Тонкое ложное «я», отрицаемое только прасангикой гелуг

Что же осталось, когда мы отвергли тонкое невозможное «я»? Мы переходим к тому, что утверждает только прасангика как её описывает гелуг. Мы поняли:

• что «я» не является статичным, оно меняется от момента к моменту;
• у него есть части;
• оно не может существовать независимо от тела и ума, оно на основе их обозначено, и мы понимаем, что под этим подразумевается;
• оно познаётся как обозначение, оно не может быть самодостаточно познаваемым.

И всё же якобы есть соотносимая вещь, обнаружимая где-то в основе для обозначения. Теперь нам нужно отвергнуть эту соотносимую вещь. Необходимо это прояснить. Условное «я» – это то, к чему относится наименование «я» на обозначенной основе. В каком-то смысле это подобно иллюзии. Соотносимая вещь – это настоящая, обнаружимая вещь, на которую можно указать и которое доказывает сама себя. Вернёмся к примеру с движением: движение существует, правильно? Движение обозначается на основе объекта, который движется в пространстве по ходу времени. Его можно познать и пронаблюдать только при наблюдении за объектом, на основе которого оно обозначено. Так что соотносимый объект, на который ссылается наименование «движение», – это движение, обусловленно существующее движение, которое вы можете видеть. Но если вы этот объект превращаете в вещь, кажется, что она существует самостоятельно, независимо от времени, пространства и так далее. Мы делаем из движения вещь: вот она, сама по себе, мы можем изучать её качества. Мы не думаем о том, что она относительна и зависит от пространства, в котором движется мяч, от времени и так далее. Кажется, что это просто самостоятельная вещь, которая сама доказывает своё существование.

Как, например, в фильме или в спектакле: декорации – это наш соотносимый объект. А соотносимая вещь – это подпорка, которая не даёт декорациям упасть. Есть тибетский термин, который это описывает, – миг-тен (dmigs-rten). Этот термин подразумевает то, что подпирает соотносимый объект, существующий само по себе. Ничего за различными объектами, которые мы познаём, не сокрыто, ничто их не подпирает.

Один из способов это понять касается более общих соображений, которые относятся как к «я», так и вообще ко всему: не существует соотносимой «вещи», которая подпирает соотносимый объект. Именно поэтому нужно понять пустотность всего. Скажем, любовь. Есть обозначение «любовь», и у нас есть множество мгновений, в которых мы чувствуем какую-то эмоцию. Разумеется, в каждое мгновение это нечто немного отличное, и то, что «я» переживаю, будет отличаться от того, что переживаете вы. Но у нас есть обозначение «любовь». Оно к чему-то относится. Я чувствую любовь, то есть я что-то чувствую, любовь – это не ничто. Существует соотносимый объект, на который ссылается обозначение. А соотносимая вещь – это когда мы делаем из любви вещь. «Любовь! Я ищу любовь», – как если бы любовь была вещью в пластиковой упаковке, которую я бы искал. Как будто бы эта вещь подпирает каждое мгновение того, что я переживаю: «Я чувствую любовь. Я действительно чувствую любовь!»

Мы путаем соотносимый объект и соотносимую вещь, путаем обусловленное «я» и ложное «я», в том числе это может быть очень тонкое ложное «я». Это ошибочное представление о «я»: мы понимаем, что оно меняется мгновение за мгновением, состоит из частей, не может быть познано независимо от тела и ума, – но у нас по-прежнему есть неправильное понимание, нам кажется, что нечто удерживает и подпирает наше «я». Вот что имеется в виду, когда говорят, что «я» невозможно обнаружить: невозможно обнаружить эту подпирающую соотносимую вещь. Дело не просто в том, что вы не можете обнаружить себя в собственном носу: это и так очевидно.

