прыщи. Людям всё равно. Они озабочены собой, а не акне другого человека! Почему мы думаем, что мы такие важные, что на нас все смотрят? Мы не такие важные, но мы думаем, что мы важные из-за этого обманщика, этого «я»: «Я важен, я должен быть в центре внимания. Людям следует “меня” слушать и делать, что “я” скажу». Нам нужно применять противодействующие силы, чтобы устранить этого врага.

(50) Теперь, [Ямантака], подними над головой острый меч своих деяний! С силой повращай им трижды над головой! Широко расставь две своих стопы – две истины! Широко открой очи – метод и мудрость! Обнажи клыки – четыре силы – и пронзи врага!

В этой строфе есть множество терминов, которые нам нужно прояснить:

«Повращай им трижды» означает верное понимание условной истины, глубочайшей истины и двух истин одновременно. Это непросто понять.

• Во-первых, условная истина о вещах – это то, чем они кажутся. Но их видимость обманчива, поскольку вещи кажутся истинно доказанными. Условная истина обманчива, однако она может быть точной или неточной. Это не значит, что любая условная истина неточна.

• Далее идёт глубочайшая истина, согласно которой вещи не существуют так, как нам кажется. 
• Когда мы сосредотачиваемся на отсутствии реальной обнаружимой «вещи», соответствующей обманчивой видимости, мы не можем одновременно с этим воспринимать обманчивую видимость объекта. Мы не можем одновременно воспринимать обманчивую видимость объекта и отсутствие ложной видимости объекта. Эта видимость не может одновременно и присутствовать, и отсутствовать. Когда будда одновременно видит две истины, он неконцептуально и явным образом видит пустотность двух истин одновременно. Будда не познаёт обманчивые видимости условной истины: познавая пустотность двух истин, будда одновременно познаёт то, что в гелуг называют «простыми условностями». Так описывается всеведение будды, с помощью которого он или она познаёт взаимозависимость и зависимое возникновение всех явлений одновременно.

Что значит «всеведущий будда»? То, что я вам сейчас расскажу, – это моё понимание, оно может быть неверным. Есть несколько аналогий, которые, возможно, помогут понять, что такое всеведение. Вот пример попроще: как сказал Ричард Фейнман, представьте, что в этой комнате присутствуют электромагнитные частоты каждой радиостанции, каждого вебсайта, каждого телефонного звонка и сообщения, которые когда-либо существовали. Все эти частоты присутствуют здесь, в этом помещении, и в зависимости от нашего устройства (нашего ограниченного ума) мы можем подключиться к одной из частот и увидеть её у себя на экране. Мы можем вывести на экран своего устройства любое сообщение, любой вебсайт, любую теле- или радиопрограмму и так далее. Когда это происходит, нам кажется, что, кроме этого, больше ничего нет и что эта картинка истинно доказана: она не зависит ни от частей, ни от людей, которые сделали вебсайт и так далее. Просто так – бум! – и эта видимость появляется, как будто она самодоказана. Так работает наше ограниченное восприятие, или ограниченное осознавание. С помощью такого осознавания мы воспринимаем условно истинные обманчивые видимости. У будды неограниченные технические возможности: он воспринимает все электромагнитные частоты одновременно.

Ещё одна аналогия: наш ограниченный ум сжимает квантовое поле до одной вещи, которая кажется плотной, но всеведение будды не сжимает квантовое поле. Будда осознаёт всё (все квантовые состояния) одновременно, и квантовое поле не сжимается, потому что это не соответствует природе вещей. Мы не можем сказать, что прямо сейчас есть только один вебсайт, одно сообщение, один звонок или одно квантовое состояние.

Я не знаю, достаточно ли точно эти два примера описывают всеведущий ум будды и ограниченный ум. Однако по крайней мере мне эти два образа кажутся полезными для понимания.

Когда мы попадаем в какую-нибудь ситуацию, не стоит сжимать её до своего предвзятого понимания происходящего. Постарайтесь получить больше информации о происходящем. Это похоже на семейную психотерапию: и восприятие ребёнка, и восприятие матери, и восприятие отца достоверно в плане того, как они видят проблему в семье. Нам нужно всё принимать во внимание. У нас есть не только точка зрения отца: хотя ему всё кажется именно таким, как он говорит, мать видит всё совсем по-другому. Разумеется, ребёнок тоже видит всё совсем по-другому.

