Как происходит понимание: концептуальное познание

Сначала давайте обсудим концептуальное познание. Как отчётливое восприятие происходит в этом случае? В качестве примера давайте рассмотрим основанное на выводах познание, которое всегда концептуально, а из трёх типов выводов мы рассмотрим выводы на основе общеизвестного. Допустим, мы читаем или слышим слово «пустотность». Что мы обычно видим, когда его читаем? Мы видим какие-то прямые и изогнутые линии, не правда ли? Когда кто-либо говорит слово «пустотность», мы слышим вибрацию воздуха. Посредством концептуального познания, основанного на общеизвестном, мы отчётливо воспринимаем значение того, что мы видим или слышим: эти звуки или линии означают слово «пустотность».

Что такое концептуальное познание? Концептуальное познание – это познание объекта посредством категории. Есть два типа категорий – звуковые категории (sgra-spyi) и смысловые категории (don-spyi, категории объекта). Давайте рассмотрим их, начиная со звуковых категорий.

Концептуальное отчётливое восприятие посредством звуковой категории

Когда кто-либо говорит слово «пустотность» и мы концептуально отчётливо воспринимаем эти звуки, сначала мы отчётливо воспринимаем их неконцептуально: мы их слышим. Когда мы слышим эти звуки, наше восприятие точное и уверенное. Мы знаем, какие звуки мы услышали, и мы уверены, что человек издал именно эти звуки, а не какие-либо другие. Мы исключили, что он сказал что-либо другое или издал какой-либо неречевой звук.

Затем посредством звуковой категории «пустотность» мы концептуально познаём, что эти звуки вместе со множеством подобных звуков, которые мы слышали в других случаях, относятся к звуковой категории «пустотность». Это значит, что, независимо от произношения, голоса (это может быть голос мужчины, женщины, компьютера) и громкости мы познаём все эти звуки как относящиеся к звуковой категории «пустотность»: все эти голоса произносят «пустотность». 

Когда мы слышим, как два разных человека произносят слово «пустотность», откуда мы знаем, что они говорят одно и то же? Это происходит благодаря концептуальному познанию произнесённых звуков посредством звуковой категории «пустотность». В обоих случаях услышанные нами звуки соответствуют звуковой категории «пустотность».

Это весьма удивительно, если поразмышлять. Откуда мы знаем и как мы понимаем, что два человека произносят одно и то же? Звуки, которые мы слышим, произносятся разными голосами и с разной громкостью. Хотя в текстах не говорится о графических категориях, несомненно при чтении задействован этот же механизм. Как бы ни было написано слово «пустотность» – тем или иным шрифтом и цветом, тем или иным почерком, – все эти надписи являются графическим представлением линий, изображающих слово «пустотность». Мы знаем, что всё это написанные от руки или напечатанные формы линий, изображающих слово «пустотность», потому что все они подходят под одну графическую категорию.  

Подумайте об этом. Важно понимать, что имеется в виду под концептуальным познанием. Один из его типов связан с нашим языком и подразумевает использование звуковых категорий. Очевидно, в течение жизни нам нужно изучать эти категории: звуки и графические символы, связанные с языком, не существуют в нашем уме в момент рождения.

Более того, нам нужно концептуально познавать, что звуки, соответствующие какой-либо звуковой категории, например категории «пустотность», также соответствуют и категории объекта «звуки слова». В обратном случае мы бы просто слышали звуки и не могли бы распознать, что это звуки слов. Мы могли бы принять их за звуки ветра, подобно тому как, например, мышь, услышав звуки речи, просто может сделать вывод о присутствии потенциальной угрозы.

Элементы концептуального познания

В любом случае, когда мы отчётливо воспринимаем что-либо посредством концептуальной категории, в этом процессе участвует несколько элементов, похожих на фильтры. Если мы представим их в виде схемы, то ближе всего к ментальному сознанию находится концептуальная категория. Затем идёт концептуальный изолят (ldog-pa), который также называется «определитель». Концептуальный изолят представляет собой двойное отрицание – «не не это», проще говоря «ничто иное, кроме этого». Таким образом, категория – это классификация чего-либо как «ничто иное, кроме этого». В этом смысле сама категория и является концептуальным изолятом. Концептуальный изолят также исключает из категории всё остальное, что не подходит под эту категорию. Также он может выделять пример того, что подходит под категорию, поэтому за концептуальным изолятом идёт ментальное представление, которое подобно ментальной голограмме. Это представление какого-либо примера, подходящего под данную категорию.

Приведу пример. Это очень просто. Подумайте о собаке. У всех в уме появятся разные идеи, разные картины того, как выглядит собака. Это наша идея о том, что такое собака. Существует категория «собака». Это концептуальная изоляция всего, что не является собакой. В уме каждого из нас эта категория представлена чем-то, что мы в нашем языке называли бы «моим представлением о собаке». Это невероятно. Все мы думаем о чём-то своём, все эти животные выглядят по-разному, но все мы думаем о собаке. Это удивительно.

То же самое касается звуковых категорий и связанных с ними концептуальных изолятов. У нас есть нечто, что представляет звуковую категорию в нашем концептуальном познании, нечто наподобие «внутреннего диалога», внутреннего голоса, произносящего звучание того или иного слова. Возьмём, например, имя Нагарджуна. На санскрите оно произносится как «Нагаарджуна». Оно заканчивается двумя короткими слогами «джу-на». Допустим, я слышу, как кто-то говорит «Нагарджууна», и для меня это звучит ужасно, но я понимаю, что человек говорит «Нагарджуна», потому что я концептуально отношу услышанное к звуковой категории «Нагарджуна», несмотря на то что в моём уме звук этого слова представлен как «Нагаарджуна». Ударение падает на второй слог, а не на третий, как представляет другой человек. Понимаете? «Мадхьямака», а не «мадхьямика». «Америка», а не «Америка» – пример, который я часто использую, чтобы проиллюстрировать этот случай с санскритским произношением. 