Это один аспект. Немножко обдумайте это. На обусловленном уровне есть вещи, они познаваемы в силу обозначений. Есть «я», но нет «я» в пластиковой упаковке, которое существовало бы само по себе. В любом случае это лишь общее представление, мы ещё будем на это медитировать. Но, как я говорил, с этим невозможно работать, если вы сначала не распознали более грубые уровни.

Это неосознавание, которое не позволяет нам понять, что обнаружимой соотносимой вещи не существует, что она невозможна, возникает самопроизвольно. Другими словами, неосознавание, что обнаружимая соотносимая вещь не соответствует реальности, не соотносится ни с чем реальным. Мы или не знаем, что это так, или, как добавляет прасангика гелуг, мы можем понимать это неправильно, представлять, что она соответствует чему-либо обнаружимому и реальному. Также прасангика утверждает, что это неосознавание может существовать доктринально – на основании доктрин саутрантики, читтаматры или сватантрики.

Разумеется, нужно понимать эти системы. Все они согласятся, что «я» обозначается на основе совокупностей, что оно не может быть самодостаточно познаваемым. Вайбхашику мы сейчас не рассматриваем. Все они говорят, что характерная черта, благодаря которой мы различаем «я» и видим его неконцептуально или же концептуально обозначаем его с помощью категории «я» и называем его словом «я», – что эту характерную черту можно обнаружить в основе для обозначения. С точки зрения саутрантики и сватантрики это умственное сознание. С точки зрения читтаматры это основополагающее сознание (алаявиджняна).

Как вы помните, у нас есть совокупность различения, и когда мы различаем объекты, мы различаем характерные черты. У объектов есть качества. Мы не отрицаем, что у них есть качества. Есть шестнадцать аспектов четырёх благородных истин, четыре из которых относятся к телу, которое рассматривается как пример истинных страданий: оно нестатично, оно является страданием и так далее. Мы различаем характерные черты и рассматриваем объекты с точки зрения этих черт. Наше различение может быть верным или неверным, а распознавание просто добавляет убеждённости различению, причём оно также может быть уверено и в том, что верно, и в том, что неверно. Уровень убеждённости также может быть не очень высоким, и тогда будет присутствовать нерешительное колебание: может быть, это так, а может быть, иначе.

Я не хочу погружаться в более тонкие отличия этих трёх школ, но давайте немного поговорим о сватантрике. Все школы признают, что основа обозначения, будь то тело, ум, совокупности или что угодно, обладают определяющими характеристиками. Все системы, помимо мадхьямаки, утверждают, что определяющая характеристика способна доказать, что объект является тем, чем он является. У собаки есть определяющая черта, которая доказывает, что это собака. Например, геном, который находится в основе, в клетках собаки.

Сватантрика утверждает, что сама по себе определяющая характеристика не способна доказать, что объект является тем, чем он является: для этого также нужно умственное обозначение. Например, в человеке должно быть что-то, что, вместе с умственным обозначением, сделало бы его царём. В противном случае кого угодно можно было бы назвать царём. Подобный образ мышления проистекает из кастовой системы и из подобной культуры. В человек должно быть что-то, что определяло бы его как царя. В противном случае уборщика или нищего можно было бы назвать царём. То есть должно быть что-то со стороны объекта. Это одинаково в любых обществах, где верят в аристократию: в человеке должно быть что-то, что делает его аристократом, благородным по рождению. В противном случае простолюдин мог бы быть царём. Также нужно обозначение: должна быть концепция того, что такое царь. У животных, например, концепции царя нет. Должна быть концепция царя и должно быть что-то в самом объекте, что допускает корректное умственное обозначение. А со стороны умственного сознания – и это уже положение сватантрики – есть определяющая характеристика, во-первых, самого умственного сознания, а во-вторых, личности, условного «я». И то, и другое обнаружимо в основе. Это всё равно что утверждать, что существует обнаружимая соотносимая вещь, что есть не только умственное обозначение, как считает прасангика, но и нечто в объекте, что вместе с умственным обозначением что-то о нём доказывает; это и есть соотносимая вещь.

