Буддийский анализ: общее и частное

Думаю, чтобы понятнее описать, что имеется в виду под общим, можно сказать, что это ментальный синтез. Другими словами, мы говорим о синтезе различных явлений в более крупную единицу. В соответствии с традицией гелуг некоторые типы синтеза происходят естественным образом, например синтез частей в единое целое. Другие являются продуктом ума, например объединение множества существ, которые выглядят по-разному, в концептуальную категорию «животное». Другие традиции говорят, что все виды синтеза создаются умом, хотя ментальный синтез необязательно должен быть активным процессом. 

Я приведу простой пример с животными. Нам необязательно перебирать каждое отдельное существо, каждый частный случай, чтобы объединить их в одну группу и сказать: «Я буду называть их всех животными». Это не активный процесс. Сейчас речь не о том, называем ли мы этих существ каким-нибудь словом: мы говорим об объединении их в одну группу. Наименование группы словом – это отдельная тема.

Очень интересно, как мы узнаём о таких группах впервые. Младенец почти всё помещает в группу «съедобное» – «всё то, что можно положить в рот». Со временем ему нужно понять, что некоторые вещи не относятся к этой группе. Как бы то ни было, давайте не будем вдаваться в подробности этой интересной темы о том, как мы изучаем группы.  

Тем не менее слово «синтез» не всегда подходит. Иногда больше подходит слово «категория», иногда – «общее». Мы с вами рассмотрим, чем эти случаи отличаются. В санскрите и в тибетском всё это обозначается одним словом. Речь идёт о явлении, которое является общим для всех отдельных случаев, на основе которых оно приписано. Так звучит определение. Это явление-приписывание. Вот что я имею в виду под ментальным синтезом. У нас есть отдельные существа, и мы концептуально объединяем их в одну группу и приписываем на основе этой группы категорию «животные». Таким образом, ментальный синтез – это приписывание поверх частных случаев, то есть концептуальное обозначение на их основе. Тем не менее «обозначение» необязательно подразумевает, что оно происходит вербально, равно как не означает, что кто-нибудь должен активно приписывать синтез. Поразмышляйте об этом.

[пауза]

Давайте придерживаться объяснений традиции гелуг. Некоторые продукты синтеза представляют собой функциональные явления, то есть нестатичные явления, меняющиеся от момента к моменту и подверженные влиянию причин и условий. Например, тело – это результат синтеза частей тела, явление-приписывание, которое может существовать и быть познано только на основе своих частей. Никому не приходится соединять туловище, четыре конечности и другие части тела, а потом на этой основе приписывать тело, чтобы у нас появилось целое тело. Существуют также такие группы, как футбольная команда, которую нужно образовывать, собирая вместе её участников. Другие результаты синтеза – это нефункциональные явления, то есть не подверженные влиянию причин и условий статичные явления, которые не меняются от момента к моменту. Это категории, например категория «животные» как ментальное обозначение, приписанное на основе множества видов животных.

Общее в контексте условных объектов 

Синтетическое ментальное соединение

Что касается условных объектов, во-первых, существует синтетическое соединение (tshogs-spyi). Под синтетическим соединением подразумевается целое как явление-приписывание на основе соответствующих частей. Если пользоваться классификацией сватантрики-саутрантики, существуют составные формы (bsags-pa’i gzugs), то есть формы физических явлений, которые состоят из частиц и/или частей. Части и частицы нашего тела соединяются друг с другом (например, конечности и туловище), образуя цельную массу (gong-bu). По мере взросления наши конечности растут, а вместе с ними растёт и меняется наше тело. 

Также существуют сгруппированные формы (bsdu-pa’i gzugs), части которых не соединяются друг с другом. Например, лес – это группа деревьев. Лес разрастается или уменьшается в зависимости от того, сколько в нём деревьев.

Ментальный синтетический тип

Ещё одна разновидность функционального синтеза, связанная с условными объектами, – это синтетический тип (rigs-spyi). Здесь имеется в виду то, к какому типу относится объект, какого он сорта. Объект может быть механизмом, животным, компьютером. 