Это происходит всё время, не так ли? У меня есть идея о том, каким на вкус должен быть кофе. Я представляю этот вкус посредством идеи о вкусе. Кто-то приносит мне горячую коричневую жидкость, и я знаю, что это должен быть кофе. Однако у меня есть фиксированное представление о том, каким должен быть вкус кофе, и он отличается от вкуса этой горячей коричневой жидкости, которую мне принесли, но я всё равно способен понять, что это кофе.

Иногда мы называем такие идеи предубеждениями. У меня есть ранее сформированное мнение о том, каким должен быть вкус кофе. У нас возникает проблема, когда мы сильно привязываемся к своим концептуальным представлениям. Мы думаем: «Вкус кофе должен быть таким», а если мы получаем что-либо другое, мы думаем: «Это ужасный кофе». Мы раздражаемся. Беспокоящие эмоции возникают из-за того, что горячая коричневая жидкость, которую нам налили, не соответствует нашим предубеждениям и ожиданиям по поводу того, каким на вкус должен быть кофе. Она не соответствует тому образу, который представляет в нашем уме вкус кофе.

В целом сам концептуальный процесс не проблематичен. Проблема возникает тогда, когда мы привязываемся к своему представлению и думаем: «Вкус кофе должен быть только таким». Очень полезно попробовать заметить наши личные идеи о том, какими вещи должны быть, из-за чего мы используем это ужасное слово «должен»: «Это должно быть так. То, как я думаю, – это то, как должно быть». Но почему это должно быть так? Мы мировой диктатор, выпускающий распоряжение о том, каким должен быть вкус кофе, и запрещающий любые альтернативы? 

Итак, в случае с концептуальным отчётливым восприятием посредством звуковой категории мы слышим, как кто-то произносит звуки «пустотность», и концептуально отчётливо воспринимаем их, правильно считая, что мы услышали именно эти звуки и что это были звуки «пустотность». Кроме того, мы совершенно уверены, что это были звуки «пустотность» и никакие другие. Если мы отчётливо это восприняли, то позднее у нас не будет сомнений. Мы сможем правильно вспомнить звуки, которые слышали ранее. Если мы думаем, что услышали другие звуки, или мы не уверены, что мы слышали, значит мы не восприняли этот звук отчётливо. Если мы не обращали внимание на произносимые слова, то впоследствии мы не будем уверены по поводу того, что человек сказал, не так ли? Это происходит очень часто, например, когда мы слушаем очень длинную лекцию, которая кажется нам скучной.

Даже если мы отчётливо восприняли звуки «пустотность» и уверены, что услышали именно эти звуки, а не какие-либо другие, само по себе это ещё не предполагает знания того, что это звуки слова «пустотность» и тем более что мы понимаем смысл этого слова. Мышь тоже могла услышать звуки «пустотность», но она даже не знает, что это звуки какого-то слова. Чтобы мы, люди, поняли, что звуки «пустотность» – это звуки слова «пустотность», нам сначала нужно было узнать, что в обществе есть общепринятая условность считать звуковую категорию «пустотность» и звуки, которые относятся к этой звуковой категории, звуками какого-то слова, а именно слова «пустотность». Кто-то сказал нам о существовании этого слова, и теперь мы вспоминаем, что услышанные звуки – это звуки слова «пустотность».

Но чтобы сделать следующий шаг и отчётливо воспринять, что означает слово «пустотность», нам также нужно узнать, что в обществе есть общепринятая условность концептуально присваивать этой звуковой категории, соответствующим ей звукам, а также слову «пустотность» определённый смысл. Общество концептуально обозначило всё это смысловой категорией «отсутствие невозможных способов существования», и теперь нам также нужно вспомнить эту смысловую категорию. Общество пришло к согласию по поводу двух не отделимых друг от друга условностей о звуковой категории звуков «пустотность» и относящихся к ней звуков: они обозначены как звуки слова «пустотность, а также, будучи звуками слова «пустотность», они концептуально обозначены смысловой категорией «отсутствие невозможных способов существования».

Концептуальное отчётливое восприятие посредством смысловой категории

Что такое смысловые категории? Это явления-приписывания, которые существуют и могут быть познаны только на основе звуковых категорий, названных словами. Не бывает смысла, если это не смысл чего-либо, например смысл слова, и звуки не могут быть звуками слова, если нет никакого смысла, связанного с ними. В обратном случае звуки просто становятся шумом, подобным шуму дорожного движения. Поразмышляйте об этом.

Например, давайте рассмотрим смысловую категорию «отсутствие невозможных способов существования». Каждая из индийских буддийских философских школ, а также некоторые тибетские традиции дают разные определения невозможных способов существования, которые отсутствуют. Однако все эти разные смыслы относятся к смысловой категории «отсутствие невозможных способов существования». Эта смысловая категория может быть явлением-приписыванием на основе множества разных звуковых категорий слов, имеющих одно и то же значение, например звуковых категорий слов «пустотность» и «пустота» в русском, voidness и emptiness в английском, Leerheit в немецком, vacuité во французском и так далее. Есть много слов, которым был присвоен смысл «отсутствие невозможных способов существования».