Вернёмся к примеру с любовью. Есть ли что-либо со стороны объекта, со стороны моего чувства от момента к моменту, что делало бы его любовью? У нас есть всевозможные эмоции. Но даже «эмоция»: что это такое? Наше восприятие состоит из мгновений. Как это понять? Большинство людей даже не пытается это понять. Но мы видим, что восприятие состоит из частей. Есть ли внутри него разделительные линии между различными частями? Нет, очевидным образом, их нет. Это умственное обозначение. Но с чем-то эти разные части соотносятся, потому что у нас есть эмоции, есть сознание, есть определённый уровень счастья, то есть можно выделить части. Но со стороны объекта нет разделительных линий: это просто мгновения восприятия. Но у различных составляющих, которые мы выделяем, есть определяющие характеристики.

Эти характеристики можно увидеть в словаре, например определение любви. Буддийское определение – желание, чтобы другие были счастливы и обладали причинами счастья. Допустим, я сейчас что-то чувствую и это соответствует определению, чувство обладает этой определяющей характеристикой. Где находится эта определяющая характеристика? В том, что я переживаю? Да, но она обозначена умом на основе переживаемого, она не находится буквально внутри переживания. То есть даже определяющие характеристики обозначены умом. Есть ли у основы, то есть у объекта, определяющие характеристики? Конечно, точно так же как существует объект, соотносимый со словом «я», существует и объект, соотносимый с названиями определяющих характеристик.

Точно так же как есть соотносимый объект – условное «я», – есть и обусловленные определяющие характеристики вещей. Однако их кто-то придумал. Откуда они появились? Человек или группа людей придумали определения. Сначала собрались примитивные пещерные люди и составили из бессмысленных звуков слова. Совершенно поразительно, например, как им удалось придумать концепции разных эмоций. Переживали ли пещерные люди любовь, прежде чем кто-то придумал концепцию «любовь» и дал ей определение. Да, но они придумали слово и придумали определение. Мы что-то воспринимаем, можем умственно обозначить эти объекты, и другие с нами согласятся в том, какие определяющие характеристики им присущи. Можем ли мы отыскать определяющие черты внутри объекта? Нет.

Могут ли определяющие характеристики сами по себе доказывать, что вещи являются тем, чем они являются? Нет. Если ли в любви что-либо, что могло бы доказать, что это любовь? Нет. Есть ли в умственном сознании определяющие характеристики, которые доказывают существования личности и умственного сознания? Определяющие характеристики существуют, но действительно ли они находятся где-то внутри, и одна определяет умственное сознание, а другая определяет личность? Нет.

Даже в понимании сватантрики, где считается, что определяющие характеристики можно обнаружить в объекте, они могут доказать, что объект является тем или иным только вместе с умственным обозначением. Отсюда и проистекает заблуждение, простыми словами, что внутри меня есть что-то обнаружимое, что делает меня мной, а не вами. Затем из-за этого появляются беспокоящие эмоции: «Во мне есть что-то, что делает меня особенным. Я особенный, я лучше вас, важнее вас, поэтому всё всегда должно быть так, как я хочу. Я всегда должен быть первым. Потому что во мне есть нечто, что делает меня мной, само по себе». Даже если я понимаю, что это нечто делает меня мной только в сочетании с умственным обозначением, всё равно я думаю, что во мне есть нечто обнаружимое, что делает меня особенным. Это определяющая черта. Сватантрика говорит, что она находится в уме. Западная наука, возможно, скажет, что её можно обнаружить в геноме. Это очень тонкий момент.

Прасангика утверждает, что вещи определяются только в силу умственного обозначения. Здесь очень важно понять терминологию. Часто говорят, что вещи «существуют» лишь в силу умственного обозначения. И это ведёт к неверному представлению, как будто, если мы не обозначим объект, он не будет существовать; если мы его активно не обозначаем, он не существует. Как будто умственное обозначение его создаёт. Это неверно. Неважно, происходит ли активное умственное обозначение. Суть не в этом.