У нас есть целый компьютер, то есть компьютер представляет собой целый объект. Это явление, приписанное на основе всех его частей. Есть разные типы компьютеров. Помните наш пример? В нём были чёрный ноутбук Dell и серый Apple. То, к какому типу они относятся, – это ментальный синтетический тип, который также представляет собой явление-приписывание поверх основы, то есть отдельных компьютеров. Всё это компьютеры. Функционируют ли компьютеры? Меняются ли они от момента к моменту? Может ли компьютер что-нибудь напечатать? Сам по себе – нет, если мы не будем нажимать на клавиши. Может ли компьютер обрабатывать информацию? Может ли он сломаться? Нужна ли компьютеру наша помощь – это отдельный вопрос, однако компьютер функционирует. 

Здесь мы подходим к вопросам, связанным с причинно-следственной связью. Компьютер не может функционировать, если он просто лежит сам по себе. Причина, благодаря которой компьютер функционирует, – это человек, который заставляет его работать. Что позволяет функционировать людям? Кислород, пища, есть множество таких вещей. Тем не менее причинно-следственная связь – это отдельная тема. Интересно подумать о том, чем отличается компьютер от нашего ума. Чтобы компьютер функционировал, нужен кто-нибудь отдельный от компьютера – человек, который бы им управлял. Нужен ли кто-нибудь отдельный от ума, чтобы наш ум функционировал? Нет. Это концепция души, которая опровергается в буддизме, – душа, отдельная от ума и управляющая им, словно ум – это компьютер. 

Таким образом, у нас есть синтетическое соединение и синтетический тип. Есть и другие аспекты целого. Например, предложение состоит из частей, но части предложения не существуют одновременно, не происходят в одно и то же время, не так ли? Когда мы слышим слово, каждый слог происходит в одно мгновение. Когда мы слышим второй слог, то уже не слышим первый. Предложение – это синтез частей, происходящих в разное время. Синтетическое соединение, или целое, например компьютер, – это не только продукт синтеза на основе частей, которые присутствуют одновременно. Компьютер существует не только в течение одного мгновения, не так ли? Компьютер как единое целое и как тип объекта – это явление-приписывание, которое длится в качестве континуума всё время существования объекта. Хотя от момента к моменту он устаревает и приближается к поломке, синтетическое соединение, целый компьютер, продолжает существовать. Он остаётся компьютером – вот о чём мы говорим.

Ментальный синтетический объект

Также существует ментальный синтетический объект (don-spyi). Он связан с чувственной информацией. Что мы видим, когда смотрим на компьютер? Мы видим цветную форму, не так ли? Мы видим чёрный объект, напоминающий по форме коробку. Тем не менее компьютер – это не просто чёрная форма, не так ли? Это объект, который включает в себя разную чувственную информацию. Представьте, что ваш друг использует компьютер в соседней комнате и вы слышите, как он печатает на клавиатуре. Слышим ли мы звук компьютера? Да. Компьютер – это явление-приписывание в том числе на основе этого звука. Если мы возьмём компьютер в руки, мы чувствуем физическое ощущение. Это тоже компьютер? Да.

Компьютер – это синтетический объект, основанный на разнообразной чувственной информации. Это то, что мы называем условным объектом (tha-snyad spyod-yul, условный общепринятый объект). Условный объект – это приписывание на основе всей информации, которую получают наши органы чувств, а также на основе всех частей и последовательности всего этого, которая длится всё время существования объекта. Компьютер – это условный объект. Всё, что мы видим, – это условные объекты.

Общее в контексте языка 

Следующий тип общего включает статичные явления, а именно смысловые и звуковые категории. Эти нестатичные продукты синтеза могут быть познаны и неконцептуально, и концептуально, в то время как статичное общее может быть познано только концептуально. 

Звуковые категории

Давайте начнём с категорий, относящихся к языку. Я называю их звуковыми категориями (sgra-spyi). Подумайте о том, как звучит слово «компьютер». Это слово можно произнести по-разному, например, разными голосами – мужским, женским, детским, компьютерным – или с разной громкостью и даже с разным акцентом. Как бы его ни произносили, мы каким-то образом объединяем всё это в одну звуковую категорию: это звук слова «компьютер». В противном случае как бы мы поняли, что два человека произносят одно и то же слово? Звучание отличается, но мы пользуемся звуковой категорией. Чтобы мы поняли, что нам говорит человек или что говорят разные люди, нам нужно понять услышанное через призму звуковой категории, благодаря чему мы каким-то образом сопоставляем все варианты произношения слова и распознаём их как одно и то же слово. Эта категория статична, она не меняется.