Однако не все смыслы, которые познаются посредством смысловой категории «отсутствие невозможных способов существования», могут достоверно относиться к этой категории. Например, смысл «отсутствие какого бы то ни было существования» не может достоверно к ней относиться. Такая смысловая категория – это уже достоверное явление-приписывание на основе звуковой категории слов «позиция нигилизма», а не на основе звуковой категории слова «пустотность». Таким образом, концептуальное отчётливое восприятие посредством смысловой категории, например «отсутствие невозможных способов существования», должно иметь достоверный смысл, который действительно представляет эту категорию, например «отсутствие самодоказанного существования». Термин самодоказанное существование также переводят как «самосущее существования» или «существование в силу собственной природы».

Важно осознавать, что сами звуки не являются самодоказанными звуками слов и что слова не являются самодоказанными как слова, имеющие конкретный смысл. Звуки должны быть назначены звуками слов, а словам должен быть концептуально присвоен смысл. Другими словами, звуки могут быть доказаны как звуки слов лишь зависимо от того, что их решили считать звуками слов на основе условности, а слова могут быть доказаны как слова, имеющие смысл, лишь зависимо от того, что их ментально обозначили таким образом, тоже на основе условности. Более того, какой бы смысл ни был присвоен звукам слов на условном уровне (например, когда звуки «пустотность» названы звуками слова «пустотность» и концептуально обозначены как имеющие смысл «отсутствие невозможных способов существования»), это не должно противоречить достоверному познанию учения, полученного из достоверных источников информации. 

Вот простой пример: что такое любовь? Кто-то произносит звуки: «Я тебя люблю», мы их слышим и различаем их как звуки слов. Кроме того, у этих слов есть смысл. При этом неважно, на каком языке говорит человек. Он мог произнести звуки ich liebe dich («я тебя люблю» на немецком). Мы думаем, что на немецком эти слова означают то же самое, что и на нашем языке. Но затем мы концептуально представляем смысловую категорию «любовь» нашей собственной, личной идеей о том, что значат слова «я тебя люблю», и проецируем этот смысл на звуки слов, которые мы услышали. Из-за этого часто и возникает запутанность. 

Я приведу классический пример из своего опыта. Как вы знаете, в разных европейских странах, когда мужчина встречает женщину, он прикасается своей щекой к её щеке или просто приближается к ней, но не касается, и произносит звук «муа», означающий поцелуй. В некоторых странах или регионах это один поцелуй, в некоторых два, три или четыре. В некоторых странах губы мужчины не должны прикасаться к щеке женщины, а в других могут прикасаться. Это просто приветствие. Один раз я сделал этот жест слишком много раз для культуры определённой европейской страны и, кажется, мои губы прикоснулись к щеке женщины. Она поняла это совершенно неправильно, подумав: «Этот мужчина проявляет ко мне сексуальное внимание», хотя я совершенно не вкладывал в свой жест этот смысл. Поразмышляйте об этом.

Это интересно. В разных культурах у слов может быть разный смысл. Например, если в Латинской Америке сказать: «Приходи в шесть часов», это, разумеется, не значит, что вас приглашают к шести, и никто не придёт к шести. Это значит приходите к семи или даже позже. Если мы выросли в Германии или Швейцарии, приехали в Латинскую Америку и нас приглашают в гости к шести, то мы придём ровно в шесть, но человек ещё даже одеться не успеет.

Когда кто-то говорит: «Я тебе позвоню», означает ли это, что человек на самом деле собирается нам позвонить? Или это просто вежливость? Как мы понимаем смысл этих слов? 

Откуда мы знаем, что смысловые категории, которые мы присваиваем услышанным звукам слов, правильны и что мы отчётливо восприняли и правильно поняли их смысл? Мы можем применить те же самые три критерия достоверности какого-либо смысла, как мы делали на примере с плачущим младенцем.

[1] Прежде всего смысл должен соответствовать условности, по поводу которой согласилась группа людей, – что эти звуки являются звуками слова, а у слова есть определённый смысл. Мы услышали просто звуки, и в них нет ничего самосущего, что делало бы их звуками какого-либо слова, и в слове нет ничего самосущего, что придавало бы ему какой-либо смысл. Какая-то группа людей договорилась, что эти звуки будут звуками слова «пустотность», а это слово будет означать «отсутствие невозможных способов существования». Это условность. Именно так работает язык, если об этом поразмышлять.

Это первое, что нам нужно проверить: существует ли в данном обществе общепринятая условность, что определённые звуки, каким бы образом их ни произносили, являются звуками слова и что у этого слова есть определённый смысл? То же самое касается написанного или напечатанного слова. Читая книгу, мы видим лишь линии, и не более того. Что мы видим, когда смотрим на китайские иероглифы? Линии. Если мы не умеем читать по-китайски, мы даже не сможем различать их как слова, не говоря уже о том, чтобы понимать их смысл. Мы можем воспринять их просто как красивое художественное изображение. 

Вы когда-нибудь слышали, как человек говорит на иностранном языке, который вы не понимаете? Для нас это просто звуки. Мы даже не сможем отделить слова друг от друга, не правда ли? Нам нужно применять к тому, что мы слышим, звуковые категории, различать их как звуки слов и помнить смысловые категории, соответствующие этим словам.

Итак, мы слышим звуки «пустотность» и отчётливо воспринимаем их концептуально посредством звуковой категории «пустотность». Затем мы отчётливо воспринимаем эти звуки концептуально, относя их к смысловой категории «звуки слова», а затем концептуально отчётливо воспринимаем их посредством смысловой категории «отсутствие невозможных способов существования». Чтобы проверить, удалось ли нам отчётливо воспринять смысл, то есть воспринять его точно и правильно, нужно убедиться, что это звуки «пустотность», и существует условность, что эти звуки являются звуками какого-то слова, и существует условность, согласно которой у этого слова «пустотность» есть определённый смысл, а именно «отсутствие невозможных способов существования». Также существует условность, что конкретный смысл, которым я представляю в своём уме «отсутствие невозможных способов существования» (то, как я это понимаю), достоверно соответствует этой смысловой категории.