Как «устанавливается», или как доказывается – слово «устанавливается» означает «доказывается», а не «существует», – как доказать, что объект существует? Со стороны объекта нет ничего, на что вы могли бы указать. Невозможно найти внутри объекта или в основе для обозначения определяющие характеристики, которые доказывали бы его существование, или сами по себе, или вместе с умственным обозначением. Они не в основе для обозначения, как в случае с неверным представлением о том, что личность существует на основе сознания ума. И это не соотносимая вещь в пластиковой упаковке, которая подпирала бы существование объекта и которую можно было бы обнаружить. Единственное, что доказывает существование объекта – что умственное обозначение, имеющее свою основу, к чему-то относится.

Как установить, что любовь существует? Мы испытываем любовь независимо от ярлыка «любовь». Но как доказать, что есть любовь? Есть концепция, есть слово «любовь». Она обозначена на основе определённой эмоции, которую чувствуют люди. Эта концепция к чему-то относится – к любви. Вот как доказать, что любовь существует: это то, к чему относится обозначение, основанное на этой эмоции. Но нет ничего со стороны эмоции, что бы само по себе доказывало, что это любовь. Такие определяющие характеристики найти невозможно. Нет такой вещи, как любовь «сама по себе», в пластиковой упаковке, которая находится где-то там и доказывает, что это любовь. Это просто умственное обозначение. Это единственный способ установить или показать, что любовь существует.

Это касается всех явлений, в том числе личности. Личность – более сложная и опасная тема, потому что говорится, что в основе для обозначения, то есть в умственном сознании, присутствуют определяющие характеристики, которые делают его сознанием и личностью, которая не тождественна сознанию. Это утверждают и сватантрика, и читтаматра, и саутрантика. Читтаматра говорит об алаявиджняне, но смысл такой же. Вот что мы отвергаем на самом тонком уровне. Это может быть или доктринальным, если мы изучали саутрантику, читтаматру или сватантрику, или самопроизвольно возникающим. Другими словами, самопроизвольно возникающая форма этого неосознавания есть у всех, а доктринальная может в дополнение к ней присутствовать или отсутствовать.

Это настоящая Дхарма, полный комплект того, с чем нам нужно работать, чтобы понять первый пункт четырёхчастного анализа – определение опровергаемого «я». Это не просто и не очевидно.

• Нам нужно работать методом исключения, сначала отвергнув грубое невозможное «я», существование которого утверждают небуддийские философские школы Индии. И при этом мы не думаем: «В это верили глупые люди, а я так не считаю», потому что нам нужно попытаться распознать это в самих себе.
• После этого у нас остаётся правильное понимание, в котором всё ещё есть определённая неточность.
• Вы отвергаете это, смотрите, какое понимание осталось, анализируете, что ещё не совсем точно, и исключаете это.

И здесь важно, как говорит Цонкапа, избегать недостаточного и излишнего опровержения. В первом случае мы не доходим до глубочайшего уровня: мы отвергли грубое и тонкое «я», но не отвергли тончайшее «я». Во втором случае мы останемся ни с чем, потому что мы опровергли условное «я». Условное «я» невозможно обнаружить, но это не значит, что оно вообще не существует.

Мы возвращаемся к разнице между пустотой и пустотностью. Сватантрика утверждает, что на обусловленном уровне можно обнаружить условное «я», поскольку его определяющие характеристики присутствуют в умственном сознании. Однако на глубочайшем уровне его невозможно обнаружить, потому что вы анализируете с точки зрения умственного обозначения. Это подобно стакану, который пуст, в котором нет воды. Существует личность, которую можно обнаружить в определяющих характеристиках сознания, но она лишена независимого существования, так как зависит от умственного обозначения в сочетании с определяющими характеристиками. Это соответствует утверждению сватантрики, что, хотя все достоверно познаваемые явления обладают самодоказанной природой (rang-bzhin), эта природа не доказывает существование этих явлений вне контекста умственного обозначения. Сватантрика делает это утверждение, чтобы опровергнуть позицию читтаматры о том, что зависимые явления (gzhan-dbang), а именно нестатичные явления, и полностью доказанные явления (yongs-grub), а именно пустотности, – обладают самодоказанной природой, которая доказывает их существование вне контекста умственного обозначения, поскольку такие явления предстают перед неконцептуальным познанием арьев. Однако чем являются эти явления, их названия и так далее можно установить только в контексте умственного обозначения.