Она не упоминается в текстах или в объяснениях, но, думаю, аналогией этой категории было бы написанное слово «компьютер». Оно может быть разного цвета и размера, может быть написано от руки или напечатано. Мы как-то воспринимаем все эти слова как слово «компьютер», как образ написанного слова «компьютер». Думаю, это похожая аналогия. Подумайте над этим. Удивительно, как мы всё это понимаем. 

Хотя звуковые, словесные категории не меняются, нам нужно о них узнать. В детстве нам нужно было выучить слово «компьютер». Мы можем услышать речь на языке, которого не понимаем, и тогда не будем различать отдельные слова, не так ли? Это особенно верно, если человек говорит очень быстро. Нам нужно выучить слова. Конечно, мы можем их забыть. Если вы изучали язык в детстве, но мало на нём разговаривали, то, повзрослев, вы уже не будете его помнить. 

Смысловые категории

Когда мы концептуально познаём звуковые категории и слова (причём это необязательно должны быть слова, это может быть звук мотора машины), мы можем либо знать их смысл, либо не знать. Существуют смысловые категории (don-spyi). Это тот же самый термин синтетический объект, который мы уже упоминали. То есть, когда мы слышим звук слова и понимаем, что он соответствует звуковой категории, мы также можем отнести его к смысловой категории (что слово означает) или к категории объекта (к чему слово относится).  

Например, мы впервые слышим слово «компьютер» или слышим это слово на языке зулу. Мы понятия не имеем, что оно значит. Кто-нибудь учит нас этому слову: «Повторите слово», и мы его повторяем. Например, мы повторяем это слово на китайском. Опять же, у нас всё ещё нет понимания, что оно значит. Тем не менее, когда это слово произнесут два человека с разными голосами, мы сможем различить его и понять, что они сказали одно и то же. Мы знаем, что они произносят одно и то же слово. У нас нет представления о том, что оно значит, или к чему оно может относиться. Мы воспринимаем звуки, которые произносят два человека, посредством звуковой категории; эти люди произносят одно и то же слово. Или мы слышим несколько звуков, издаваемых мотором нашей машины. Мы знаем, что их издаёт мотор машины, но не знаем, что они указывают на неисправность. Мы не знаем, что они значат. Это смешной звук, мы слышим странный звук. Мы не знаем, что он значит, но он подозрительный. 

Мы можем добавить к звуковой категории смысловую категорию или категорию объекта, которая указывает, что он означает и к чему относится. Во многих случаях значение и объект совпадают, хотя иногда можно провести различие. Мы слышим слово «компьютер» и знаем, что оно значит: под этим словом подразумевается устройство, которое может делать то-то и то-то, и это слово относится к объекту, который стоит на столе. Как мы видели, мы можем представить этот объект с помощью ментального аспекта или голограммы, которая будет представлять его в нашем мышлении, и это происходит посредством определителя (концептуального изолята). Также объект может быть представлен звучанием слова, что происходит в вербальном мышлении.

Мы думаем о компьютере, и в нашем ментальном сознании звучит слово «компьютер». В нашем уме звучит ментальный звук слова, его произносит «голос в голове». Я имею в виду, мы бы так это описали, мы так это воспринимаем. Мы думаем посредством звуковой категории слова «компьютер», к которой не привязан никакой звук: это общая категория, в которую включено то, как это слово может быть произнесено кем угодно. Тем не менее, когда мы используем эту категорию, мы сужаем её до конкретного ментального звука, до звуковой ментальной голограммы. Эта ментальная голограмма звука представляет в нашем уме категорию, когда мы думаем с её помощью, и тогда так называемый голос в нашей голове произносит: «Компьютер». 