[2] Во-вторых, мы проверяем, что этот смысл «пустотности» не противоречит классическим текстам и объяснениям компетентных учителей. Да, мы увидим такое определение в текстах и в объяснениях учителей. Слово «пустотность» может иметь такой смысл. Это второй шаг для проверки отчётливого восприятия смысла.

[3] Наконец, мы проверяем, что этот смысл не противоречит глубочайшей истине, которую неконцептуально познают арьи. Арьи познают, что у слов нет присущего им смысла, который находился бы где-то внутри них и был бы обнаружимым независимо от умственного обозначения. Слово «пустотность» используется множеством разных буддийских школ и имеет разные определения, так что у него нет единственного самосущего смысла. Вот почему я использую термин «отсутствие невозможных способов существования»: он охватывает определения всех школ.

Даже если мы точно и с уверенностью отчётливо восприняли услышанные нами звуки как звуки «пустотность» и как звуки какого-то слова, и даже если мы правильно и с уверенностью отчётливо восприняли смысл слова «пустотность» как «отсутствие невозможных способов существования», это необязательно означает, что мы понимаем пустотность. Есть большая разница между таким отчётливым восприятием и тем, что мы бы назвали пониманием пустотности.

Такое часто происходит, когда мы читаем сложный текст, например текст Цонкапы. Мы читаем всё предложение, правильно и с уверенностью отчётливо воспринимаем каждое слово и смысл каждого слова, но совершенно не понимаем всё предложение. Мы можем даже точно и с уверенностью отчётливо воспринять разные уровни смысла слова «пустотность» – что оно означает в читтаматре, в сватантрике и прасангике, – то есть знать их, но всё равно не понимать. Конечно, перед тем как мы поймём, что Цонкапа говорит о пустотности, нам сначала необходимо отчётливое восприятие слов и их определений в его текстах: на этом уровне наше понимание также должно быть точным и уверенным.

Помимо этого также следует разобраться, что необходимо, чтобы на самом деле понять слова Цонкапы. Поразмышляйте над этим. Что ещё нам нужно? Как вы думаете? Что ещё, кроме правильного и уверенного отчётливого восприятия нам нужно, чтобы сказать, что мы поняли пустотность? Мы можем узнать слово «пустотность», кто бы его ни произнёс и как бы оно ни было написано. Мы знаем определение. Что ещё нам нужно, чтобы можно было утверждать, что мы поняли?

Опыт.

Какой опыт?

Если я живу на острове, где всегда жарко, и никогда не видел снега, и кто-то говорит мне, что такое снег, конечно, я смогу очень хорошо его описать, но я сам его не видел, поэтому я не знаю, что это такое на самом деле. 

Как это связано с пустотностью? Мы не сможем понять её, пока не переживём на опыте? Но что значит «переживание на опыте» и как мы переживаем пустотность? Давайте будем немного более точными.

Мы должны её знать.

Что это означает? Что значит «знать» что-либо? Мы можем знать определение пустотности, но всё же не понимать его. Обычно в нашей западной терминологии мы говорим, что, если мы видели снег, то теперь мы знаем, что такое снег. Мы можем «знать», что это, но можем не понимать, чем он является. Как возникает снег? Почему он имеет такую форму и такой цвет? Мы можем совершенно этого не понимать. В этом случае мы «поняли» снег? Я думаю, что нет. Но если мы скажем: «Теперь я знаю, что такое снег, потому что я его видел», это уже другое. Но мы не знаем или не понимаем, почему каждая снежинка не похожа на другие, а значит на самом деле не понимаем, что такое снег.

Я бы предположил, что для понимания пустотности нам нужно не просто отчётливо воспринять слово и его определение, но и отчётливо воспринять, что из этого следует. Цонкапа объясняет, что, поскольку слово «пустотность» означает отсутствие невозможных способов существования, из этого следует, что зависимое возникновение непреложно, то есть пустотность не противоречит тому факту, что результаты возникают в зависимости от причин. 

Но и одного лишь отчётливого восприятия, то есть точного и уверенного знания того, что из этого следует, в дополнение к пониманию определения пустотности, я думаю, всё же недостаточно для понимания пустотности. Помимо этого, я также предполагаю, что нам нужно сопоставить наше гипотетическое понимание пустотности со многими другими учениями, которые мы получили, и применить его к анализу других тем, таких как карма. Соответственно, критерий понимания пустотности заключается в том, что мы можем применить наше понимание к источнику страдания и это принесёт заявленный результат, то есть избавит нас от страданий или хотя бы уменьшит их. Тогда у нас появится уверенность в том, что наше понимание пустотности правильное.

Когда мы что-либо поняли, это всё равно интеллектуальное понимание? Будет ли оно требовать размышлений? Это всё ещё мышление? 

Это затрагивает вопрос о разнице между концептуальным и неконцептуальным пониманием, к которому мы перейдём позже. Но если говорить о мышлении, есть разница между появлением мысли, то есть простым познанием объекта посредством ментального сознания (концептуально или неконцептуально), и мышлением в том смысле, что мы концептуально проходим по цепочке мыслей, например по цепочке умозаключений. Чтобы ответить на ваш вопрос, нужно понять, как интеллектуальное познание соотносится с мышлением посредством цепочки умозаключений. Это не так-то просто. 