Далее, сватантрика утверждает, что в контексте умственного обозначения тот факт, что обусловленные объекты предстают перед нами, также доказывает, что они существуют на обусловленном уровне. Прасангики это опровергают, потому что на обусловленном уровне также появляются обманчивые видимости самодоказанного существования, а прасангика опровергает самодоказанное существование: то, как это предстаёт перед нами, не соответствует тому, как это существует на самом деле.

Дело не только в том, что, если анализировать с помощью ума, постигающего глубочайшую истину, мы не можем найти личности в пластиковой упаковке. Анализируя глубочайшую истину, я не могу обнаружить соотносимый объект – «я» в пластиковой упаковке или любовь в пластиковой упаковке. Но даже если я проанализирую на обусловленном уровне, в соответствии с обусловленной истиной, я не смогу найти личность в пластиковой упаковке. В то время как сватантрика говорит, что на обусловленном уровне её можно найти. Это очень важное и тонкое различие. Если вы не опровергли этот уровень сватантрики, значит, вы не погрузились достаточно глубоко, и это недостаточное отрицание. Цонкапа уделяет этому много внимания.

Для того чтобы мы увидели всё это в себе, нам нужно очень тонкое распознавание. Возможно, мы понимаем: «То, как я воспринимаю своё “я”, подобно иллюзии. Я понимаю, что на абсолютном уровне невозможно найти “я” в основе для обозначения или прочное “я”, которое бы меня подпирало. Но условное “я” – да, вот он я. Я могу на него указать». Таким образом, мы превращаем иллюзию в важную вещь. Потому что если считать иллюзорную вещь важной, нам кажется, что мы почувствуем себя увереннее.

Итак, это очень тонкая тема, и важно понимать, что существуют обусловленные определяющие характеристики. Я личность, я – не вы, и существуют определяющие характеристики – геном или что-то другое. Определяющие характеристики существуют, но они всего лишь обозначены, приписаны как определяющие характеристики. Ни сами по себе, ни вместе с умственным обозначением они не могут сделать меня личностью, сделать меня мной. Тем не менее, я личность, но вокруг меня нет пластиковой упаковки, которая делала бы меня личностью, точно так же как и вокруг других вещей. Существует зависимое возникновение, которое работает на многих уровнях. Это не значит, что нет индивидуальности и всё представляет собой одну большую, единообразную кашу. Понять эту тему очень трудно, и с ней нужно работать.

Это было объяснение объекта отрицания – первого пункта четырёхчастного анализа.

Прояснение позиции прасангики

Я бы хотела прояснить, правильно ли я понимаю воззрение прасангики. Вещи определяются исключительно в силу умственного обозначения и при этом существуют независимо от нашего умственного обозначения. Что тогда является доказательством того, что они существуют? Переживание их на опыте? И правильно ли я понимаю, что, если доказательством является наше опытное переживание, то речь идёт о моментах неконцептуального постижения?

Вайбхашика утверждает, что все вещи обладают субстанциональным существованием, потому что они могут быть достоверно познаны. То есть можно доказать, что статичные и нестатичные явления существуют как «вещи», потому что их можно познать достоверно. При этом неважно, концептуально или неконцептуально. В саутрантике всё сильно усложняется, но я не хотел бы описывать это слишком подробно. Саутрантика утверждает, что существование вещей доказывается тем, что они производят результаты. В первую очередь это относится к нестатичным явлениям, у которых есть функции. А статичные явления доказываются иначе, но я не хочу в это углубляться, это ещё более сложно.