У нас есть звуковая категория слова, есть звучание слова и есть само слово. Это разные вещи. Слово – это синтетическое соединение слогов, явление-приписывание на основе слогов: ком-пью-тер. Три слога. Поразмышляйте над этим. Что происходит, когда мы произносим слово «компьютер» в уме? Не забывайте, что не существует маленького «я», которое сидит в голове и говорит в микрофон. Все эти явления просто возникают, они просто происходят. Нет отдельного «я», которое производит этот процесс, подобно человеку, сидящему за компьютером и печатающему текст.

У нас есть звуковая категория. Когда мы думаем, категорию может представлять определённый ментальный звук; в нашем уме возникает не просто общая категория. Если мы знаем, что такое компьютер, то, когда мы будем о нём думать, вместе со звуковой категорией у нас появится смысловая категория, которая также будет ссылаться на категорию объекта. Это смысл того, что такое компьютер, и объект, который его представляет. 

Допустим, мы думаем о компьютере вербально. Наше мышление необязательно должно принимать словесную форму: мы можем просто представить образ компьютера. Если об этом задуматься, это очень интересно. Когда мы думаем, что восемь плюс семь равняется пятнадцать, возникает ли у нас в голове ментальная картинка с цифрами, под которыми проведена черта, стоит знак плюс и так далее? Или мы смотрим на три ручки на столе и думаем, что их три. На столе три предмета, мы думаем «три», но нам необязательно мысленно произносить слово «три»: мы всё равно понимаем, что их три. Нам даже необязательно их считать. Очень интересно, как работает ум, как мы познаём вещи.

Если мы подумаем о собаке, очевидно, каждый из нас представит собаку по-своему. А что нам представляется, когда мы думаем о том, как «хорошо провести время»? «Я хорошо провожу время». Что это значит для каждого из нас? Наши представления об этом могут отличаться, может отличаться объект, который относится к тому, что мы назвали бы хорошим времяпрепровождением, не так ли? Для кого-нибудь другого этого не будет хорошим времяпрепровождением. Существует ли такая вещь, как хорошее времяпрепровождение? Все знают, что такое «хорошо провести время», но из этого не следует, что все будут обозначать этим словом одно и то же занятие. Это не то же самое, что несуществующее явление, например чудовище. Это подводит нас к философской дискуссии о том, может ли какое-либо занятие существовать как хорошее времяпрепровождение со своей стороны или оно существует лишь с точки зрения нашей концепции о хорошем времяпрепровождении? Если бы оно существовало как хорошее времяпрепровождение со своей стороны, то все должны были бы согласиться, что это оно. Мы можем воспринимать это событие как скучную лекцию, а другой человек будет воспринимать его как хорошее времяпрепровождение. Для нас же это будет пыткой, мы не будем считать это хорошим времяпрепровождением. 

Из этого можно сделать много выводов, о которых я не буду рассказывать, но синтетический тип – это очень глубокая тема. Синтетический тип – это объект или это также процесс обозначения? В моём восприятии эта вещь является компьютером. Если бы у меня был двухлетний сын, для него это была бы игрушка, а не компьютер. Что это? Кто знает, как эту вещь воспринимает кошка. 

Мы достаточно поговорили об общем, то есть о категориях. Частное – это отдельные явления, которые относятся к какой-либо одной категории. Также одно явление может относиться ко множеству категорий. В контексте различных буддийских философских систем мы очень аккуратно анализируем (это непростая тема), где можно обнаружить определяющие характеристики (mtshan-nyid), которые позволяют нам верно относить объект к той или иной категории. Находятся ли определяющие характеристики в самом объекте? Или они существуют только в словаре? Их придумали люди? Что такое определяющие характеристики? В этом не так просто разобраться. В отношении компьютера мы могли бы сказать: «Он выполняет такие-то функции, в нём есть то и это». Однако что мы можем сказать об эмоциях? Например, когда мы чувствуем любовь, у каждого из нас возникают разные чувства. 

Концептуальное мышление при помощи категорий связано с темой памяти, поэтому давайте немного о ней поговорим. 