Есть ли проблема в семье? Да, в семье есть проблема. Где проблема находится? Она в одной из частей? В ребёнке? В матери? Во взаимодействии членов семьи? Где находится взаимодействие членов семьи? Оно находится в каждой секунде взаимодействия или есть только несколько частей? Мы не можем обнаружить определяющую характеристику проблемы. В чём тогда проблема? Однако проблема есть. Нельзя сказать, что её нет. Мы пытаемся понять, какие факторы воздействуют на ситуацию и что мы можем сделать в рамках причинно-следственной связи, чтобы повлиять на эти факторы. Нет ничего прочного. Нет ничего со стороны семьи, что доказывало бы, что эта семья проблемная.

У нас есть категория «проблема». Как мы её определяем? Эта определяющая характеристика существует со стороны ситуации в семье? У ситуации должна быть соответствующая определяющая характеристика, иначе она попадёт в категорию «не проблема». Мы различаем, в какую коробку мы кладём ситуацию: в зависимости от умственного обозначения мы относим ситуацию к «проблеме» или «не проблеме». У нас есть категория «проблема», определение которой можно взять из словаря или из учебника. В каждой культуре есть своё определение. Каждый психолог даст своё определение этой категории. Таким образом, категория не имеет фиксированного определения, даже определение – это условность.

Можно ли обнаружить определяющую характеристику «проблемы» со стороны объекта? Если да, то где? Тем не менее, рассмотрев эту ситуацию, мы благодаря определяющей характеристике отличаем её от других случаев, несмотря на то что мы не можем обнаружить определяющую характеристику в каком-либо конкретном месте. При этом функционирует совокупность различения, но то, что мы различаем как определяющую характеристику, опять же, доказано в силу условности. Со стороны семьи нет характеристики, которая сама по себе доказывает, что у семьи есть проблема.

Суммируя скажем: слова «повращай им трижды» отсылают нас к верному пониманию условной истины: вещи кажутся нам тем, чем они общепринято считаются на условном уровне, однако при этом они также кажутся нам истинно доказанными со своей стороны, и это обманчиво. Верное понимание глубочайшей истины заключается в полном отсутствии (пустотности) чего бы то ни было, что на самом деле соответствовало бы такому доказательству существования условно истинных объектов, который кажется нам истинным. Одновременное правильное понимание условной и глубочайшей истины состоит в следующем: хотя нам кажется, что условно истинные объекты существуют невозможным, не соответствующим реальности способом, тем не менее всё функционирует и возникает зависимо от причинно-следственной связи, частей и умственного обозначения.

Проблема в том, что, когда мы сосредотачиваемся на пустотности, в познании возникает отсутствие. Например, рассмотрим отсутствие яблока на столе. Это выглядит как ничто, но мы знаем, что это: это отсутствие яблока. Точно так же, когда мы сосредотачиваемся на отсутствии истинно доказанного существования, ничего не появляется, но мы знаем, что это отсутствие истинно доказанного существования. Когда мы неконцептуально сосредотачиваемся на пустотности, ничего не появляется: у нас нет видимостей ни яблока, ни «я», ни основы для обозначения «я», то есть частей, тела, имени.

На этапе последующего достижения, после выхода из неконцептуальной медитативной поглощённости пустотностью, условные объекты будут продолжать казаться нам истинно доказанными, но мы будем неявным образом знать, что они не существуют таким способом. На этой стадии медитации, на стадии последующего достижения, познание пустотности становится неявным, то есть отсутствие не появляется в уме одновременно с условно истинными объектами, которые кажутся истинно доказанными. Это проблема. Нам нужно обрести одновременное познание видимости условных объектов и отсутствия их невозможных способов существования. Однако для этого у нас не должно возникать видимости условно истинных объектов, так как они кажутся истинно доказанными. У нас должна быть только видимость простых условностей, которые просто зависимо возникают.