Но давайте вернёмся к концептуальному познанию пустотности. Когда у нас появляется правильное познание пустотности, включающее в себя понимание того, что из этого следует и как это применять на практике, и мы концептуально сосредотачиваемся на пустотности, то, хотя мы отчётливо воспринимаем пустотность правильно и с уверенностью, мы одновременно с этим не думаем о том, что из этого следует и как это применять. Тем не менее наше отчётливое восприятие опирается на силу скрытых склонностей, которые остались от случавшегося в прошлом отчётливого восприятия того, что следует из пустотности и как применять её на практике. Эта сила присутствует на заднем фоне, можно сказать, в бессознательном. Наше концептуальное познание опирается на эту силу, но в этот момент мы не думаем обо всех следствиях пустотности и о её практическом применении.

Наше познание пустотности концептуально, то есть оно происходит посредством категории, в данном случае категории объекта «пустотность». И на тибетском, и на санскрите термин «категория объекта» – это тот же самый термин, что и «смысловая категория». Каков смысл слова «пустотность» и к какому познаваемому объекту оно относится? Оно означает пустотность (смысловая категория) и ссылается на пустотность как на познаваемый объект (категория объекта). Каждый раз, когда мы медитируем на пустотность, возникающая в уме ментальная голограмма, представляющая пустотность, немного отличается от предыдущих, но все эти концептуальные представления соответствуют смысловой категории (категории объекта) «пустотность».

Концептуальное познание пустотности посредством смысловой категории (категории объекта) «пустотность» необязательно должно сопровождаться вторым актом концептуального познания посредством звуковой категории «пустотность», представленной в нашем уме ментальной голограммой звучания слова «пустотность». Необязательно, чтобы голос в нашей голове произносил слово «пустотность», когда мы концептуально познаём пустотность. Нам нужна просто точная идея, что значит «пустотность», и уверенность в этом. Это отчётливое восприятие. 

Если мы уже до этого поняли, что следует из пустотности и как её применять, и если наше концептуальное отчётливое восприятие поддерживается силой этих бессознательных склонностей, тогда, я думаю, можно сказать, что мы на самом деле понимаем пустотность, когда отчётливо воспринимаем её концептуально. Когда мы сосредотачиваемся на пустотности посредством смысловой категории (категории объекта), знание того, что следует из пустотности и как её применять, присутствует бессознательно в фоновом режиме.

Понимаете? Нет? Давайте разбирать шаг за шагом.

Мы анализируем, что следует из учения о пустотности и как применять его на практике. Мы проанализировали пустотность и применили её во многих повседневных ситуациях. Мы сопоставили её с разными другими учениями, которые мы слышали, например о непостоянстве и с причинно-следственной связи в поведении (карме). Мы знаем, что наш анализ точный, мы уверены в этом, потому что наша концепция пустотности соответствует всем полученным учениям и помогает их понять. Мы пришли к этому выводу благодаря аналитической медитации с помощью достоверного познания, основанного на выводах, а также благодаря неформальному размышлению о наставлениях Дхармы в свете пустотности и благодаря применению того, что мы поняли, к решению проблем в нашей жизни, так что это помогло нам избавиться от несчастья, по крайней мере временно, в конкретной ситуации. Мы повторяли эту аналитическую медитацию много раз, благодаря чему по-настоящему осмыслили все эти следствия, вытекающие из учения о пустотности, и мы полностью убеждены, что наше представление о пустотности правильное, поскольку оно помогло нам справляться с проблемами.

Далее, в стабилизирующей медитации мы концептуально однонаправленно сосредотачиваемся на пустотности. Нам нужно или сначала сформировать идею о том, что значит пустотность (то есть концептуальное представление о пустотности), пройдя по цепочке умозаключений, или мы должны быть уже настолько знакомы с концепцией пустотности, что нам не нужно проходить ни через какую цепочку умозаключений: у нас просто сразу появляется идея, ментальное представление о том, что значит пустотность. Однако это всё ещё концептуальное познание, которое происходит посредством смысловой категории (категории объекта) «пустотность».

Когда мы концептуально однонаправленно сосредотачиваемся на пустотности посредством смысловой категории (категории объекта), в этот момент мы не думаем о разных следствиях, вытекающих из учения о пустотности, и о применении этого учения на практике. Но мы знаем об этих следствиях и о практическом применении, потому что уже поработали над этим. Анализируя эти вопросы ранее, мы накопили определённую силу, которая теперь помогает нам, когда мы сосредотачиваемся на пустотности.

Понимаете? Поразмышляйте об этом немного.

Я приведу более простой пример. Мы встречаем друга, у которого есть проблема. Он рассказывает нам, что у него депрессия. Мы сосредотачиваемся на его ситуации посредством категории объекта «мой друг» и категории объекта «проблема».

У нас уже есть довольно много информации о нашем друге. Мы знаем, что он потерял работу и что у него есть семья. Мы знаем о его прошлом. Чем больше подробностей мы знаем о нашем друге и о следствиях всего этого в контексте его нынешней ситуации, тем лучше мы поймём его проблему, связанную с депрессией. Сосредотачиваясь на друге и его проблеме, мы не будем сознательно вспоминать всю эту информацию и сознательно об этом размышлять. Всё это фоновые знания.

Также мы знаем, какие следствия вытекают из разных проблем, например из депрессии. Мы уже размышляли о том, что у проблем есть причины и что, изменив обстоятельства, закрепляющие эти проблемы, мы сможем изменить ситуацию. Нам не нужно размышлять обо всех этих следствиях сознательно, когда мы сосредотачиваемся на нашем друге и его проблеме. Однако мы уже анализировали это в прошлом на основе нашего опыта, логики и так далее.