Во-первых, слова «память», «запоминать», «вспоминать», «памятование» – это одно и то же слово в тибетском и на санскрите (dran-pa, санскр. smṛti). Здесь имеется в виду нечто наподобие ментального клея. Благодаря ему мы можем удерживать на чём-либо своё внимание и не терять этот объект. Так звучит определение. Мы говорим не о хранении информации и не об извлечении информации из хранилища памяти. Мы говорим о процессе, когда мы на самом деле помним.  

Например, мы находимся в «Тибетском центре». Что происходит в настоящем? Мы находимся в этом центре и слушаем лекцию о потерянном ноутбуке. Позднее прослушивание лекции станет уже не происходящим событием, но мы сможем о нём вспомнить.

Это сложная тема, и я попытаюсь немного упростить объяснение. Вспоминание о чём-либо работает так же, как и склонность (sa-bon). Например, если рассмотреть гнев, мы злимся не всё время. Иногда гнев как ментальное состояние или ментальный фактор находится в проявленной форме и происходит в настоящем, а иногда он продолжается лишь как склонность. Подобно времени или «я», склонность – это изменяющееся явление, которое не относится ни к формам физических явлений, ни к способам осознавания. Хотя используемый термин буквально означает «семя», не следует представлять себе материальный объект. Склонность – это явление-приписывание на основе серии похожих событий. Мы злились в такой-то ситуации, потом мы опять разозлились, а потом снова и снова. У нас есть частные случаи гнева – ситуации, в которых мы злились. Как мы можем их объединить? Мы бы сказали: «Существует склонность злиться». В каком-то смысле, когда мы объединяем данные ситуации, это обобщение. Каждый раз, когда мы злимся, мы чувствуем не совсем одно и то же, верно? Это частные случаи, относящиеся к более широкой категории «злиться». Это ещё один хороший пример частного и общего, или категории. 

То же можно сказать о вспоминании. Мы слушали лекцию в «Тибетском центре». Позднее мы вспоминаем, что здесь происходило. Как это работает? Есть категория объекта – пребывание в буддийском центре и прослушивание лекции. Через призму категории возникает определитель (концептуальный изолят), который сводит всё это к ментальной голограмме, представляющей пребывание в «Тибетском центре». Возникает ментальная голограмма, которая представляет в нашем уме, каким был наш опыт прослушивания лекции и пребывания в этом центре. Вот что интересно: каждый раз, когда мы вспоминаем о своём пребывании здесь, появляются разные ментальные голограммы, не так ли? Мы вспоминаем что-нибудь новое. Наши воспоминания не остаются совершенно одинаковыми. Тем не менее все эти воспоминания можно объединить: «Я помню, что был там». 

Более того, мы вспоминаем об этом не всё время. Мы не памятуем об этом постоянно (вспоминание – это то же самое, что памятование), то есть у нас нет ментального клея, который удерживал бы концептуальную мысль, общность или категорию «посещение буддийского центра» и то, что могло бы представлять это событие в нашем уме. Когда мы вспоминаем, возникает этот «ментальный клей». Удерживание воспоминания – это памятование. Мы держимся за общую категорию – «посещение буддийского центра» – и за ментальное представление, ментальную голограмму. Это может быть ментальное изображение или воспоминание о том, как звучал мой голос. Она может быть чем угодно, даже чувством: «Я помню, что был совершенно сбит с толку». Мы можем вспомнить что угодно, что представляло бы наше пребывание здесь. Но иногда наше ментальное представление, связанное с воспоминанием о событии, отражает нечто, чего на самом деле никогда не происходило. Это ложное воспоминание.

Как бы то ни было, как мы обобщаем все эти воспоминания о пребывании здесь? Ментальное изображение всегда будет разным, поскольку это событие больше не происходит. Мы не сможем по-настоящему вспомнить то, что уже не происходит. Это недостоверно. Срок годности этого явления истёк, оно похоже на прокисшее молоко, которое испортилось.

Мы бы сказали, что у нас есть склонность вспоминать, для этого используется то же самое слово «склонность» (sa-bon). На Западе мы назвали бы это памятью, но речь идёт не об отпечатавшейся в нашем мозге энграмме. Возможно, у этого есть физический компонент, мы не отрицаем этого. Тем не менее в буддизме мы не говорим об энграмме, хотя и не отрицаем её существование; эта теория не противоречит тому, о чём мы говорим. В буддизме всегда говорят о происходящем с точки зрения нашего опыта: мы не пытаемся объяснять эти процессы с точки зрения химии. 