Например, ничто в этой комнате не покрыто пластиком. Мы не можем сказать, что каждый вебсайт или телефонный звонок обёрнут в пластиковую упаковку и отделён от всего остального. Это не так. Все они находятся здесь, и они лишены этой видимости пластиковой упаковки вокруг них. Вот примерное объяснение верного понимания двух истин одновременно.

Далее в тексте говорится: «Широко открой очи – метод и мудрость!» Что касается метода, у нас есть обусловленная бодхичитта, которая связана с условной истиной, или видимостью. У нас есть видимость всех существ, и все они кажутся нам истинно доказанными. Мы хотим достичь просветления, чтобы помогать этим существам, и для этого нам нужна обусловленная бодхичитта. Глубочайшая бодхичитта связана с глубочайшей истиной: все существа свободны от доказанного существования таким способом, каким, как нам кажется, они существуют. Нам нужно широко раскрыть глаза, чтобы у нас появилась такая мудрость. Две стопы отсылают нас к двум истинам.

Обычно в текстах по тренировке ума четыре клыка интерпретируются как четыре силы для очищения. Мы можем увидеть их в практике Ваджрасаттвы. Мы чувствуем сожаление, когда открыто признаём, что совершили ошибку. Важно признать, что поступок был ошибкой, но не цементировать это мыслями: «Я был плохим», или: «Я плохой». Мы сожалеем, что совершили ошибку по незнанию или из-за того, что привычка взяла над нами верх: «Я не понимал, что делаю». Мы сожалеем о содеянном, но не чувствуем себя виноватыми. Мы действительно хотели бы, чтобы этой ошибки не было, чтобы мы не совершали этого действия или не произносили этих слов. Затем мы даём обещание стараться изо всех сил, чтобы это больше не повторилось, и подтверждаем надёжное направление и бодхичитту. Мы стараемся придерживаться осмысленного направления в жизни, указанного Буддой, Дхармой и Сангхой. Мы пытаемся достичь просветления и помочь всем существам. Мы подтверждаем это и применяем какую-либо противоположную силу, самая глубокая из которых – понимание пустотности.

В наставлениях из цикла Ямантаки четыре клыка пронзают мар, которых часто называют демоническими силами. Санскритское слово мара связано с миром мёртвых. К четырём марам относятся смерть, беспокоящие эмоции, совокупности и «сын богов», то есть ложные воззрения. Эти четыре аспекта создают множество препятствий. Мар изображают в форме демонов, которые чинят препятствия. 

Если подумать, смерть ужасна. Мы тратим всю жизнь на практику, а когда наконец хоть немного начинаем что-то понимать, мы умираем. Когда нам удаётся снова обрести драгоценное человеческое рождение, приходится начинать всё заново. Возможно, у нас остаются склонности, которые упростят задачу, однако нам опять придётся побыть младенцами, опять учиться ходить на горшок, опять ходить в школу и так далее. Какая скука! Это существенные препятствия, связанные со смертью.

Далее идут беспокоящие эмоции, которые мы с вами обсудили. Как мы можем помочь человеку, если мы просто хотим затащить его или её в постель, или мы злимся на то, что он не стал нас слушать, или мы не обращаем на него внимания, потому что мы слишком заняты? Это беспокоящие эмоции. 

Следующий мара – совокупности: я болен, я стар, я простужен, я не могу тебе сейчас помочь. Это создаёт препятствия.

«Сын богов» – это ложные воззрения. Под богами имеются в виду небуддийские божества, которые символизируют небуддийские воззрения. Не то чтобы эти воззрения абсолютно бесполезны, однако они не приводят к освобождению и просветлению. На этом делается большой акцент в наставлениях по шестнадцати аспектам четырёх благородных истин. Например, если мы будем уделять чрезмерное внимание шаматхе, которую также практикуют в небуддийских традициях, есть опасность, что, не удовлетворившись одним лишь достижением шаматхи, мы захотим пойти дальше в этом направлении и достичь ещё более глубоких состояний умственной устойчивости – дхьян. Мы можем затем спутать эти всё более и более высокие состояния сосредоточения с освобождением, потому что в момент поглощённости этими состояниями мы ощущаем всё меньше и меньше сансарных чувств. Однако такие состояния преходящи. Сансарные чувства вернутся, как только мы выйдем из них. Более того, мы можем очень привязаться к таким состояниям. Одно лишь сосредоточение не может принести истинных прекращений освобождения. Вера в обратное – это одно из главных препятствий. Только неконцептуальное познание пустотности может принести достижение истинных прекращений.