Этот процесс концептуального понимания протекает у нас всё время. Давайте рассмотрим ещё один пример. Наш компьютер работает не так, как мы ожидаем, поэтому мы концептуально воспринимаем его посредством категории «глючащий компьютер». Если у нас есть знания, позволяющие сделать вывод о том, с чем связаны возникающие ошибки, если мы знаем, что случилось и как это исправить, то, концептуально сосредоточившись на плохо работающем компьютере, мы поймём проблему и будем точно и с уверенностью знать, что делать. Наше понимание сбоев будет опираться на силу наших накопленных ранее знаний о том, что подразумевает та или иная проблема: если с компьютером происходит это, то причина в этом, и чтобы исправить ошибку, нам нужно сделать это. Вот как мы что-либо понимаем.

Есть ли у вас вопросы? 

Использование слова «пустотность»

Мой вопрос связан с использованием термина «пустота»: что он вообще должен означать и есть ли другое объяснение этого слова, которое меньше сбивает с толку? У многих людей появляются всевозможные странные идеи, когда они слышат термин «пустота».

Спасибо большое, вы дали мне возможность объяснить, почему я не использую слово «пустота» и предпочитаю переводить санскритское слова шунья (śūnya) и шуньята (śūnyatā) как «пустотность». Санскритское слово шунья также означает «ноль». Оно не означает «ничто», оно означает «отсутствие». Что отсутствует? Невозможные способы существования. Ничего подобного не существует, это невозможно. Разные индийские системы по-разному объясняют, какие именно способы существования отсутствуют.

Для перевода этого термина используются два слова – пустота и пустотность.

• Слова «пустота» и «пустой» подразумевают присутствие чего-то – какой-то самосущей, самодоказанной вещи. Она предстаёт перед нами на условном уровне и существует, но на глубочайшем уровне внутри неё отсутствует что-то невозможное. Она пуста, подобно стакану воды.
• «Пустотность», с другой стороны, просто означает, что какого-то невозможного способа существования нет. Это просто отсутствие. 

«Пустота» – подходящий термин для перевода термина шуньята в контексте философии читтаматры и сватантрики.

• В читтаматре утверждается, что формы физических явлений обладают самодоказанным, истинным существованием, которое можно доказать независимо от умственного обозначения. Соответственно, они предстают перед нами на условном уровне и обнаружимы в сенсорном познании. Но с точки зрения глубочайшей истины, появляясь в сенсорном познании, они «пусты», поскольку лишены собственного порождающего источника (натального источника), отличного от порождающего источника сознания и ментальных факторов, которые их познают.
• В сватантрике утверждается, что все явления обладают самодоказанным существованием. Они предстают перед нами на условном уровне и обнаружимы в таком виде. Но с точки зрения глубочайшей истины они «пусты», поскольку лишены истинного существования, доказанного независимо от умственного обозначения, а также истинного существования, доказанного лишь в контексте умственного обозначения.

Перевод «пустота» подходит для этих двух философских систем, поскольку для них условные объекты подобны пустым стаканам. Но этот перевод не подходит для позиции прасангики. Прасангика просто утверждает, что самодоказанного существования не бывает вообще – ни доказанного независимо от умственного обозначения, ни доказанного на основе сочетания умственного обозначения и чего-либо ещё. Более того, самодоказанное существование невозможно и полностью отсутствует и с точки зрения условной, и с точки зрения глубочайшей истины. В соответствии с воззрением прасангики все явления просто лишены невозможных способов существования и нет ничего обнаружимого вообще, в то время как в соответствии с воззрениями читтаматры и сватантрики явления подобны обнаружимым пустым стаканам – обнаружимым стаканам, внутри которых нет невозможных способов существования.

Давайте рассмотрим простой пример. Ребёнок думает, что под кроватью чудовище. У него есть идея о чудовище, категория «чудовище», представленная в его уме каким-то страшным на вид существом, и ребёнок проецирует, что чудовище находится под кроватью. Однако чудовищ не существует, поэтому ничто не может существовать как чудовище. На языке технических терминов мы бы сказали, что у категории «чудовище» нет соотносимого объекта (btags-chos). Категория «чудовище» и слово «чудовище» не относятся ни к чему реальному, хотя их можно концептуально представить в виде чудовища из мультфильма.

В этой аналогии понимание шуньяты в читтаматре и сватантрике заключается в том, что под кроватью на самом деле можно обнаружить кота, но кот не существует как чудовище, потому что это невозможный способ существования. Понимание прасангики заключается в том, что под кроватью вообще нет ничего обнаружимого, так как ничто не может существовать как чудовище. 

Таким образом, с точки зрения читтаматры и сватантрики, существует нечто обнаружимое, что «пусто» в том смысле, что не существует как чудовище (поскольку это невозможно). С точки зрения прасангики, существует лишь полное отсутствие существования в качестве чудовища. Ничего подобного нет, не было и не будет, это невозможно.

Возвращаясь к объяснению о представлении вещей в виде голограмм, что если за пределами этой природы голографического представления нет никакого соотносимого объекта?

Вы имеете в виду, если ментальная голограмма возникает как чудовище, то что это такое? Голограмма чудовища возникает на основе представлений из мультфильмов и фильмов – о Дракуле, Франкенштейне и так далее. Тем не менее настоящих чудовищ не существует.

Я часто использую пример с куриными губами. Мы можем представить губы у курицы, но это не куриные губы, потому что их не существует. Мы можем представить у курицы человеческие губы, как у Дональда Дака или его подружки Дэйзи. Это не куриные губы, потому что куриных губ не бывает.