Саутрантика утверждает, что вещи существуют потому, что порождают следствия. Все последующие, более высокие школы эту точку зрения разделяют. Но прасангика говорит, что вы таким образом лишь утверждаете, что в объекте есть что-то, что делает его существующим, и это проблема обнаружимой соотносимой вещи.

Прасангика говорит, что, если в объекте есть что-либо подобное, это всё равно что утверждать, что вещи существуют сами по себе и сами по себе могут производить результаты. Другими словами, если у явления есть способность производить результат, это предполагает, что оно обнаружимо на обусловленном уровне. Оно само по себе может производить результат, и это доказывает его существование. Это неверно.

Вы можете доказать существование вещей только со стороны ума. И к этому пониманию нас подготовило воззрение читтаматры – что нет ничего со стороны объекта, что подтверждало бы его видимость. Читтаматра утверждает, что как видимость объекта, так и сознание, которое его воспринимает, проистекают из одного и того же натального источника – из кармической склонности, или «семени». Но прасангика бы сказала, что это не очень точно и не вполне правильно, потому что прасангика утверждает существование внешних явлений: физические объекты возникают из элементов (стихий) и так далее. Но воззрение читтаматры готовит нас к мысли о том, что доказать существование объекта можно только со стороны ума, но не со стороны самого объекта.

Это отражено в объяснениях Чандракирти. Как определить достоверность своего познания? Сватантрика утверждает: должно быть что-то в объекте, что позволило бы вам достоверно назвать царя царём. Нет, говорит Чандракирти, всё идёт со стороны ума. Есть три критерия достоверного познания объекта:

• Должна быть условность – что-то, с чем согласна группа существ. У группы существ есть условность относительно концепции царя. У животных такой концепции нет, как и в некоторых обществах. Допустим, у нас такая концепция есть, мы относительно неё условились. Но это, конечно, исходит со стороны ума.
• Познание не должно противоречить уму, который достоверно видит обусловленную истину. Все в обществе согласны, что этот человек – царь. Приходит сумасшедший или ребёнок, надевает на голову бумажную корону и говорит: «Нет, это я царь», но никто в здравом уме, никто с достоверным постижением обусловленной истины с ним не согласится. Опять же, это удостоверено со стороны ума.
• Познание не должно противоречить уму, который видит глубочайшую истину. То есть, если бы я сказал: «Я рождён в такой-то касте, поэтому я достоин быть царём; есть во мне что-то такое, что делало бы меня царём», ум, видящий глубочайшую истину, увидел бы, что такой вещи во мне нет. «Я сын царя или царицы, поэтому я сам, со своей собственной стороны должен быть царём», – это неверно.

Удостоверить, доказать вещи мы можем только со стороны ума, умственного обозначения. Но воззрение читтаматры не подразумевает, что всё существует только в нашей голове и все остальные не существуют. Это было бы нарциссизмом и солипсизмом.

Концептуальное познание с помощью категорий

Очень многое зависит от того, как мы обозначаем объекты. В свете этого интересно, как возникает привязанность, скажем, к погремушке или к бутылочке с едой у очень маленького ребёнка, у которого ещё не сформировалось вербальное мышление, и поэтому чёткого обозначения «я» или объекта пока нет.

Именно поэтому мы и говорим о самопроизвольно возникающем ошибочном воззрении на изменчивую систему. Оно автоматически набрасывает сеть «я» и «моё», независимо от того, есть ли у нас слова. У собаки, например, нет слов, но, тем не менее, у неё есть концепции «моя кость», «мой хозяин», «мой дом». Это приводит нас к разговору о концептуальном познании. Концептуальное познание осуществляется с помощью категорий. Есть звуковые категории, а есть смысловые категории (категории объектов).