С помощью неконцептуального познания пустотности мы избавляемся от всех беспокоящих эмоций (и от доктринальных, и от самопроизвольно возникающих) и достигаем их истинных прекращений. Каждый из этих двух видов беспокоящих эмоций включает две группы.

• Первая группа связана с уровнем чувственных желаний (миром желаний), когда мы привязываемся к людям, к деньгам, к нашему телефону и раздражаемся на пробки на дорогах и так далее. Также сюда относятся беспокоящие эмоции, связанные с «я», которое переживает все эти беспокоящие эмоции в отношении чувственных объектов.

• Ко второй группе относятся беспокоящие эмоции, связанные с высшими уровнями сансарного существования, где ум поглощён дхьянами и другими состояниями. Обретя эти состояния глубокого сосредоточения, мы можем слишком увлечься ими. Мы можем привязаться к этим состояниям и не хотеть из них выходить. Далее, когда сосредоточиваемся на «я», которое переживает эти состояния, у нас появляются беспокоящие эмоции: «Не мешай мне». Мы цепляемся за «я», поглощённое трансовыми состояниями, считая его достигшим освобождения: «Я больше ничего не чувствую», или: «Теперь я чувствую только лишь блаженство», или: «Ум стал очень проницательным. Невероятно».

Если мы принимаем состояния высшего сосредоточения за освобождение, это ложное воззрение. Эти состояния могут быть полезными, никто не говорит, что они бесполезны. Однако будьте осторожны и не увлекайтесь достижением совершенного сосредоточения, не думайте, что это конечная цель.

Дхармаракшита продолжает:

(51) О Царь Мантр Чистого Осознавания, что истязает врага, устрани вредителя из наших духовных уз – того, кто заставляет нас разрушать себя и других, порочного дикаря, чьё имя – демон цепляния за «истинное я»; из-за него нас ранят острые лезвия кармы и мы неудержимо бежим сквозь тернии сансары.

В соответствии с определением, мантры чистого осознавания помогают нам поддерживать памятование о распознавании (мудрости). Например, это мантра праджняпарамиты: «Гате гате парагате парасамгате бодхи сваха». Мой бывший учитель, первый Серконг Ринпоче, говорил, что во вселенной есть три мощнейших силы: сила медицины, сила технологий и сила мантр.

Медицина может избавить нас от болезней, технологии могут помочь нам избавиться от обыденных видов страданий, однако я никогда не понимал, почему в этот список попали мантры. Я думал, что, возможно, мантры помогают нам работать с тонкими энергиями. Однако тулку (реинкарнация) Серконга Ринпоче объяснил мне, что это значит. Он предложил мне посмотреть на строчки «Сутры сердца», в которых говорится:

Поскольку это так, далеко ведущее распознавание – это [великая] защищающая ум мантра, защищающая ум мантра великого знания, защищающая ум непревзойдённая мантра, защищающая ум мантра, равная несравненному, защищающая ум мантра, полностью умиротворяющая все страдания. Поскольку она не обманчива, её следует считать истиной. Эта защищающая ум мантра была произнесена в далеко ведущем распознавании: «Тадьятха [ом] гате гате парагате парасамгате бодхи сваха». Подлинная природа: ушёл, ушёл, вышел за пределы, вышел далеко за пределы, очищенное состояние, да будет так. Вот как, Шарипутра, бодхисаттвам-махасаттвам с великим умом следует упражняться [в поведении, соответствующем] глубокому и далеко ведущему распознаванию.