Нам нужно углубиться в терминологию. Существует термин денпар друбпа (bden-par grub-pa), на санскрите сатьясиддха, который обычно переводят как «истинное существование». Денпар (сатья) означает «истинное». Хотя многие переводят слова друбпа и сиддха как «существование», они не означают существование. Они означают «установленный», «утверждённый», «доказанный». Здесь поднимается вопрос о том, как мы можем утверждать, установить или доказать, что что-либо существует. Что доказывает, что какое-либо явление существует?

Например, собака. Что доказывает, что существует собака? Что такое собака? Мы можем лишь сказать, что собака – это то, к чему относятся концепция «собака» и слово «собака» на основе принятой в обществе условности, что определённая группа животных будет обозначаться и называться «собака». Это так, причём нам необязательно называть их собаками или считать их собаками или чем-либо другим. Со стороны этого животного нет ничего обнаружимого, что доказывало бы, что это собака. Что мы могли бы там найти? Там есть маленький ярлык «собака»? Есть ли что-либо обнаружимое со стороны самих животных?

Что вообще доказывает, что что-либо является вещью – достоверно познаваемым объектом? Вокруг этого есть линия, которая отделяет это от всего остального и делает вещью? Оно обёрнуто в пластиковую упаковку и отделено от всего остального? Это доказывает, что это вещь? Всё существует как в детских книгах-раскрасках: вокруг всего есть линии, а мы просто добавляем цвета? Хотя остальные философские системы утверждают именно это, прасангика приводит весомое опровержение.

Для умственного обозначения посредством концепций (категорий) необходима основа для обозначения (gdags-gzhi) – то, на основе чего концепция будет обозначена. Конкретная концепция не может быть обозначена просто на основе чего угодно. У основы должны быть определяющие характеристики, общие для категории и всех частных случаев внутри этой категории. Но даже определяющие характеристики, например характеристики собаки, такие как строение ДНК, не могут быть обнаружены на стороне основы для обозначения. Если мы проанализируем, ДНК состоит из белков, белки – из молекул, молекулы – из атомов, атомы – из субатомных частиц и так далее. В конце концов мы не найдём на стороне животного ничего, что само по себе или в сочетании с умственным обозначением доказывало бы, что это собака.

Так что же доказывает, что это животное – собака? Мы можем лишь сказать, что собака – это то, к чему относятся концепция и слово «собака», которые обозначены на основе какого-то животного с подходящими определяющими характеристиками, служащего основой для обозначения. Даже существование определяющих характеристик собаки устанавливается лишь в контексте умственного обозначения. Кто-то должен определить, что такой-то паттерн ДНК является определяющей характеристикой собаки, концептуально обозначить и назвать его собакой, а другие должны принять это в качестве общепринятой условности. Сама ДНК – это просто группа белков, которые состоят из молекул, и так далее.

Важно отделить соотносимый объект от соотносимой «вещи». В тибетском это два разных слова – тагчо (btags-chos, соотносимый объект) и тагдон (btags-don, соотносимая «вещь»). Концепция и слово «собака» к чему-то относятся. На условном уровне собаки существуют. Это объекты, соотносимые с концепцией и со словом «собака», умственно обозначенными на основе определённой группы животных. Буддизм это не отрицает. Однако их существование в качестве собак может быть доказано только в зависимости от их умственного обозначения общепринятой концепцией «собака» и наименования словом «собака». Они не являются самодоказанными собаками в силу чего бы то ни было обнаружимого в них самих. Это просто объекты, соотносимые с концепцией и словом «собака».

С другой стороны, соотносимая «вещь», – это нечто, что самодоказанно существует как собака (доказывает это со своей собственной стороны), позволяя нам правильно обозначать и называть это собакой. В данном случае это было бы животное, которое на условном уровне кажется собакой и является собакой. Это нечто, что служит фокальной опорой (dmigs-rten), позволяющей правильно обозначить и назвать это собакой. В некотором смысле, соотносимая «вещь» поддерживает объект, соотносимый с концепцией и словом «собака». Другими словами, соотносимая «вещь» – это какое-то животное, которое кажется собакой, но в ней есть что-то ещё, что доказывает, что это собака. С точки зрения сватантрики, то, что это действительно собака, доказывается в силу того, что её можно достоверно концептуально познать как соответствующую категории «собака», подобно прочной вещи, которую кладут в ящик. С точки зрения прасангики, соотносимых «вещей» не существует.

Я приведу простой пример. Я часто привожу в качестве примера цвета, например оранжевый, поскольку это очень легко понять. Существует ли оранжевый цвет? Что доказывает, что есть такая вещь, как оранжевый цвет? Оранжевый цвет – это просто нечто, к чему относятся концепция и слово «оранжевый», умственное обозначенные на основе определённого диапазона частот цветового спектра. Оранжевый цвет – это объект, соотносимый с умственным обозначением и словом «оранжевый». На стороне цветового спектра нет ничего, что доказывало бы, что определённый диапазон частот является «оранжевым». В цветовом спектре нет стен, разделяющих его на части, как будто с одной стороны стены находится красный цвет, а с другой – оранжевый. Существование оранжевого и красного доказывается лишь в контексте умственного обозначения.

Однако умственное обозначение и наименование не носят произвольный характер. Чтобы быть достоверными, они должны удовлетворять трём критериям Дхармакирти, о которых мы говорили: должна существовать общепринятая условность об оранжевом и красном, и это не должно противоречить достоверному познанию условной и глубочайшей истины.

Давайте для примера рассмотрим любовь. Что такое любовь? Это просто то, к чему относятся слово и концепция «любовь», обозначенные на основе каких-то эмоций. Существует ли любовь? Конечно, на условном уровне есть нечто, что мы называем «любовью»; это общепринятая в обществе условность. Но существует ли где-то внутри всех эмоций, которые испытывает каждый человек, обнаружимый ящик «любовь». Есть ли такой ящик в уме каждого человека? Когда мы чувствуем любовь, мы чувствуем нечто, что лежит в этом ящике? Нет. 