Таким образом, существует склонность. При каких обстоятельствах из склонности возникнет мгновение вспоминания прошедшего события? Например, мы услышим слово «компьютер». Это будет непосредственно предшествующим условием (de-ma-thag rkyen), которое мы обсуждали, когда говорили о разных типах причин. Непосредственно перед тем, как мы вспомнили о посещении этого центра, мы услышали слово «компьютер». Это похоже на то, как собака слышит звон колокольчика. Довольно мило, не правда ли? Но не все будут вспоминать нашу лекцию: каждый раз, когда мы будем слышать слово «компьютер», у нас будут возникать разные переживания; возможно, мы вообще не будем думать об этой лекции.

Возникает интересный вопрос, на который я не могу ответить сходу: почему, когда одни люди услышат слово «компьютер», они тут же вспомнят, как они были в этом центре, а другие не вспомнят? Возможно, это связано с эмоциями, которые, как бы мы сказали на Западе, произвели на нас в тот момент впечатление, например, насколько сильную привязанность или запутанность мы испытали.

Также мы не развили идеальное памятование, наш ментальный клей работает слабо. Мы отвлекаемся, и ментальный клей ослабевает. Тогда мы перестаём помнить, то есть забываем. «Забыть» означает перестать помнить. Западная концепция слова «забыть» немного отличается от буддийской. «Я забыл» значит, что я никогда не смогу вспомнить. Например, когда мы на чём-нибудь сосредотачиваемся и наш ум начинать блуждать, мы забываем, что сосредотачиваемся на объекте (наше памятование ослабевает), и нам приходится возвращать внимание обратно. Хотя нам может казаться, что мы о чём-нибудь забыли, позднее что-нибудь может нам об этом напомнить и мы вспомним. Такое случается, не правда ли? «Я забыл, что это случилось, – но нам кто-нибудь напоминает, что мы делали, когда были в старших классах школы 40 лет назад, – Ах, да, помню». Бывает интересно, когда другие люди помнят то, чего мы не помним: «Не помню, чтобы я такое говорил. Не помню, чтобы я такое делал». Кто знает, чьи воспоминания точные?  

Таким образом, ментальное представление может быть не очень точным. Мы можем о чём-нибудь не помнить, но у нас сохраняется склонность, благодаря которой мы всё-таки сможем вспомнить это позднее. Это не потому, что у нас срабатывают защитные механизмы: это происходит из-за того, что наше памятование работает неправильно, мы не можем удерживать воспоминание. Если бы наше памятование было совершенным, мы могли бы удерживать воспоминания столько, сколько захотели. Наше памятование несовершенно. Мы им не управляем, хотя теоретически мы можем этого добиться. Если бы мы могли им управлять, то сказали бы: «Моя сессия вспоминания этого события закончилась», и перестали бы об этом думать. Воспоминания не возвращались бы к нам просто так, мы стали бы заниматься другими делами. 

Это очень продвинутое состояние, не правда ли? «Я не буду думать о чудовище в шкафу». Этого сложно достичь. Если бы наше памятование было очень хорошим, мы могли бы поддерживать памятование столько, сколько бы нам захотелось, например, сосредотачиваясь на объекте. Когда мы решили бы, что хотим перестать поддерживать памятование, мы бы остановились и перестали думать об объекте. Для нас это трудно. Например, представьте, что вы были в отношениях с человеком, а затем расстались. Вы продолжаете об этом думать. Можете ли вы сказать: «Я думал об этом пять минут. Больше я об этом думать не буду, не буду об этом вспоминать». Мы не можем так сделать. Тем не менее, если бы наш ум был хорошо натренирован, мы могли бы поддерживать памятование объекта в течение ограниченного отрезка времени, а потом прекратить. Если бы мы были буддами, то могли бы вечно поддерживать памятование обо всех явлениях и в нашем уме не возникало бы запутанности.