Эта мантра праджняпарамиты нужна на разных стадиях понимания пустотности, которого мы достигаем по мере продвижения по пяти путям вплоть до освобождения и просветления. Это объяснение, почему мантра является одной из трёх величайших сил во вселенной. Эта мантра отсылает нас к последовательно более глубокому пониманию пустотности, к привыканию к пустотности. Это самая мощная сила. Мантра чистого осознавания помогает нам поддерживать памятование о чистом осознавании, или распознавании.

Дхармаракшита продолжает:

(52) Вымани его! Вымани его! Могучий Ямантака! Разгроми его! Разгроми его! Пронзи врага, «истинное я», прямо в сердце! Обрушься, по-настоящему обрушься прямо на голову [этой] разрушающей концепции! Нанеси смертельный удар в сердце этого мясника, «истинного я», нашего врага.

Мы хотим применять распознавание пустотности решительно. Нам нужно проявлять решительность, когда мы эгоистичны и, например, думаем: «Я хочу это себе, не хочу делиться с тобой», «Хочу пройти вперёд очереди и быть первым». Мы ведём себя так эгоистично, эгоизм сидит глубоко внутри нас. Это очень устойчивая нейронная связь. Мы делали это в течение всех своих жизней, поэтому нам нужно быть строгими к себе. 

(53) Хум! Хум! Источай чудесные эманации, о великий образ будды! Дзах! Дзах! Крепко свяжи врага! Пхат! Пхат! Прошу, освободи нас от всех оков! Руби! Руби! Прошу тебя, разруби узел цепляния!

Повторяющиеся слоги «хум хум», «дзах дзах» и так далее – это «гневный» стиль тибетской письменной речи, который акцентирует слова. Мы хотим, чтобы Ямантака проявился в различных формах. Ямантака – это усиленная форма распознавания. Тем не менее Ямантака – это не прочная вещь, принявшая одну форму и застывшая: в разных ситуациях у него различные эманации. То есть мы хотим, чтобы наше понимание в разных условиях проявлялось по-разному, чтобы мы могли искусно применять наставления, понимание и методы в решении различных проблем.

(54) Приди сюда, яростный Ямантака, образ будды! Прошу, разорви сейчас же – бух! бух! – этот мешок кармы и пяти беспокоящих ядовитых эмоций, из-за которых мы застряли в болоте сансарных действий.

Думаю, эти яростные строки помогают нам воспрять духом. Здесь множество строф, где перечисляются все проблемы, которые нам приносят цепляние за «я» и лелеяние себя, а также призывается Ямантака – понимание пустотности, необходимое, чтобы разрушить всё это. Опять же, нам нужно попробовать рассмотреть эти строфы как темы для медитации. Работая с этими строфами, мы пробуем определить, как цепляние за истинно доказанное «я» приносит нам проблемы. Другими словами, нужно исследовать, как мы воспринимаем себя в качестве прочной, самодоказанной сущности, а также обнаружить себялюбие, которое из этого вытекает: «Я такой важный, это “я” такое важное. Всё всегда должно быть по-моему», «Я всем должен нравиться», и так далее. Нам нужно увидеть, как такой подход причиняет проблемы.

Давайте попробуем помедитировать на одну или две строфы. Это будет медитация на недостатки цепляния за истинное «я», недостатки цепляния за «я».

(56) Наше желание счастья необъятно, однако нам не удаётся создать систему причин счастья. У нас низкая устойчивость к несчастью, однако наши амбициозные желания и жадность велики. Обрушься, по-настоящему обрушься прямо на голову [этой] разрушающей концепции! Нанеси смертельный удар в сердце этого мясника, «истинного я», нашего врага.

Посмотрите на наше естественное желание: «Я хочу быть счастливым!» Оно невероятно мотивирует. Мы хотим быть счастливыми, но мы не хотим прилагать усилий, чтобы обрести причины счастья. Почему? Потому что мы думаем «я, я, я» и из-за эгоизма совершаем такие поступки, в результате которых не обретём счастья. На самом деле мы препятствуем своему счастью. Эта проблема возникает из-за цепляния за «я» и проистекающего из него себялюбия.