Что полностью отсутствует? Обнаружимая «вещь», как будто обведённая сплошной линией, обёрнутая в пластиковую упаковку, находящаяся в обнаружимом ящике в нашем уме, подобно конфете в коробке шоколадных конфет, и доказывающая, что она является любовью со своей собственной стороны; и как будто, когда мы чувствуем любовь, мы берём конфету из коробки и пробуем её на вкус.

Если мы считаем, что на условном уровне существует обнаружимый соотносимый объект, но с точки зрения глубочайшей истины он не существует как соотносимая «вещь», то мы мыслим как сватантрики: мы думаем, что под кроватью есть обнаружимый кот. Что доказывает, что он существует как кот? Не только то, что это действительно кот, но и то, что его можно достоверно обозначить как «кота». Ни один из двух критериев сам по себе не доказывает, что это кот, существующий сам по себе, со своей собственной стороны. Испуганный ребёнок обозначает его как «чудовище», однако это не доказывает, что он существует как чудовище, поскольку чудовищ не бывает.

С другой стороны, если мы скажем, что соотносимых «вещей» не существует, и сосредоточимся на полном отсутствии соотносимых «вещей», опираясь на силу предыдущего понимания того, что существование вещей может быть доказано лишь как объектов, соотносимых с умственным обозначением, значит мы мыслим как прасангики: чудовищ не существует и под кроватью нет ничего обнаружимого, что могло бы доказанно существовать как чудовище.  

Вы понимаете, что я объяснил по поводу соотносимых объектов и соотносимых «вещей»? Какие шаги нам нужно сделать, чтобы это понять? Сначала нужно услышать это объяснение, и наше восприятие услышанного должно быть точным и уверенным, чтобы впоследствии мы смогли точно и с уверенностью вспомнить, что я сказал. У нас есть запись лекции, что упрощает задачу. Затем нам нужно поразмышлять о том, что это значит. Чтобы понять смысл моих слов, можно начать с простых примеров, например с чудовища под кроватью. Затем мы сможем рассмотреть примеры из собственного опыта. Не создаём ли мы несчастье и страдание для самих себя, когда думаем: «Ты меня не любишь», представляя, что любовь – это соотносимая «вещь», самодоказанная и обнаружимая где-то на спектре всех эмоций, как если бы другой человек не залез в ящик под названием «любовь» и не направил эту эмоцию на нас?

Существует ли любовь? Конечно. Что доказывает, что она существует? У нас есть концепция «любовь» и слово «любовь». Люди в обществе договорились по поводу определяющих характеристик какой-то группы эмоций и договорились называть её любовью, и это слово к чему-то относится. Однако оно относится не к какой-то обнаружимой вещи, которая существует как любовь потому, что это доказывает определяющая характеристика, обнаружимая с её стороны. Её существование как любви не может быть доказано таким невозможным способом. Вот что отсутствует – настоящая соотносимая «вещь», полностью соответствующая концепции или слову «любовь». Вот что такое пустотность. Смысл не в том, что существует обнаружимый стакан, но он пуст. Скорее, мы говорим просто о пустотности.

Я также хотел кое-что сказать о концептуальном познании. Например, у нас есть категория «любовь». Мы думаем в терминах этой категории и представляем её в виде чего-то; у нас есть наше личное представление о любви. Затем нам кажется, что это и есть подлинная соотносимая вещь, соответствующая нашей концепции «любви». Нам кажется, что наша личная идея о любви – это единственная реальная любовь. Далее, если другой человек не выражает нам то, что мы считаем любовью, мы делаем вывод, что он нас не любит. Это проблема, не правда ли? Такое мышление приводит к проблемам и страданию.

Когда мы осознаём, что наше личное представление о любви, за которое мы цепляемся как за соотносимую «вещь», полностью соответствующую нашей концепции и слову «любовь», – когда мы точно и уверенно понимаем, что это абсурдно и не существует обнаружимых соотносимых «вещей», которые полностью соответствовали бы нашим концепциям и словам, – мы избавляемся от цепляния. Это подобно пониманию пустотности. Когда мы снова начинаем беспокоиться и думать: «Ты меня не любишь», мы просто останавливаем это при помощи понимания умственного обозначения и пустотности. Мы ясно понимаем: «Это нелепо». 

Каким образом у нас появляется уверенность, что любовь не может существовать как соотносимая «вещь», которая кажется нам единственной настоящей любовью? Благодаря анализу логических последствий, которые последовали бы, если бы воображаемое нами было бы истинным. Если любовью была бы только одна вещь, которую мы считаем любовью, то мы во всех случаях чувствовали бы одну и ту же любовь – к своему сексуальному партнёру, к своему ребёнку, матери, стране, машине и собаке. Но это абсурдно, не правда ли? Очевидно, что это не так. Мы анализируем логические выводы, следующие из наших ошибочных убеждений, и заключаем: «Это глупо. Почему я в это верю?» Затем мы с уверенностью просто убираем это из нашего мышления.

Если мы поняли пустотность правильно, то есть точно и с уверенностью, а также поняли всё, что из неё следует, мы сможем применять своё понимание к трудным ситуациям в нашей жизни, как в нашем примере с любовью, и мы получим заявленные результаты – наше страдание будет устранено или по крайней мере уменьшится, проблем станет меньше. Если мы применяем наше понимание пустотности, но никакого улучшения не происходит или наше несчастье только возрастает, это значит, что у нас нет правильного понимания пустотности.