Звуковая категория (аудиокатегория) – это категория звучания слова. То есть у нас может быть звук, который умственно обозначен как слово. Сам по себе звук не обладает смыслом. Но независимо от того, какой голос произносит это слово и с какой громкостью, мы достоверно относим этот звук к категории «звук слова “я”». Категория – это статичная абстракция. Эти различные звуки, независимо от того, как именно они звучат, мы обозначаем как звук слова «я». Когда мы думаем об этой категории, мы представляем её в нашем уме в виде умственного звука «я» или звука нашего голоса, который говорит «я». Это звук слова.

У слова есть смысл, и существует смысловая категория, например смысл слова «любовь». Смысл этого слова также является достоверно познаваемым объектом. И каждый раз, когда мы переживаем эмоции, они соответствуют определяющим характеристикам. Мы помещаем это переживание в категорию любви – в смысловую категорию, соответствующую слову «любовь». У младенца есть смысловая категория «я» и «моё», хотя у него нет пока звуковой категории, он ещё не выучил слово. Так же и у собаки. У собаки есть категория «я»: «моя косточка», «мой хозяин». У неё нет слова, нет звуковой категории, но есть смысловая категория (категория объекта).

Младенца можно научить этому слову, и тогда у него будет эта категория: кто бы и каким бы голосом это слово ни произносил, это слово имеет один и тот же смысл. Это концептуальное познание. Очень важно это понять. Очень часто неясно, что подразумевается под концептуальным познанием. Речь идёт о том, как мы понимаем и как в целом функционирует наш ум.

Обозначение словами для всех, кроме будд, концептуально, используется категория. Слова приписываются на основе категорий. У будд наименование словами неконцептуально, не использует категории. Будда знает, что по-английски это table, по-немецки Tisch, по-русски «стол», но он не думает об этом объекте с помощью категории «стол», он использует только название. Его познание неконцептуально, но он по-прежнему может использовать названия. Но для всех, кроме будды, наименование словами концептуально. Поскольку оно концептуально, вместе с ним появляется видимость истинно обоснованного существования. Нам кажется, что каждый момент «любви» существует в «коробочке», в «ящике» – внутри категории «любовь», как будто различные эмоции являются самостоятельными ящиками: ящик «любовь», ящик «ненависть», ящик «верность», и эти эмоции существуют внутри ящиков. Это и есть видимость самодоказанного существования.

В этом различие между соотносимой вещью и соотносимым объектом. Наши обозначения к чему-то относятся: они относятся к обусловленно существующим вещам. Но нет ничего, что соответствовало бы этим обозначениям и как будто бы находилось в ящике, который создан словарём. В словаре говорится, что такое хорошее, что такое плохое, приятное и неприятное. И нам кажется, что вещи существуют в ящиках. Это и есть объект, который должен отвергнут на более глубоком уровне. Как можно доказать, что нечто существует лишь потому, что это можно найти в ящике, если даже ящиков не существует? А значит, как ящики могут доказать существование вещей, что они сами по себе оказываются в ящиках «любовь» или «я», а не «ты»? Вещи не существуют в ящиках. Нашему уму кажется, что это так, но это не так.

Происхождение смысловых категорий

Правильно ли я понимаю, что смысловая категория, имеющаяся у ребёнка с рождения, связана с кармическими отпечатками, пришедшими к нему из прошлой жизни?

Это интересный и сложный вопрос, потому что категории – это статичные явления. Можно сказать, что есть предшествующие склонности думать с помощью смысловых категорий (категорий объекта). А вот проистекают ли сами категории из прошлой жизни – сказать сложно. Откуда берутся категории? Это очень сложный вопрос. Сейчас у нас есть смысловая категория «компьютер», а была ли такая смысловая категория 500 лет назад? Нет, не было. Значит, некоторые категории нам нужно изучить, а другие возникают автоматически, в процессе работы сознания, как часть этого механизма – например, категории «я» и «моё». Так что есть множество различных всё более тонких уровней концептуального постижения, это не один уровень.