У нас низкая устойчивость к несчастью – мы не хотим прикладывать усилия, – однако наши амбициозные желания и жадность велики. Мы так многого хотим, однако не собираемся прикладывать усилия. Это всё «я, я, я»: «Я такой особенный, хочу, чтобы всё было просто. Хочу, чтобы всё давалось легко». Это цепляние за «я», лелеяние себя.

Как говорит Дхармаракшита (и эту же мысль повторяет Геше Чекава): «Во всём вините одно – себялюбие». Этот совет очень полезен, когда мы несчастны. В любое время, когда вы почувствуете себя несчастными, подумайте: «Ну и что, что я несчастен?» Мы просто продолжаем делать то, что делали. «Мне не хочется идти на работу», но мы всё равно идём. Поймите, что вы несчастливы из-за цепляния за «я» и лелеяния себя.

«Я не хочу идти на работу. Я хочу остаться в постели. Я хочу проверить телефон, потому что я могу что-нибудь пропустить. Я не хочу сидеть за столом и работать». Даже если мы просто думаем: «Бедный я», это уже классическая причина несчастья, не правда ли? «Как я одинок, как несчастен». «Какой я несчастный, мне ничего не хочется делать».

«Я, я, я», – это истинный враг. Прекратите одержимость своим «я» и тем, что оно чувствует. В плане причинно-следственной связи просто делайте то, что должно, и не делайте из мухи слона ни по какому поводу. Давайте поразмышляем над этой строфой:

(56) Наше желание счастья необъятно, однако нам не удаётся создать систему причин счастья. У нас низкая устойчивость к несчастью, однако наши амбициозные желания и жадность велики. Обрушься, по-настоящему обрушься прямо на голову [этой] разрушающей концепции! Нанеси смертельный удар в сердце этого мясника, «истинного я», нашего врага.

«Обрушься, по-настоящему обрушься прямо на голову этой разрушающей концепции», – здесь имеется в виду концепция, или категория «я, я, я». «Нанеси смертельный удар в сердце этого мясника, “истинного я”, нашего врага».

[пауза]

Есть ли у вас вопросы или комментарии?

Наивность

Вы используете слово «наивность» вместо «неведения». Вы могли бы это прокомментировать?

Я использую слово «наивность», так как мне кажется, что оно лучше передаёт смысловой оттенок этого термина. В тибетском есть два термина. Первый – маригпа (ma-rig-pa) на тибетском, авидья на санскрите. Обычно этот термин переводят как «неведение», я перевожу его как «неосознавание». Мы просто не знаем, не осознаём. Здесь гораздо лучше подходит немецкое слово Unwissenheit. Мы либо не знаем, либо наше понимание неверное, превратное. Это определение. Я обычно беру слова и определения из текстов абхидхармы. Наивность – это подвид неосознавания. По-тибетски это тимуг (gti-mug), на санскрите моха. Этот термин я перевожу словом «наивность». Одно из определений этого термина заключается в том, что это неведение, или неосознавание, в сочетании с разрушительным поведением. Другое определение говорит, что это неосознавание, направленное исключительно на людей.

Мне кажется, что слово «наивность» очень полезное. Я использую этот термин в моей программе по тренировке чувствительности. Есть две темы, которые мы не осознаём: мы наивны в отношении причинно-следственной связи в поведении и относительно того, как существуем мы и другие существа. Например, я могу быть наивен относительно того, как моё поведение влияет на меня, и моя наивность разрушительна, если я не понимаю, как моё поведение влияет на вас. Если, например, я работаю без перерывов, это будет разрушительно для меня. Если я опаздываю, это будет разрушительно для вас.

Если говорить о неосознавании того, как мы существуем, я могу быть наивен, например, не осознавая, что вы можете быть заняты. Вот классический пример: вы приходите домой с работы, или, наоборот, вы были дома весь день, а ваш партнёр приходит домой с работы и кажется, что другой человек появляется из ниоткуда: «Где мой ужин?» Мы наивны, не осознавая, что у другого человека было много хлопот с детьми в течение дня, но нам кажется, что ничего этого не было, ничего этого не существует. С другой стороны, когда человек приходит с работы, нам кажется, что никакого долгого дня в офисе не было, хотя на самом деле, возможно, у партнёра был ужасный день. В этом случае мы наивны относительно рабочего дня партнёра или относительно своей чрезмерной усталости. Наивность касается таких случаев.

Думаю, слово «наивность» больше подходит в плане нечувствительности и тому подобного. Оно больше подходит в случаях, когда мы не осознаём, что ситуация разрушительная. Это незнание, мы просто не знаем: «Я не знал, что ты занят», «Я не знал, что мои слова тебя обидят. Я не знал». Это не потому, что я тупой. Я просто не знал. В английском языке «неведение» имеет оттенок тупости или невежества. Но имеется в виду не это. Мы не знаем, или наше знание ошибочно: «Я думал, у тебя найдётся для меня время, но оказалось, что нет», «Я думал, ты будешь дома, когда я зайду к тебе в гости, но тебя не было». Наше понимание было неверным или превратным.

Разговариваем искусно

Интересно, а в обычной жизни, когда вы разговариваете с ребёнком или с родственником, а не как профессиональный переводчик, вы придерживаетесь словарных значений слов или используете те слова, которые, как вам кажется, вызовут нужную ассоциацию у собеседника? Мне кажется, гораздо важнее использовать слово, которое другие люди поймут правильно. Вы согласны? 

Конечно, общаясь с людьми, я стараюсь быть искусным и говорить так, чтобы меня поняли. Однако это не значит, что мы должны быть неточными в терминологии и выражаться расплывчато. Вы по-разному будете разговаривать с ребёнком, взрослым, подростком, профессором и необразованным человеком. Я, разумеется, стараюсь не поправлять людей. Я не «граммар-наци», я научился на своих ошибках. Раньше я был таким, но сейчас уже исправился.

Нам нужно быть искусными в общении. Коммуникация чрезвычайно важна. Будду восхваляют за его искусность владения словом, когда он давал учение. В «Хвале зависимому возникновению» Цонкапа пишет:

(19) «Благодаря этой цепочке умозаключений – зависимому возникновению – вы не впадёте в крайние воззрения». Это превосходное утверждение, о Защитник, делает твою речь бесподобной.

Именно речь будды, его наставления о зависимом возникновении делают его столь возвышенным. Нам тоже нужно общаться максимально эффективно. 

Склонность принижать других

Строфа 81 показалась мне трудной для понимания. Вы могли бы разъяснить её смысл?

Вот строфа:

(81) Когда мы принижаем вышестоящих – это тяжкий [поступок]; мы принимаем святых существ за врагов. Так как наше вожделение безгранично, мы с жадностью берём молодых [себе в партнёры]. Обрушься, по-настоящему обрушься прямо на голову [этой] разрушающей концепции! Нанеси смертельный удар в сердце этого мясника, «истинного я», нашего врага.

Когда мы принижаем вышестоящих – это тяжкий [поступок]. В английском я использую разговорное выражение put down, которое подразумевает, что мы критикуем человека, считаем его недостойным уважения. Например, здесь имеется в виду, что мы критикуем святое существо, великого ламу или духовного мастера. Мы говорим, что он не так хорош, говорим, что он такой-то и такой-то, и нам кажется, что он представляет для нас угрозу. Таким образом, этот человек кажется нам врагом, потому что он поправил нас или из-за другой подобной ситуации, ведь мы беспокоимся о «я», о «моей» репутации. То же верно и в случае соперничества.

В этой строке имеются в виду не только святые существа. Мы также можем заметить, что, если кто-нибудь справляется с делами лучше нас, мы чувствуем угрозу. У нас есть склонность в подобных случаях принижать этого человека, искать его слабости и всегда говорить о них, вместо того чтобы хвалить его, восхищаться, вдохновляться его сильными качествами. В этом смысле мы воспринимаем его как врага, как угрозу для нас.

Так как наше вождение безгранично, мы с жадностью берём молодых [себе в партнёры]. Мы так привязаны к телу и сексу, что даже в пожилом возрасте пытаемся соблазнять молодёжь, словно мы сами ещё молоды и другие сочтут наше «я» привлекательным даже в пожилом возрасте. Опять же, это пример концепции о прочном «я», которое никогда не меняется.

Будучи пожилым человеком, скажу вам: наша концепция о «я» совсем не ассоциируется с тем, что мы видим в зеркале. Мне, старику, трудно представить, как меня видят другие люди со своего ракурса; должно быть, другие присутствующие здесь пожилые люди переживают то же самое. Нам кажется, что другие не видят нас седыми. Мы продолжаем представлять, что выглядим молодо. С таким состоянием ума мы можем пробовать соблазнять двадцатилетних, когда нам самим за 60 или за 70. Это глупо. Вот о чём говорится в этой строке – о фиксированной идее о «я», которое якобы никак не связано с тем, какими нас видят другие люди, и с тем, как мы на самом деле выглядим в зеркале.

Только в состоянии усталости начинаешь чувствовать свой возраст. В остальных случаях кажется, что мы остаёмся такими же вне зависимости от возраста. Возникает ложная видимость: «Это просто я», и мы не думаем о своём возрасте. Лично я не могу поверить, что мне скоро исполнится 73. Моей сестре недавно исполнилось 80, и она сказала: «Не могу поверить, что мне 80. Мне 80, представляешь?» Так ложная видимость и работает: нам кажется, что есть «я», которое может быть познано отдельно от основы – от старого или стареющего тела.

Преодолеваем цепляние за «я», основанное на различных взглядах

В строфе 49 автор пишет довольно прямолинейно. Кажется, здесь скорее поднимается вопрос этики, нежели упоминается воззрение вайбашики, что несколько странно, так как автор пишет о Ямантаке. Думаю, в этой строфе может вдохновить то, как автор иллюстрирует цепляние за «я», как описывается концепция цепляния за «я». В тексте присутствуют философские размышления с позиций различных школ, однако эти размышления носят приблизительный характер и необязательно в точности повторяют учение этих школ. Вы могли бы это прокомментировать?

Давайте прочитаем строфу, о которой вы говорите:

(49) Всё правда так! Поймать врага мне удалось! Поймал бандита я, воришку, сидевшего в засаде, обманувшего меня, мошенника, который притворившись «я», меня одурачил! Ага! Это цепляние за «истинное я»! Сомнений нет!

Если посмотреть на буддийское учение, на различные философские позиции, на так называемые философские системы, они объясняют цепляние за «я» с точки зрения отсутствия «я» (анатта) на всё более тонких уровнях. Точно так же, думаю, может существовать и нефилософское объяснение. На этом уровне цепляние за «я» – просто эгоизм. Подход «сначала я», то есть «я самый важный, я важнее тебя, всё должно быть по-моему», необязательно должен иметь под собой глубокое философское основание. Эгоизм возникает естественным образом из следования личным интересам и так далее. Выживание индивида и выживание вида инстинктивны, они просто существуют. Думаю, есть много уровней понимания этих строф.

Когда мы читаем, что Дхармаракшита был держателем воззрения вайбашики, Майтрийоги – держателем воззрения саутрантики, а Серлингпа вообще был держателем небуддийского воззрения, что это значит? Это не значит, что эти позиции отражали их собственное глубинное понимание или философскую позицию. В случае вайбашики и саутрантики Дхармаракшита и Майтрийоги специализировались на преподавании этих философских систем и давали комментарии соответствующих текстов. Что касается Серлингпы, он сначала преподавал обусловленную бодхичитту, а не глубочайшую. Серлингпа говорил, что это учение можно практиковать, даже если мы размышляем не как буддисты. Можно сначала зародить обусловленную бодхичитту, сохраняя ложные воззрения о «я». Однако при этом мы всё же можем стремиться к просветлению, чтобы обрести способность помогать всем существам. Чтобы этого добиться, нам нужна глубочайшая бодхичитта и нам нужно будет понять реальность. Но мы всё равно можем практиковать лоджонг, тренировку ума, опираясь на небуддийские воззрения. Точно так же мы могли бы практиковать тренировку ума, придерживаясь взглядов вайбашики или саутрантики, а можем практиковать в стиле мадхьямаки.